— Советник, — произнес Таргост, когда Малогарст подковылял к нему.

— Магистр ложи, — отозвался Малогарст, не отставая от Таргоста, несмотря на сросшуюся массу костей и хрящей в его тазу и нижней части позвоночника, которая упорно не исцелялась. Он помогал себе при ходьбе эбеновой тростью с янтарным навершием, однако Таргост подозревал, что раны советника были уже не столь изнуряющими, как тот изображал.

— Сомневаюсь, что на борту «Мстительного духа» есть более заброшенное место, — с ухмылкой сказал Малогарст. — Разумеется, ты же понимаешь, что ложе больше нет нужды таиться в тени.

Таргост кивнул.

— Знаю, но старые привычки, понимаешь?

— Абсолютно, — согласился Малогарст. — Традиции необходимо поддерживать. И сейчас даже в большей степени.

Малогарст заработал кличку «Кривой» за свой разум, который плел лабиринт интриг вокруг Магистра Войны, однако старое прозвище приобрело более буквальный смысл во время первых выстрелов войны против Терры.

Против другой Терры, где заблудший глупец, считавший себя Императором, пошел против Сынов Гора.

Нет, напомнил себе Таргост, тогда Легион еще был Лунными Волками, название не отражало гордыню ведущего их воителя. Малогарст вылечился и, несмотря на безвкусность старого прозвища, пожелал сохранить его.

Они шли сквозь толпу. Новость о прибытии Малогарста распространялась, и воины расступались перед ними, открыв цель пути.

На приподнятом плинте, покрытом выписанными мелом геометрическими символами, стояли две строительные балки, сваренные в форме буквы «Х». К кресту был прикован лишенный доспеха легионер, голову которого удерживал на месте пересекающий лоб массивный железный зажим.

Геру Гераддону, ранее входившему в Штурмовую Тифонуса, на Двелле пробили легкие два чогорийских тулвара. К тому моменту, как до него добрались апотекарии, лишенный кислорода мозг уже получил необратимые повреждения. От прежнего человека ничего не осталось, одно лишь пускающее слюни тело, которое не могло принести Легиону никакой пользы.

До настоящего момента.

Шестнадцать членов ложи в капюшонах, стоящие кругом вокруг Гераддона, держали плачущих пленников, захваченных при штурме Тижуна. В основном знать, часть уроженцы Двелла, часть приезжие имперцы. Мужчины и женщины, отдавшие себя на милость Сынов Гора лишь для того, чтобы обнаружить, что у тех ее нет. В любой традиционной войне они бы стали предметом торгов, средством переговоров, однако здесь они в целом представляли собой нечто более важное. Они всхлипывали и унижались, умоляя или пытаясь заключить сделку, иные предлагали свою верность, или же куда более ценные вещи.

Когда Малогарст и Таргост ступили на плинт, на зал опустилась благоговейная тишина. Малогарст изобразил, что шаг дался ему с большим трудом, и Таргост покачал головой при виде спектакля советника.

— Давай закончим с этим, — сказал Таргост, протягивая руку.

Малогарст покачал головой.

— Магистр ложи, с этим нельзя так просто торопиться, — произнес он. — Я знаю, что ты всегда действуешь согласно принципам, но это не брешь, которую нужно взять штурмом. Сергар, здесь ритуал — это всё, необходимо соблюдать надлежащий порядок вещей, произносить правильные слова и совершать подношения точно в нужное время.

— Просто дай мне нож, — ответил Таргост. — Произноси слова и скажи мне, когда вскрыть им глотки.

Узники завопили, и их пленители усилили свою хватку.

Малогарст вынул из-под своего облачения длинный кинжал с кривым клинком, сработанным из темного камня. Поверхность была выщербленной и грубой, как у чего-то извлеченного из земли мотыгой дикарей, но Таргост знал, что лезвие отточено так остро, как не в силах сделать ни один оружейник.

— Это… — начал было он.

— Один из клинков, созданных Эребом? — спросил Малогарст. — Нет, разумеется, не из них, однако похожий.

Таргост кинул и принял нож, оценив его вес и сжав пальцы на обернутой в кожу рукояти. Кинжал лежал в руке хорошо, естественно. Создан для него.

— Мне он нравится, — произнес он и повернулся к Геру Гераддону.

