Нет, это диктат, тиранство рутинное! Тогда суматошно-проникновенно-восторженно: «Доброе утро, ребятки, отложите свои тетрадки и перышки, сегодня они вам не понадобятся, я просто расскажу о том, какая занимательная штуковина эта самая математика, о, это не примитивные догмы древних чучмеков в рваных хитонах и драных бурнусах, не мономахова «рихметика в хитрадке», но как бы лишь чудесная проталина в закопченной наледи на очочках, отважные попытки лупить зенки, мохнатые от инея, просекая гармонию в окружающем хаосе…» Ну и так далее. Тоже квело, конечно. Учителишка. А ты чего хотел — причисленья к лику?
Топот. «Кони»? Инок? Приближается звук! Голоса приближаются!
Плавно отворилась (а не отвалилась с грохотом и лязгом) дверь, и они явились ему, вежливо пропуская вперед девочек. Десятивэклассники.
Мальчики в серых гимназических рясах, подпоясанных широкими кожаными ремнями с блестящими заточенными бляхами, и девочки, одетые по-монастырски изящно и строго.
Они вошли спокойно и все вместе, как будто ждали друг друга возле школы. Организованное какое пришествие, удивился Илья.
— Здравствуйте, — сказал он. — Проходите, садитесь.
— Доброе утро, Илья Борисович, — отвечали они дружно, улыбаясь ему.
Илья тоже улыбнулся:
— Вы уже знаете, как меня зовут?
Ну слава тебе Адонай, подумал он с облегчением, кажется, разумные существа, не одичалая отрицаловка. А он-то боялся, что начнут «встречать» практиканта — в смысле «Бей жида-физрука!» (или там химика, или математика).
— Итак, ребята, на сегодняшнем уроке мы с вами… — бодро начал Илья.
— Простите, пожалуйста, — поднял руку ясноглазый светловолосый отрок с первой парты.
Неужто все же начинается, усмехнулся Илья. Традиции?
— Простите, Илья Борисович, насколько я понимаю, вы хотите обучать нас математике — то есть таинствам устного счета, или как правильно ставить геометрические значки на святой пасхе и мерять циркулем Иордань? — Отрок вздохнул. — К сожалению, в нашем расписании нет такого предмета. Как, впрочем, и многих других, упрямо нам зачем-то навязываемых.
— Вот как? Нет в расписании? — Илья спокойно раскрыл классный журнал. — А как же тогда быть с этим? Пройденный материал, контрольные работы, отметки…
Хилые какие-то розыгрыши у нынешней детворы, отметил он кстати, нехватка каши в организме, вот мы бывалоча…
— Журнал, который вы держите в руках — декоративный, — любезно объяснил светловолосый. — Да, скорбно, да, увы… Но времени у нас не хватает на всю эту заведомую белиберду, Илья Борисович, а ведь Время-то воистину невоскресимо, и мы всего-навсего остов его… Дела ж надо обделывать, до потехи ли тут! Посему из всего многообразия мы выбрали главное — язык и компьютер. Это нам нужно. Ну, язык нам преподают, есть тут один кудесник из здешних. Хоть и по жалкой школьной программе, на уровне плебса, просящего хлебца, ну да ничего, ничего… А вот с компьютером совсем тускляк и ничего не светит! Так что осталась одна надежда на вас, Илья Борисович! Рискну даже предположить, что вас нам сам Бог послал!
— Как вы сказали — ком-пью-терь? — изумился Илья.
Он закашлялся, пытаясь сдержать смех: Вечная Котельная, Бесснежный Человек, самосчетная машина…
Илья укоризненно покачал головой:
— Пригрезится же… А ведь уже большие ребята, пора бы, казалось… Давно же установлено, что там внутри просто лежал сиделец и дергал за рычажки…
— Да вы не волнуйтесь, Илья Борисович, — успокаивающе журчал светловолосый заводила. — Заниматься придется вовсе не со всем классом, вот тут списочек…
Он достал аккуратную тетрадь в кожаном переплете с надписью древней вязью на обложке: «Компьютер» и вручил Илье.
