Не только глубокой философией бытия проникнуто каждое произведение Татьяны Чекасиной, но и трепетным отношением к жизни людей вокруг. Как у каждого истинного писателя. Её произведения – это хорошая, крепкая, настоящая русская литература.

Сычёва Е.С.

кандидат филологических наук,

преподаватель МГУ им. М.В. Ломоносова

Медведь вылез из берлоги. И пошёл бродить растревоженный. Было ему тоскливо и зябко, он хотел спать, но бессонница неспокойной жизни гнала его по дорогам…

Говорили женщины на мосту, что ночью медведь ходил возле крайней избы. Странно. Рысь – да, она приходит каждую зиму, – говорили они. К кому-нибудь да придет, кто у леса. У леса жить всегда страшновато, но медведь…

Я задумалась. И вот над чем. Что же охраняет наши сёла и посёлки? Что их оберегает? И не только и не столько от медведей… Вот посмотришь: село, деревня какая-нибудь – несколько деревянных строений, часто ветхих, обнесённых плоховатыми оградами. И живут. И даже не запираются. Вокруг поля, леса, снова поля, леса… Ни милиции, которая бережёт, ни охраны, которая стережёт, никакой защиты. Что же, как не Святой дух охраняет эти человеческие жилища?

А медведь… Про медведя как-то не поверилось. Село это, вернее, «посёлок городского типа», хотя «этого типа» тут ничего нет, называется Шатунское. Здесь и раньше бывали шатуны. От себя скажу: они есть. Вот я… Что же гонит меня по дорогам?..

Притча

Чужак попросил у мужичка лошадь для поездки в соседнее село. И пропал. Владелец лошади ждал-пождал, да и подумал: «Наверное, он умер, потому и лошадь не может вернуть».

Я – один из этих персонажей. Не тот, что скрылся с чужим добром, а тот, что остался без лошади, да ещё с тревогой, что тот, другой, погиб! Да, так. Меня обворовывают, а я думаю: неужели этот человек (обманщик), которого бы и не стоило жалеть, угодил в передрягу и умер? И мне каждый раз хочется, оставив свою берлогу, найти его и убедиться в том, что он жив.

И вот я, обобранный и выгнанный из берлоги зверь, сижу в чужом доме, слушая поезда: они идут по огороду, я слышу их призывный стук, а потому думаю: и здесь я не задержусь, и отсюда уеду. А пока мой адрес: Шатунское, Шершне-Бекинский район, улица Ленина, дом двадцать.

Письмо

Здравствуйте, дорогой Терентий Алексеевич!

Вы мне говорили, что надо изучать жизнь. Теперь я нахожусь непосредственно в такой лаборатории, где эта жизнь передо мной через микроскоп. Но даже не в этом дело, – мне здесь нравится! Какая-то чистота, свет какой-то, тихий свет. Я не жалею, что распрощалась со Сверединском: там грязь, копоть, шум… Здесь снега… Снежная тишина здесь… На вид здешний снег похож на какое-то кулинарное чудо. Я, конечно, понимаю: сравнение снега с мороженым – банально. Но моё гастрономическое ощущение местных снегов пока не пропало. Особенно хороши они вдали от железной дороги. Правда, ещё они похожи на какой-то дивный материал, из которого можно лепить и даже воздвигать. Кое-где снег напилен (удивительно: до сего не знала, что снег можно пилить) на одинаковые брусья, параллелепипеды и кубы, не понимаю, зачем, но так приятно смотреть! Вчера ходила на почту отправлять посылку ребятам в Тахту. Высоко поднималась сыпучей снеговой, будто заколдованной дорогой, ведущей на недосягаемый олимп, а почта показалась обетованной крепостью на вершине холма. Полностью отключившись от действительности, представила себя на пути к волшебному замку, который всё не показывался, лишая надежды: вдруг, не дойду никогда. Ваша Лаура Конюшая. Декабрь. 1977 год.

