— Честно сказать, я не это имел в виду, Роберт… — скрепя сердце, признался Нойман. — Но твой вариант… Мы все-таки солдаты, а не мясники… Боюсь, что…

— Герр оберстлёйтнант, давайте начистоту, — неожиданно жестко произнес старший мастер-наставник, — здесь все свои… И делаем мы одну и ту же грязную работу.

— Согласен, — кивнул директор, понимая, куда клонит старший мастер-наставник.

— Нам нужен результат, не так ли? Причем такой, чтобы ни один «золоченый фазан» из министерства даже не заикнулся, что мы тут впустую тратим казенные средства и отъедаем в тепле задницы, тогда как на фронте каждый день гибнут настоящие немцы…

— Я знаю это не хуже тебя! — вскипел Бургарт, приподнявшись со своего кресла.

— Тогда засунем в… куда подальше наши… Война — это сплошное дерьмо, кровь и… Вы это знаете лучше меня, герр Нойман! Так давайте докажем всем, что мы выполняем свой долг здесь, в тылу, так же хорошо, как это делают на передовой!

— Ты прав, — согласился Нойман, взяв себя в руки, — оставим сантименты до конца войны. Это всего лишь унтерменши. Итак, господа офицеры, к завтрашнему дню разработать план военно-спортивной игры. Проработать его на местности… В общем, учесть все особенности. Прикинуть примерное количество личного состава участников со стороны «Псарни» и количество «мяса». Старший мастер-наставник Франц направляется в командировку… Может, нам еще и не дадут этих… китайцев.

— Я постараюсь выбить нужное количество, герр оберстлёйтнант.

— Хорошо. Возьми для начала немного… Для пробы… Если все пройдет…

— Я понял, герр Нойман. Все пройдет отлично!

— Дай-то Бог! — шумно выдохнул Нойман. — Господа офицеры, все свободны! Жду вас завтра с наброском игры… Если понадобится моя помощь — вы знаете, где меня найти. Зиг хайль!

05.05.1949

Рейхскомиссариат «Украина».

«Псарня» — первый детский военизированный интернат для неполноценных.

Утром через центральные ворота усадьбы на территорию «Псарни» въехали два грузовых автомобиля. Один из грузовиков был набит под завязку изможденными китайскими военнопленными. Кузов другой машины занимала вооруженная охрана сопровождения. Едва машины остановились, автоматчики согнали выгрузившихся из машины узников в старый сарай.

— Ну что ж, — довольно произнес Франц, дождавшийся окончания разгрузки «живых мишеней», — пора трубить общий сбор!

С первыми сигналами сбора из казарменных бараков выбежали мальчишки. Быстро, почти без суеты, малолетние унтерменши занимали свои места в строю. Вскоре псы уже стояли ровными рядами, выпятив грудь и втянув животы.

Дождавшись появления Ноймана, старший мастер-наставник привычно рявкнул:

— Школа! Равняйсь! Смирно!

Мальчишки застыли, затаив дыхание.

— Герр оберстлёйтнант, — доложил старший мастер-наставник, — личный состав «Псарни» на репетицию празднования годовщины школы выстроен!

— Продолжайте репетицию, — произнес Нойман, отходя в сторону. — А я погляжу…

— Яволь, герр оберстлёйтнант! — щелкнул каблуками Роберт. Курсанты, — торжественно произнес Франц, стоя перед строем подтянутых кадетов, ничем не напоминающих прошлогоднюю толпу малолетних оборванцев, — сегодня мы репетируем празднование годовщины вашей службы на благо Рейху! Вы все доказали, что являетесь настоящими мужчинами! От лица командования благодарю вас за службу!

— Зиг хайль! Зиг хайль! Зиг хайль! — троекратно прокричали ломающимися голосами подростки, выбросив вперед руку в едином заученном жесте.

— Но учеба наша еще не закончена! Каждый солдат Рейха должен быть готов в любой момент отдать свою жизнь… — Франц сделал театральную паузу, а затем продолжил свою речь с маниакальным блеском в глазах: — Но самый лучший солдат вместо того, чтобы сдохнуть — отнимет жизнь у врага Рейха! Сегодня… Сегодня вас ждет первое боевое крещение, — огорошил кадетов старший мастер-наставник, — которое и покажет, имеете ли вы право называться «псами»!

По его сигналу на плац перед строем охранники выгнали троих измученных китайцев из сарая.