Илья отворил тетрадь: «Волокитин Антон, Волокитин Никита, Воробьева, Доезжаев, Карякин, Милушкина, Михеев, Пименов, Попова, Савельев, Телятников, Федотова…»
Какое же все-таки звучание — ощущающее, живое да великорусское! (Это тебе не: «Миранда Антоний, Миранда Виола, Флейшман Моисей, Шленкер Лена» — зыбкие тени с другого берега подсознанья, унылые звуки, зазубренные, видимо, в предшествующих жизнях: Дан Ефрем, Гад Рувим…)
— Всего двенадцать учеников, Илья Борисович, — ласково заявил отрок. — Хорошее каноническое число. Говорят, при этом оптимально усваивается.
— А что ж не всем классом наброситься изучать этот самый, как его… не выговоришь-то… кампутер? — иронически спросил Илья. — Остальные, выходит, будут дремать и бить баклуши?
— Другим — другое, — ровно отвечал вьюноша. — Куиквэ суум. Вряд ли представляющее для вас интерес — бой в толпе, например, или искусство приятного разговора при заварке.
Илья повертел в руках тетрадь и решительно отпихнул ее от себя:
— Ну ладно, ребята, пошутили и будет. Какой там еще компьютер! Неужели это вы серьезно?
Он подошел к доске, взял мел, чтобы написать, наконец, тему урока, повернулся к классу и замер.
— …обряд «брит-мила» прошел в том же году, элула месяца пятого дня… — монотонно наизусть стал зачитывать отрок. — …происхождение: из Скотников…
— …оседлость: снята условно…
(Отрок читал «Дела Его», хранящиеся, как всегда предполагал Илья, где-то за семью замками.)
— …служба в Рядах: старший хлеборез запаса…
— …образование: допущен к учебе…
(в кощеевом яйце — разрубай и выбрасывай!)
— …тавро: на левом предплечье семисвечник, обвитый колючкой акации, с надписью «Житель Иорданской Долины»…
— …временно разрешенное проживание: ула Маклаянная, хоромы 503, каморка 90…
(а яйцо в ларце, а ларец в песце!)
— …приспособляемость к Руси: оказал успехи…
— …компьютерная грамотность: хорошо грамотный…
— …декан: Синеусов Ринат Рюрикович…
— Достаточно? — тихо закончил отрок. — Сапиэнти сат?
— Как тебя зовут? — устало спросил Илья.
— Ратмир. Я староста класса, — ответил юноша, поправляя узкую ленту, охватывающую через лоб его длинные прямые волосы.
Илья вспомнил неприметную покосившуюся избушку компьютерного отделения на задах обширной семинарской усадьбы, винтовую лестницу в темных сенях, под отодвинутой кадкой с моченьями, уходящую бозна насколько вглубь, в бездну, истертые сырые ступени, шмыгающих под ногами хвостатых, чадящий потрескивающий факел, а уж внизу — мягкий фаворский свет из матовых плафонов в потолке, хлопанье дверей в коридорах шарашки, тамошних ярыжек, спешащих с бумажками, вышитые половики на свежевымытом полу…
Он как бы снова увидел доходящего преподавателя, «Иван Иваныча», в обсыпанном перхотью лапсердачке — как тот, присев перед печью на корточки и помешивая кочергой, невесело усмехается:
— Как сказал один старый еврей: «Постепенно я достиг некоторых успехов в качестве истопника». А звали его, чтоб вы знали, Норберт. Да-да!.. А у другого старого еврея на камине было написано: «Господь изощрен, но не злонамерен». Этот был Альберт. Пламя, можете поверить, напрямую отождествляется с божественным познанием…
Тут преподаватель захлопывает печную заслонку, встает, распрямляя плечи и сворачивая кочергу обратно в узел. Голос его крепнет и разносится далеко:
— Иудейская нация, должен вам доложить, сызмальства любила теплые места и вела борьбу за огонь! Издревле ихние жрецы подползали поближе к костру. Как ни придет добрый человек сушить портянки — а они уж обсели кругом, не подступишься!
Из коридора на огонек, заслышав родную речь, заглядывают праздные и вольноотпущенные — слушают, разинув ротовую щель, шевеля жвалами, отходят на цырлах…
7
Илья тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Класс сидел смирно и терпеливо ждал.
— Странный какой-то урок у нас получается, ребята! — сказал Илья сухо. — Ну, грешен, ну, сталкивался я с компьютером, доводилось (неспорящий — необорим)…
Ратмир, а за ним и все остальные дружно зааплодировали. Недоросли радостно оживились, задвигались, посыпались вопросы:
— Вблизи видели?
— А сами управляли?..
