— Становись! — рявкнул он, решив перед обедом наставить на путь истинный новоявленных курсантов. Мальчишки засуетились, толкая друг друга локтями, в жалкой попытке выстроиться по линейке. Это у них плохо получалось. Наконец строй замер.

— Запомните, ублюдки! — зычно заорал Франц. — С сегодняшнего дня вы курсанты спецшколы «Хундюгендс», или попросту — Псы. Все рассмотрели эмблему нашей школы? Поясняю: вы должны быть преданы Рейху как настоящие псы, при отсутствии другого оружия должны рвать врага зубами…

— А метлы? — выкрикнул кто-то из толпы.

— Поганой метлой обычно убирают мусор… А кто будет мусором, я непременно вам сообщу! А сейчас в столовую шагом марш!

Обед оказался шикарным — многим новоиспеченным курсантам-псам такое не могло присниться даже в самых радужных снах. Наваристый суп с мясом, перловка, щедро сдобренная плавленым маслом, хлеба вволю и компот. Причем добавки — сколько съешь, большие кастрюли с едой стояли тут же, посередине стола. А фрукты!!! Самые настоящие яблоки, большие и красные.

«С такой жратвой не жизнь — малина, — похрустывая сочным яблоком, думал Петька, — жаль, что Вовку в карцере заперли…»

После сказочного обеда мысли, словно сытые удавы, вяло ворочались в голове. Клонило в сон. Дав подопечным насытиться, воспитатели повели разомлевших от обильной пищи и бани мальчишек в казарму. Там угрюмый начхоз выдал мальчишкам постельные принадлежности. И они, впервые за всю свою коротенькую жизнь, заснули на чистых хрустящих простынях. Прошел день, другой — их не трогали, кормили как на убой, водили в баню, показывали кино. Неизменно два раза в сутки старший мастер-наставник Роберт Франц строил их на плацу и вбивал в юные мальчишеские головы мысль о том, как им повезло.

— Как вы жили до этого и как живете сейчас?! — надрывался Франц, вышагивая перед строем. — Если вы всей душой будете преданы Рейху, отцам-командирам, будете, не рассуждая, выполнять приказы — вам это зачтется! Не забывайте об этом! Быть воином-псом — большая честь! Подумайте сами, что лучше: быть рабом или настоящим мужчиной-воином?

Старший мастер-наставник умело добивался поставленной руководством Рейха задачи. Спустя пару дней большинство мальчишек с ним соглашались, покачивая в такт словам бритыми головами. Неделя такой вольготной жизни пролетела для Петьки незаметно. Он даже удивился, увидев наутро восьмого дня осунувшегося Вовку. Мальчишку после карцера уже успели помыть и переодеть.

— Вовка, ты как? — спросил Петька, протягивая другу припрятанное с вечера яблоко.

Вовка отрицательно мотнул головой и без сил опустился на кровать.

— Мне в карцере не привыкать, — еле слышно произнес он. — Я в интернате неделю там просидел… — Через минуту мальчишка уже крепко спал.

Через месяц, когда старший мастер-наставник посчитал, что мальцы уже достаточно отоспались и отъелись, для малолетних Псов начался настоящий ад.

— Подъем, засранцы! Быстро! Быстро! — не жалея глоток надрывались мастера-наставники, поднимая мальчишек с теплых постелей. — Кто не успеет построиться во дворе — получит по наряду вне очереди!

Что такое «наряд вне очереди», мальчишки еще не знали, но ничего хорошего от этого наряда не ждали. Поэтому, желая побыстрее одеться, они падали, сбивали друг друга с ног, пытаясь спросонья натянуть на себя грубую курсантскую форму и неразношенные сапоги. Когда они, в конце концов, выстроились неровной шеренгой во дворе, старший мастер-наставник демонстративно выключил секундомер.

— Плохо! — с недовольной миной сообщил он курсантам. — Очень плохо, даже для первого раза. — Значит, будем тренироваться! Поясняю вам, доходяги, что в любом армейском формировании существуют определенные нормативы! В идеале вы должны подскакивать, одеваться и строиться не более одной минуты! Если сделать скидку на вашу славянскую тупость, неподготовленность и возраст, три минуты — хороший результат! Но вы умудрились не уложиться даже в это время! Вы пока даже не «мясо», вы — смердячий «тухляк». Итак, после физзарядки вы с командирами Zug…[13]

— С кем? С командирами сук? — донесся смешок из строя.