— Эти желтые обезьяны недостойны дышать с нами одним воздухом! — во всеуслышание заявил немец. — Они должны быть уничтожены! Кадет Путилофф!

— Я, герр старший мастер-наставник!

— Шаг вперед!

— Яволь! — Вовка, терзаясь смутными догадками, вышел из строя.

— Держи, кадет! — старший мастер-наставник расстегнул кобуру и протянул тяжелый табельный «вальтер» мальчишке, предварительно сняв пистолет с предохранителя. — Убей эту макаку! — ощерившись, приказал он воспитаннику.

Вовка зажал рифленую рукоять пистолета во вспотевших ладонях так, что побелели костяшки пальцев. Над плацем повисла гнетущая тишина. Вовка поднял руку, прицелился, закрыв один глаз. Пистолет ходил ходуном в вытянутой руке паренька. Лоб покрылся испариной. Тяжелые капли пота сбегали по кончику носа и капали на серый пыльный асфальт. Охранники-немцы, прибывшие вместе с китайцами, с интересом ждали дальнейшего развития событий. Ждал Нойман, ждали учителя и наставники, затаив дыхание, ждали курсанты. Казалось, что замерло само время…

— Смелее, курсант! — негромко произнес Франц сквозь сжатые зубы. — Это же тупая скотина, умеющая только жрать и плодиться со скоростью саранчи! Стреляй!

— Не… могу… — выдохнул мальчишка, обессиленно опуская пистолет.

— Вот, значит, как? — удивленно приподнял одну бровь старший мастер-наставник. — Дай сюда оружие! — жестко потребовал он. — Тебе надоело жить?

— Нет, — опустив голову, бормотал Вовка, изо всех сил стараясь не расплакаться.

— Тогда в чем дело?

— Я… не могу… человека…

— А ведь эта образина тебя не пожалеет! Слышь, ты, китаеза, — обратился Франц к военнопленному, — по-русски или по-немецки понимаешь?

— По-русски мала понимаю, — затряс головой китаец.

— Жить хочешь?

— Оченя хочица! — Раскосые глазки азиата злобно сверкнули.

— Если убьешь сопляка — будешь жить! — громко, чтобы его слышали все, объявил Франц. — Дайте ему оружие!

Один из охранников сунул в грязные руки китайца пистолет. Азиат нервно облизнул узкие губы и, быстро вскинув руку, выстрелил. Два выстрела слились в один — никто не заметил, как успел нажать на курок Роберт Франц. Зато все хорошо заметили, когда во лбу китайца появилась аккуратное красное отверстие. Азиат мешком рухнул на землю. Подскочивший охранник выдернул из сведенных судорогой пальцев оружие. Но выстрел китайца также достиг цели — Вовка, стоя на коленях, зажимал рукой окровавленный бок.

— Почему… вы… не сдержали слова? — шипя от боли, спросил Путилов.

— Давать слово обезьяне — людей смешить, — просто ответил старший мастер-наставник. — Встать, Пес!

Вовка с трудом поднялся с колен. Старший мастер-наставник вновь протягивал ему рифленую рукоять пистолета. Место убитого китайца занял другой его соотечественник. Больше Вольф не раздумывал над тем, хорошо или плохо он поступает… Есть приказ — и он должен быть выполнен любой ценой! Мальчишка сосредоточился, отстранился от жгучей боли, терзавшей простреленный бок. Сухо треснул выстрел в тягучей тишине… Китаец жалобно всхлипнул, хватаясь за грудь… Его тонкие грязные пальцы окрасились кровью, а наполненные болью и слезами раскосые глаза заглянули, казалось, в самую душу. Но Вольф не отвел взгляд, задавив силой воли чувство жалости и сострадания, — перед ним враг! А враг должен быть уничтожен! Иначе уничтожат тебя! Это истина, не требующая больше никаких доказательств!

Наконец глаза китайца потухли, и он кулем осел на землю.

— Курсант… Путилофф… задание… выполнил! — превозмогая боль, доложил пересохшими губами Вольф.

— Отлично, Пес! — похвалил воспитанника Франц. — Благодарю за службу!

— Служу Рейху! — отчеканил Вовка.

— Становись в строй!

— Яволь! — произнес мальчишка, разворачиваясь на каблуках.

Но на свое место в строю Путилов встать не успел: в глазах потемнело, а ноги отказались слушаться. Он свалился на сокурсников, потеряв сознание.