– Ц-ц-ц… Никак эксперты ошиблись? Пишут-то чего: «Извлеченная из аппарата пленка производится в ФРГ компанией „ИГФИ“, цветная, обратимая, светочувствительность семнадцать дин, в СССР не импортируется…»

Тихонов засмеялся и сказал:

– Дедушкин, сейчас самая пора схватиться за голову и заявить что-нибудь вроде «эх, старость не радость, склероз проклятый!» и вспомнить, что аппарат ты давно купил вместе с пленкой у какого-то поиздержавшегося иностранца… Врать, так с размахом.

Положение у меня было, конечно, аховое, поэтому я доверчиво посмотрел на него, хлопнул себя ладонью по лбу и сказал с нажимом:

– Эх, старость не радость! Склероз проклятый! Вспомнил! Я ведь давно купил этот аппарат вместе с пленкой у одного поиздержавшегося иностранца! Говорить правду, так с размахом, всю до конца! Чистосердечно, с искренним раскаянием!

У Савельева в глазах полыхнул нехороший огонек, но он, сморкач несчастный, постарался сдержаться и сказал невозмутимо:

– Давайте, Дедушкин, поразмышляем вместе над этими фотографиями.

– А чего там размышлять? Разлагается буржуазия как хочет, – сказал я вроде с юмором, но, наверное, раздражение мое уже заметно просвечивало.

– Э, нет, – не согласился Тихонов. – Джинны, вырвавшись на свободу, хотят понять, что вокруг них происходит.

– Да-а? – осторожно спросил я.

– Несомненно, – заверил меня Тихонов. – И могущество их не от Бога, а от дьявола и заключается в знании, которое они добывают трудом и любознательностью. Итак, мы располагаем тринадцатью фотоснимками…

Он взял фотоснимки, сложил их в одну пачку и перетасовал вроде карточной колоды.

– Чтобы осмыслить их содержание… Что нам надо, Саша, чтобы осмыслить их содержание?

– Система, – бойко отрапортовал Савельев. – Она необязательна только для камерного снимка с полуобнаженной девицей, где формы исчерпали содержание.

– Нужна система, все правильно. Теперь надо решить, что нам взять за основу для классификации. Дедушкин, есть соображения?

– Я свои соображения для другого применяю, – категорически отказался я от соавторства.

Они сделали ставку на то, чтобы раскачать меня на перегрузках страха, и, если я сделаю ошибку в расчетах у них на глазах, тогда дело мое будет швах. Они не случайно вели все эти разговоры в моем присутствии – они ведь рассчитывают, что я не выдержу «психологической атаки» и сдамся. И когда они впотьмах шарили в омутах моей тайны, сердце у меня все время сжималось в тревожном предчувствии, даже, скорее, предвидении – сейчас нащупают, ухватят, и тогда все запирательство станет бессмысленным, и, как говорится в любимой песне: «…опять, опять передо мной – решетка, вышка, часовой…» Все свои маневры они проводили у меня на глазах, неизбежно выводя меня из равновесия. Только бы не ошибиться. Мне очень важно было сейчас удержаться в полной «несознанке».

– Раз Дедушкин не хочет думать вместе с нами, разрешите мне внести предложение, – сказал Савельев. – Снимки нужно классифицировать по группам изображенных на них лиц.

– Принято за основу. Против – нет? За – двое, воздержавшийся – Дедушкин. Принцип подбора групп? Какие предложения?

– Чего ж тут думать? Везде, где девица, – в одну группу, все остальные – в другую, – быстро сказал я, слабо надеясь, что мне удастся сбить их со следа.

Савельев чуть не подпрыгнул от радости:

– Гражданин Дедушкин будет участвовать в прениях только по второму вопросу! Председатель, внесите в протокол заседания. Предложение Дедушкина принимается?

– Проголосуем, – сказал Тихонов безразлично. – Я против.

– И я против, – вроде бы огорченно сказал Савельев. – Вы, Дедушкин, условия задачи, наверное, не поняли. Девулька-то красавица нас пока не интересует. В чемоданчике вещи мужские были. Эти трое на снимках – все равно как уравнение X+Y=5. Нас пять не интересует – пять оно ведь и есть пять. Нам надо узнать, кто такие X и Y.

