Как только принцесса немного освоилась в своих новых покоях, она решила их усовершенствовать. Серебряную парчу и обои из прежней спальни она велела перенести в новую «и убрать вновь, а тот убор поручить тому же мастеру Короваку». Обер-гофмаршал приказал Камер-цалмейстерской конторе[20] отпускать Караваку всё необходимое, «понеже оная опочивальня имеет быть убрана вновь против прежней гораздо более, чего ради надлежит быть к прежним вещам довольному прибавку». В помещении появились новые предметы мебели — канапе, шесть кресел и 12 стульев.

Мастера и «золотошвейные мастерицы» (казенные и вольные из жен гвардейских солдат) требовали «к вышиванию стенных богатых серебряных обоев» и для других работ сученого серебра, серебряных кистей, шнурков и ниток, гродетура[21], фланели и шелка разных сортов, которых в наличии не имелось и пришлось приобретать у купцов. В итоге дизайнерская задумка правительницы осуществилась только в сентябре. К этому же времени была изготовлена и мебель, также обитая серебряной парчой. Пол в своей спальне Анна приказала застелить «овечьими серыми полостьми» и покрыть коврами отечественной фабрики купца Затрапезного — но, по-видимому, потом передумала; в июле пол был обит тонким зеленым сукном. В июне в этой же спальне она решила установить перегородку, обить ее «бархатом малиновым с завесами такого ж бархата, обложа позументом широким и узким в два ряда, да полторы дюжины стульев обить тем же бархатом и обложить в два ряда позументом», что и было исполнено «гардемебелем» Петром Павловым «с крайним прилежанием».

Прочие покои принцесса также стремилась переделать по-своему. «Преображенского полку сержант Андрей Возницын» и 35 солдат шили для них обои малинового штофа, а адмиралтейские резчики изготавливали мебель. Осенью 1741 года Анна взялась за переделку интерьеров всерьез: 12 октября Левенвольде приказал «в прежних покоях принцессы Анны… обои камчатные[22] снять, а обить шпалерами[23]»; 5 ноября велено было в другой комнате одну дверь обить «полстьми[24] красными»; 13 ноября — в еще одно помещение поставить ширмы, обитые зеленым штофом и по борту позументом золотым узким, а с другой стороны тафтой[25] или камкой.

Для своих апартаментов Анна заказала ночной горшок — судно, обитое красным тонким сукном, а сверху — малиновым бархатом, с медным тазом внутри. Был изготовлен также небольшой плетеный из камыша стульчик «в наволоках» — бумазейной[26] и атласной и ломберный столик пальмового дерева с обивкой из малинового бархата и золотым позументом с бахромой. Другой столик, орехового дерева, она попросила оклеить зеленым бархатом и обить золотым позументом, а еще один — переделать из четырехугольного в треугольный и на все столики сделать чехлы из зеленой тафты с фланелевой подкладкой.

В библиотеке Анна распорядилась покрыть пол шерстяными коврами, изготовить два шкафа и ширму желтого штофа, за которой стояла односпальная кровать. В «уборной палате» было поставлено «самое большое» зеркало в медной золоченой раме, а пол также застелен коврами. Сюда же она приказала доставить два ореховых кабинета[27] и установить односпальную кровать на четырех столбах, с малиновыми штофными занавесами и золотым позументом по борту, «таким манером и мерою, как имелась в Летнем доме в ея спальне». Кровать в марте 1741 года была доставлена, но заказчица велела переделать ее так, «чтобы против прежнего была в ширину более 6 вершков». На окнах уборной Анна приказала сделать ставни с крюками для запирания²⁵⁶. Кажется, принцессу уже перестала устраивать односпальная кровать, а ставни должны были уберечь от любопытных взглядов…

Рядом с апартаментами правительницы находились опочивальня и кабинет ее сына-императора. Младенец-государь жил там под надзором постоянно состоявшей при его особе «генеральши суперинтендантши» Анны Федоровны Юшковой и кормилицы Катерины Ивановой. В опочивальне стояли изготовленные по указанию матери императора две дубовые обитые парчой и тафтой колыбели с маленькими матрацами, подушечками и одеяльцами; еще одну «колыбель из прутьев» Анна Леопольдовна повелела сделать в сентябре 1741 года. Юшкова заказала для царя маленькие дубовые кресла и табурет; у стен стояли покрытые алым сукном скамеечки с пуховыми подушечками. Имелось и деревянное высокое кресло «на колесцах» — очевидно, таким образом маленький государь мог совершать выход к гостям²⁵⁷.

Младенец-император, не ведая о том, уже исполнял государственные обязанности — мать устраивала «аудиенции», вынося его к своим гостям, например шведскому посланнику Нолькену, и малыш кивал головкой незнакомому дяде. От его имени издавались указы и составлялись письма зарубежным правителям. «…Бог… изволил ее императорское высочество и любовь нашу, вселюбезнейшую государыню мать, великую княгиню и правительницу империи нашей 15 сего месяца пред полуднем от ее доныне имевшего супружественного бремяни милостиво разрешить», — извещал император Иоанн III своего испанского коронованного «брата» Филиппа V спустя два дня после рождения сестры, «благообразной принцессы и великой княжны российской» Екатерины²⁵⁸.

Для исполнения «служебных обязанностей» ему полагались кабинет и при нем «министерская комната», два покоя выделялись для советников и секретарей с переводчиками, «галерея в семь покоев» с зеркальными стеклами и два зала предназначались для разных придворных торжеств. Анна Леопольдовна посчитала необходимым и тут обновить обстановку. В апреле она через Левенвольде приказала в семи помещениях при галерее снять все прежние обои и сделать новые из французских и московских штофов разных цветов, с завесами, укладывая в два ряда золотым позументом «против того, как убрано в ея высочества опочивальне»; для каждого из этих покоев сделать по 12 стульев, обить их штофом под цвет обоев и обложить в два ряда позументом. Ремонт в императорских комнатах не прекращался: производились работы столярные, резные, малярные, золотарные, литейные, каменные (мраморные); делались печи и «камельки»; для живописных работ главный придворный художник и декоратор Луи Каравак требовал листового золота и пудами заказывал краски — «белил русских» и «немецких», лазури берлинской, охры, «бакану самого доброго», жженой слоновой кости, арпигиенту, киновари, «яри веницейской»[28].

А принцесса уже давала новые указания. 2 июня 1741 года в новоубранные покои возле галереи были поставлены четыре больших французских зеркала, прежде находившихся в комнате маленького государя. На обитые штофом стулья были пошиты чехлы. 30 июля Левенвольде объявил Камер-цалмейстерской конторе приказ правительницы: «…разос[т]лать в галерее на пол от дверей до трону сукно красное, шириною в 7 полотнищ, обложа кругом по борту позументом золотным средним, да сделать три кресла, из них одно, которое имеет быть поставлено на трон, обить бархатом пунцовым и по краям позументом в один ряд широким, в другой узким, и два, для отсылки на двор генерала адмирала графа Остермана, обить штофом малиновым в один ряд позументом золотным широким». Размах работ был таков, что мастеров не хватало и гофинтендантская контора требовала их из гвардейских полков и других учреждений; но те присылать специалистов отказывались под предлогом имевшихся «нужных дел».

Кажется, парадные апартаменты полюбились правительнице. Здесь, сидя на троне, царственный младенец вместе с матерью-регентшей давал аудиенции турецкому и персидскому послам, в галерее же устраивались маскарады. В одном из покоев был в октябре 1741 года поставлен выписанный из Англии бильярдный стол с зеленым сукном. Играла ли на нем сама правительница или ее приближенные, нам неизвестно.