Как и он сам, Гераддон не входил в число истинных сынов, черты его лица имели изможденную остроту после детства на Хтонии, которую не смог бы исправить никакой объем генетических улучшений.

— Верный член ложи и свирепый убийца, — сказал Таргост. — Человек, рожденный для штурма. Утрата его воинской силы — удар для Легиона.

— Если то, что я знаю — правда, то Гер еще будет сражаться бок о бок с братьями, имея внутри новую душу.

— То, что Семнадцатый Легион называет демоном?

— Старинное слово, однако оно ничем не хуже прочих, — согласился Малогарст. — Сыны Лоргара называют своих носителей двух огней Гал Ворбак. Наши же станут луперками, Братьями Волка.

Глаза Гераддона были открыты, но незрячи. Его губы разошлись, словно он пытался заговорить, и на грудь потекла слюна.

— Нет ничего от того, кого мы знали, — произнес Малогарст. — Это его возродит.

— Тогда давай закончим с этим, — бросил Таргост.

Малогарст встал перед Гераддоном, положив татуированную руку на его покрытую шрамами грудь. Таргост не помнил, чтобы у Кривого были татуировки, однако распознал их происхождение. Те книги, которые ему показывал Эреб — древние тексты, якобы принесенные на Колхиду со Старой Земли — были полны строфами artes, выполненными точно таким же руническим письмом.

— Держи нож наготове, Сергар, — сказал Малогарст.

— Не тревожься на этот счет, — заверил его Таргост.

Малогарст кивнул и заговорил, но Таргост никогда не слыхал такого языка. Чем больше произносил советник, тем меньше Таргост верил, что это вообще язык в любом доступном ему понимании.

Он видел, как губы Малогарста шевелятся, однако их движения не соответствовали шуму в ушах. Звук напоминал смесь скрежета ржавого металла по камню, предсмертного хрипа и песни без мотива.

Таргост закашлялся, отхаркнув сгусток слизи. Он почувствовал вкус крови и сплюнул на пол. Моргнув, чтобы отогнать секундное головокружение, он крепче сжал каменный кинжал, желчь из желудка стала подниматься по пищеводу. Глаза Таргоста расширились, когда с клинка начал струиться тлетворный черный дым. Миазмы льнули к лезвию, и Таргост ощутил вес убийств, совершенных за долгую жизнь кинжала. Температура стремительно падала, и от каждого выдоха оставался длинный видимый шлейф.

— Пора, — произнес Малогарст, и шестнадцать воинов в капюшонах запрокинули пленникам головы, чтобы обнажить шеи.

Таргост шагнул к ближайшему, юноше с красивым лицом и расширенными перепуганными глазами.

— Прошу, я только…

Таргост не дал человеку закончить и погрузил кинжал с дымным лезвием глубоко в его горло. Из причудливой раны ударил фонтан крови. Воин в капюшоне толкнул умирающего вперед, и Таргост двинулся дальше, вскрывая одно горло за другим, оставляя без внимания ужас или последние слова жертв.

Когда умер последний, их кровь заплескалась вокруг сапог Таргоста и перелилась через край плинта. Меловые символы начали жадно пить, и Таргост почувствовал, что его кисть задрожала.

— Мал… — произнес он, когда его рука поднесла клинок к его же собственному горлу.

Малогарст не ответил. Его губы все еще извивались, противореча не-звукам, которые он издавал. Таргост повернул голову, но мир вокруг него превратился в застывшую картину.

— Малогарст! — повторил Таргост.

— Он не в силах тебе помочь, — произнес Гер Гераддон.

Таргост взглянул в лицо, озаренное злобой и извращенным удовольствием от страданий. Черты Гераддона более не были обмякшими из-за смерти мозга, они растянулись в ухмыляющейся гримасе. Глаза были белыми, как молоко, и пусты, словно нераскрашенные глаза куклы. Что бы их ритуал ни вытянул из варпа, это был не Гер Гераддон, а нечто неизмеримо древнее, свежерожденное и окровавленное.

— Шестнадцать? Это лучшее, на что вы способны? — произнесло оно. — Шестнадцать жалких душ?

— Это священное число, — прошипел Таргост, силясь не дать клинку достать до шеи. Несмотря на леденящий холод, по его лицу бежали ручейки пота.