— Курсант Путилов! Шаг вперед! — скомандовал Франц.

— Ну? — Вовка, засунув руки в карманы, смело вышел из строя.

— Я так понимаю, что неделя в карцере тебя ничему не научила?

— В гробу я твой карцер видел, в белых тапк… ах…

Франц коротко, без замаха ударил Вовку кулаком под дых. Мальчишка задохнулся на полуслове, сложился пополам и упал на землю, беззвучно разевая рот.

— Повторяю еще раз, тупоголовые, каждое нарушение дисциплины будет строго караться! Неподчинение приказам — караться вдвойне! Неуважение к командирам — караться втройне! Если до сего дня с вами обращались как с хорошей скотиной: только поили и кормили, ничего не требуя взамен, — то теперь с вас будут спрашивать по полной! Все всё уяснили?

— Да. Уяснили. Поняли… — вразнобой отвечали мальчишки.

— Не понял? — рыкнул Роберт Франц. — Как нужно отвечать командиру?

— Яволь, герр старший мастер-наставник! — нестройным хором грянули мальчишки.

— Другое дело! — «подобрел» Роберт. — Продолжаем, после физзарядки вы с вашими наставниками-воспитателями, то есть взводными, — пояснил он, — приступаете к отработке нормативов подъем-отбой… Путилов, встать в строй! — приказал Вовке Франц, когда мальчишка немного пришел в себя. — После тренировки — завтрак. После — занятия по военному делу. Потом — обед. После обеда — небольшой отдых… Отдыхают все, кроме Путилова, — он вооружается тряпкой и драит на кухне посуду… Да, кто командир взвода Путилова?

— Мастер-наставник Сандлер, герр старший мастер-наставник! — вытянулся по стойке смирно молодой воспитатель.

— После обеда выдать Путилову пять ударов плетью, чтобы жизнь малиной не казалась! После — на кухню! Все уяснили, что оскорбление командира будет караться втройне?

— Яволь, герр старший мастер-наставник! — на этот раз более слаженно ответили мальчишки.

— Далее: после отдыха — занятия. После — кросс, затем ужин, построение и отбой. Господа воспитатели, приступайте к выполнению своих обязанностей! Зиг хайль!

Плеть со свистом рассекала воздух. При каждом обжигающим спину ударе Вовка вздрагивал, но не кричал. Соленый вкус крови во рту от прокушенной губы давно стал привычным — Вовка совсем перестал обращать на него внимание.

— Четыре. Пять. — Сандлер монотонно считал удары, не проявляя особого интереса к экзекуции. Но бил сильно. С оттяжкой. На месте удара тут же вспухали багровые кровоточащие полосы. — Все, Путилов, подъем, — сообщил он Вовке, отработав положенное количество движений плетью. — Шагом марш в лазарет — пусть тебе обработают спину. Не хватало еще, чтобы загноилось…

Вовка с трудом поднялся на ноги. Спина горела, ноги дрожали и подгибались, но он нашел в себе силы выпрямиться и без страха взглянуть в глаза мастеру-наставнику. К своему изумлению, Вовка не увидел в его лице каких-либо эмоций: ни злобы, ни жестокости, ни брезгливости. Обычно лица людей, избивавших мальчишку, искажались ненавистью, но Сандлер оставался спокойным и холодным, словно только что выпорол не провинившегося унтерменша, а бездушное бревно. Еще раз наставник удивил мальчишку, когда, встретившись с ним взглядом, произнес:

— Ничего личного, курсант. В следующий раз будь умнее… А теперь марш в лазарет!

После того как местный эскулап обработал Вовке спину жутко едкой настойкой, мальчишка поплелся на кухню, где его поставили у большой ванны, забитой до краев грязной посудой. Примерно через час на кухню заявился наставник Сандлер. Перебросившись парой слов с поваром, взводный окликнул Вовку:

— Путилов, ко мне.

Вовка бросил в ванну недомытую тарелку и подошел к наставнику, гордо подняв подбородок и выпятив грудь. На самом деле он старался, чтобы располосованная кнутом спина не терлась о грубую ткань форменной тужурки.