Она уже не в первый раз выругалась на мертвом языке, что именно ей предоставили сделать это. Ей было известно, что он не мог этого сделать. После того, что он забрал из мира по ту сторону, для него было бы самоубийством подойти так близко к тем, чью силу он похитил.

Все мантры, что она шептала, сбивались. Все линии, которые она выводила лунной содой, гасли прежде, чем она успевала наполнить их силой. Она не могла сконцентрироваться. Она провела столько лет, ожидая этого момента, и не могла добиться проклятой концентрации.

На самом деле, едва ли в этом было что-то удивительное.

Шум боя был невероятен. Болтеры и прочее, более тяжелое вооружение заполняли проход разрывными снарядами, но она знала, что этого не хватит, чтобы остановить Магистра Войны.

Ей было известно, что в конечном итоге Гор отыщет это место, но он нашел его быстрее, чем она надеялась. Она бы никогда не согласилась с решением скрыть существование и природу варпа, но если Аливия чему-то и научилась за свою долгую жизнь, так это тому, что совершенно бесполезно искать виновных, когда все уже произошло.

Вместе с ней и ее телохранителями стояли четверо Ультрадесантников — живая стена из плоти и керамита. Только в этом месте смертные могли уцелеть — находиться без брони посреди перестрелки Легионов было верным способом расстаться с жизнью.

Кастор Алкад взял с воинов, защищавших ее маленький отряд, клятву сражаться так, будто позади них стоит сам Император.

Этим людям предстояло умереть за нее.

Они не были первыми, кого постигла такая участь, но она всей душой надеялась, что они станут последними.

Помещение сотряслось от взрыва, и Аливия закашлялась от едкого дыма движущих газов. Она чувствовала в воздухе привкус дымки распыленной крови. Плохо. Особенно когда каждый из находящихся в комнате полыхает агрессией. Ультрадесантники любили свою практику, однако они принесли в жертву слишком многое, чтобы сражаться беспристрастно, когда причина их боли находилась так близко.

Аливия глубоко вдохнула, представляя Вивьен и Миску. Даже Джефа с его печальными глазами пристыженной собаки и нелепой верой в то, что он должен ее защищать. Она скучала по ним и надеялась, что «Просвещение Молеха» уже набирает скорость, двигаясь к точке Мандевилля системы.

Нет, это не помогало. Ей требовалось нечто большее, нечто нежно лелеемое. Она вспомнила, как ауспик идущего из Офира транспортного погрузчика дал сбой, и он налетел на затопленную мину в гавани Ларсы. Она была не на корабле, но видела, как он утонул со всем экипажем. Только вернувшись домой, она узнала, что Вивьен с Миской думали, будто она находилась на борту, и проплакали несколько часов, считая ее мертвой.

Она вспомнила, как обнимала их обеих, когда они, наконец, поддались сну. Их теплое дыхание и запах волос напомнил Аливии о давно минувшем времени, о завершившейся жизни, когда она пребывала в блаженном неведении относительно собственной природы и рока, приближавшегося к Аркадии.

Тогда она была счастлива, и она воспользовалась этим, чтобы подавить жестокие мысли, вторгающиеся в ее душу. Аливия рисовала символы, которые ей показывали. Точные сочетания пересекающихся линий, которые не могли пересекаться. Кривые, нарушавшие все установленные правила исчисления. Геометрия безумия.

Она произносила слова, не являвшиеся словами, вливая в свои действия каждый дюйм желания запечатать эти врата. Руки описывали представляемые ею жесты, двигаясь по поверхности гладкой черной преграды.

Это выглядело и казалось твердой преградой, но не было ею.

Это был струп на прорехе, которую никогда не следовало проделывать. Невозможный объект, существовавший в бесконечном числе возможных реальностей. Он не был ни реальным, ни нереальным.

Ведущая в преисподнюю дверь, которую Аливия теперь пыталась уничтожить.