Тихонов усмехнулся:

– А для этого отложим первый фиш – девица с пожилым. Я тебя правильно понял, Саша?

– Абсолютно. Шесть карточек – основа нашего пасьянса. Выведем за скобки два кадра, там, где девица одна. Они нам не нужны сейчас. Под ними три снимка с дамой и молодым джентльменом. Сюда кладем фото обоих мужчин, а внизу – пожилого. Итого?

Для верности Тихонов пересчитал их пальцем:

– Девица – на одиннадцати, пожилой – на восьми снимках и молодой – на четырех. А все трио вместе – ни разу. Выводы?

Я понял окончательно, что они вышли на цель точно, и тихо сидел помалкивая.

Савельев поведал:

– Вот видите, Дедушкин, оказывается, Тихонов выполнил свое обещание.

На всякий случай я сказал:

– Не шейте, чего не было, не знаю я тут никого…

– Как же не знаете, – разозлился Савельев. – Мы для вас здесь все как на блюдечке разложили, а вы – «не знаю, не шейте». Давайте еще раз повторю. На снимках три человека в разных сочетаниях, но нигде их нет втроем. Поскольку это сувенирные, памятные снимки на фоне достопримечательностей и тэдэ и тэпэ, значит, их было только трое, иначе они все вместе снялись бы. Вот два совершенно одинаковых по сюжету фото, снятых почти с одной точки: старик с девицей около какой-то пушки – это кадр номер восемь, и то же самое на кадре номер девять, но место старика занял молодой. Трое их было, понимаете, трое!

– Ну а если трое, так что? – спросил я.

– А то, что нам нужно, чтобы их не было четверо, – сказал Тихонов.

– Почему? – продолжал я прикидываться дураком.

– Потому что тогда мы точно определили хозяина чемодана, – терпеливо сказал Савельев. – Фотоаппарата, во всяком случае.

– И кто же это?

– А вот этот, молодой, – ответил Тихонов уверенно.

Я старался изо всех сил, чтобы ни один мускул, ни один нерв на моем лице не дрогнул. Так же тупо и настойчиво я спросил:

– Почему вы так думаете?

Савельев покорно наклонил голову и монотонно стал объяснять:

– Из двадцати трех объектов съемки молодой зафиксирован только четыре раза. Трижды его фотографировал пожилой и один раз девица. Это уже достаточно реальное основание предположить, что хозяином аппарата является он. Во-вторых, экспертиза дала заключение, что эти четыре снимка сделаны гораздо менее опытными людьми – выбор ракурса, панорама, а один кадр немного смазан. Это дополнительно подкрепило наше предположение, что хозяин аппарата – молодой. Ясно? Как, Дедушкин, перед фотографическим ликом потерпевшего, может быть, начнем говорить правду?

– Я так полагаю, что вы обойдетесь без моих признаний, – грубо сказал я.

– Эх, Дедушкин, с вами не в МУРе, а в священной инквизиции разговаривать… – покачал головой Савельев.

Батона увели, а мы еще долго разглядывали фотографии, пытаясь извлечь из них какую-то дополнительную информацию. Но ничего подходящего найти не смогли. Правда, на заднем плане на четырех снимках был виден бирюзовый «мерседес», причем на один попал даже кусок номера – 392… Остальные цифры загораживала фигура девушки. Она была сфотографирована, по-видимому, около кинотеатра, потому что прямо над ее головой висел афишный щит, на котором два молодца выясняли отношения – один совал в нос другому пистолет. В рамку кадра влезли три светящиеся буквы названия кинотеатра – «…СКВ…»

– Чего будем делать? – спросил я Сашку.

– Давай пошлем в Унгены фотографию хозяина чемодана. Если поездная бригада его тоже опознает, то вместе с пограничниками там в два счета установят его личность. У них же места нумерованные.

– Это программа-максимум: поездная бригада вернется в Унгены через сорок восемь часов. А через сорок шесть часов надо решать вопрос с Батоном. Ты не забывай – мы ведь могли и ошибиться. Представляешь наши физиономии тогда?

– Да, это будет малопривлекательное зрелище. Но почему он все-таки не заявил о пропаже чемодана?

– Вот и я об этом думаю все время. И орден этот непонятно как попал к нему…