Письмо

Здравствуйте, мои дорогие Валерочка и Жорочка! У меня новый адрес, и я рада приветствовать вас вновь. Долго не писала, так как весь этот месяц бегала с устройствами. И вот, наконец, я здесь. Вы не поверите, но мне помогли в обкоме партии. Я и сама не верю. Впервые побывала в этом доме! Случайное знакомство: помнишь, Валерочка, я работала прорабом в Строительном управлении, и там у нас был заместителем начальника некто Виктор Васильевич Голяков? Я тебе ещё рассказывала, что мы с ним иногда дружески болтали: я заходила по делу, но обязательно начинался посторонний разговор… Теперь он работает в обкоме инструктором в отделе строительства. В обкоме партии я побывала впервые в жизни. Там казённый шик. А пройти туда можно так: окошечко в будке, в ней – милиционер; подаёшь паспорт, и, пока выписывают пропуск, окошечко захлопывают, и что делают с твоим паспортом – не видно, может быть, просвечивают какой-нибудь специальной машинкой. Стоишь в тамбуре одиноко, но кажется, – просвечивают насквозь и тебя. И это уже после звонка, после разрешения самого работника обкома! Потом вход. Снова милиция, а далее: ковры, ковры… В коридорах мертво. В обкоме – скука. Да такая сильная, что начинает давить, и хочется поскорее выбраться на волю. «Витёк» (так его называли за глаза у нас в Стройуправлении) в небольшом уютном кабинете. Он сразу позвонил, куда надо, снабдил влиятельным письмом. И уже вскоре я приехала в Шатунское, где меня встретили, можно сказать, с распростёртыми объятиями. Дорогие мои! Я пока тут обживаюсь, но вчера уже отправила вам небольшую посылочку. Перед отъездом заняла у Грабихина сто рублей. Слава богу, миновали неустройства, я снова жива, а здоровой, вроде, не прекращала быть. Даже начала потихоньку работать, хотя служба отнимает много времени. Должность, вроде, не бей лежачего: стройка тут заморожена, и в мои обязанности входит сохранение материалов. Ими запаслись без расчёта на отсутствие оборудованных складских помещений. Пришлось силами местных шабашников поставить забор, нанять охрану. Покончив с этим, занялась описью оставшегося добра. Это несложно, у меня есть помощница – студентка-заочница. Но, к сожалению, начальник мой (и всехний тут) по фамилии Бякишев вменил мне участвовать в разных комиссиях, мотаться по району с проверками, которые формальны и для формальной же цели. Впрочем, меня не слишком тяготит эта деятельность. И даже сам начальник Иосиф Ульянович (не правда ли, интересное сочетание имени и отчества?), можно сказать, нравится. Больше скажу: я очарована здешней жизнью и здешними местами. И в этой очарованности пребываю. Милые мои! Я жду с огромным нетерпением вестей от вас. Валерочка! Ты всё в школе? Сообщите о себе скорей.

Ваша Лаура Конюшая. 5 декабря 1977 год.

Неопубликованный роман Лауры Конюшей

Утания

Глава 1. Недовольство Миром

В Мире Неумеющих Думать ныне правил король Мелких Горестей. Узнав о том, что в этом Мире подросли гении, король призвал их к себе, отдал им лучшие костюмы из змеиной материи, нанял лучших учителей королевства в надежде из такого сорта подданных воспитать для себя будущих приближённых, которые в отличие от основной массы мирян, думать могли.

Гениев было двенадцать: Тоц, Кам, Зен, Том, Бух, Пат, Рук и другие. Они быстро осваивали науки, необходимые для управления Миром, но один из них, Ут, огорчал наставников аномалией. У него не было защиты от Мира: как большое зло он воспринимал самые мелкие горести. Поняв, что Ут представляет опасность, король пытался создать ему защиту. Велел дворцовому психоаналитику провести цикл бесед. Но вскоре выяснилось, что это бесполезно, и решили: пройдёт переходный возраст, и Ут обретёт защиту сам.

Каково же было удивление короля, когда однажды к нему, за делами королевства не заглядывавшему в учебные классы, явились молодые гении, которых он уж хотел посвящать в приближённые. Они заявили, что не желают ему служить и настаивают, чтоб он первым же звездолётом покинул этот Мир. А они тут намерены создавать Утанию (утанисты они, и вот их главный утанист – Ут).