Окружающее пространство посерело, мир стал монохромным факсимиле, на котором она была единственным цветным пятном. Она слышала выстрелы, крики боли и взрывы. Все это было приглушенным и невыразительным, словно доносилось с далекого поля боя.

Ее руки сияли, оставляя за собой отголоски свечения варпа. Начал возникать узор. Разобщенное знание, рассеянное в ее душе, собиралось в многомерную структуру, которая отчасти была нерушимой печатью, а отчасти — подрывным зарядом.

Аливия улыбнулась, увидев хитрость замысла, ту аккуратность, с которой это таилось внутри нее. Конструкция была столь сложной, что она практически не возражала, что ее используют подобным образом.

Несомненно, она была бы не против, если бы завершение этого убило ее.

Аливию окатило струей крови, и она закричала, когда один из ее защитников упал с пробитой в кобальтово-синем нагруднике дырой. Ударная волна обрушилась на нее и сбила наземь. Крутящийся осколок раскаленного металла полоснул по плечу. Вспыхнула боль, и по спине потекла кровь.

Пространство вокруг нее вновь просачивалось в ее сознание. Шум, страх и удушливые облака дыма. Она услышала тяжелую поступь, стучащую в унисон. Короткие топочущие шаги и скрежет железа по камню. Аливия перекатилась на бок, моргая, чтобы прогнать слезы от боли в плече.

Левая рука казалась бесполезной, чувства заполнял смрад горелого мяса. Возле нее лежал на спине Валанс. Ему досталась большая часть удара, сбившего ее на землю. Останки можно было опознать только по уцелевшей половине головы.

Она подняла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как в комнату пробивается ребристая стена сцепленных щитов. Сыны Гора с абордажными щитами. Рассеянные взрывами ракет и прижатые подавляющим обстрелом Ультрадесантники не имели шансов удержать позицию.

Концентрированные очереди выстрелов укладывали их по двое-трое.

По мере увеличения помещения линия щитов становилась шире. Шедшие позади воины Сынов Гора увеличивали строй, добавляя к нему еще больше стволов.

Аркадон Киро пробил в стене щитов брешь при помощи скоординированных выстрелов из однозарядных плазмометов на своих механических руках. Все заряды попали в цель точно одновременно, разнеся на части один из щитов и воина за ним.

Технодесантника сразил массированный огонь болтеров. Нелепо избыточная мощь до неузнаваемости изорвала его плоть и полностью разрушила механическую аугметику. Дидакус Ферон и Кастор Алкад бросились в проделанный Киро разрыв, пытаясь расширить его.

Силовой меч Ферона рассек щит и державшую его руку. Болт-пистолет в упор палил в лицо терминатору. Столь громадные боевые чудовища практически совсем не нуждались в смертной плоти. Болты детонировали при попаданиях, но не причиняли вреда воину внутри.

Потрескивающий энергокулак терминатора резко ударил и пробил тело центуриона. Тот распался на части взрывом оторванных конечностей и раздробленной брони.

Аливия пыталась подтащить себя обратно к воротам, она ползла по полу на спине, толкаясь пятками.

Ее работа была почти закончена. Еще совсем чуть-чуть, и ее обязательство будет исполнено. Больше никаких долгих, выматывающих лет, никакого обмана и одиночества. Вообще ничего.

От строя щитов отделилась огромная фигура.

Гигант, полубог, прекрасное воплощение всего величия, которого могло достичь человечество. Ей доводилось слышать все эти эпитеты, а также и другие, которыми описывали Магистра Войны, однако их придумали те, кто видел его в мирное время.

Его вид в бою был совсем иным.

Гор Луперкаль был чудовищем. Демоном войны и погибели, обретшим плоть. Он был разрушителем, губителем и образом всего того, от чего человечество должно было отвернуться еще тысячи лет назад.

Его лицо было лицом абсолютного зла.

И он даже не сознавал этого.

Это было худшим, что когда-либо видела Аливия.

Кастор Алкад отпрыгнул от подступающего к нему терминатора и бросился между ней и Магистром Войны. Алкад никак не мог победить его, не было даже надежды на честный поединок.