— Странные вы, — пробормотала Ольга. — Вместо того чтобы предлагать бороться с этим, вы одобряете.

— Да ни с чем бороться не надо. Можешь помочь — помогай. Не можешь — уходи, — спокойно возразила Лара. — И мы с тобой это уже как-то обсуждали.

— Кстати, о Ландине. Можем мы ему подыскать работу здесь где-нибудь?

Лара улыбнулась. Ее восхищала способность Ольги в пылу собственных страстей и эмоций не забывать о вполне реальных насущных вопросах.

— Здесь — вряд ли. Но я поговорю с друзьями в Банжуле, там, где я работала, по-моему, один из водителей собирался уехать к жене в Англию, может, Ландина пристрою.

— В Англию? Она что, англичанка?

— Да нет, медсестра местная, устроилась там на работу, теперь его вызывает.

— Молодец женщина. Уж эта-то точно не станет ни за какого деверя выходить замуж в случае чего, что и требовалось доказать, — торжествующе заметила Ольга.

— Что требовалось?

Лара скептически посмотрела на Панову. Все никак не уймется, правозащитница.

— Дайте женщине образование, работу, и она сама прекрасно проживет и детей прокормит.

— То есть муж, по-твоему, уже не нужен будет?

— Нужен, но не в качестве способа выживания.

В тот вечер они повели Нестора в «Вуду», недавно открывшийся бар в получасе езды от Маракунды, куда они иногда ездили выпить пива и потрепаться с завсегдатаями бара. Бар открыла одна из проворных местных жительниц, которая умудрилась выбить у одной НПО микрокредит. Нехитрое по исполнению заведение стало первым и единственным баром в округе Маракунды. Даже Пол привозил сюда своих волонтеров выпить холодного пива. Баром заведение «Вуду» можно было назвать с большой натяжкой, но холодное пиво, кока-колу и молодое пальмовое вино здесь всегда можно было найти, пыльные плетеные табуреты имелись в наличии, вид на пальмовые плантации с одной стороны и море с другой открывался отличный, жареный арахис продавался в бесконечном количестве, иногда даже имелись чипсы и растворимый кофе с сухим молоком. Над стойкой бара возвышался плоский настил, укрывающий посетителей от дождя, но от ветра их ничего не спасало. И в те моменты, когда дул сильный ветер, пронзительная прохлада побуждала визитеров купить больше выпивки. И хотя это противоречило мусульманским правилам деревни, молодежь все же уже соблазнилась «Вуду» и проводила здесь все свободные часы, а авторитет хозяйки бара и ее щедроты властям деревни охраняли заведение от закрытия.

Местных женщин здесь никогда не бывало, но Лара пользовалась репутацией независимой и нетипичной африканки, а Ольга на правах иностранки могла делать все, что заблагорассудится.

Они уселись на высоких табуретах и взяли по пиву. После тяжелого дня пузырящийся глоток освежал и возвращал к жизни. С моря дул резкий ветер, но свежесть его опьяняла. Солнце уже погрузилось в дымку на горизонте, и океан стал серым, хмурым, неприветливым. Нестор завязал разговор с одним из знакомых, по случайности оказавшимся в баре, а Лара повернулась к Пановой:

— А для чего лично тебе нужен муж?

Вопрос Лары прозвучал ни с того ни с сего. Ольга даже не нашлась что ответить.

— С чего ты вдруг спросила?

— Ну сегодня ты сказала, что образованная женщина выйдет замуж не для выживания.

— Ну естественно! Что, мало на свете причин решить жить с кем-то вместе? Взаимные интересы, секс, взаимопонимание.

— Все это ерунда. Современная женщина уже перешагнула этот этап и вернулась к истокам — как бы выгоднее поместить себя как капитал, что в итоге ведет к тому же вопросу о выживании, просто о качественном выживании, а не о сухом куске хлеба. Чем выше уровень женщины в социальной иерархии, тем больше она боится продешевить.

— Боязнь продешевить начинается с возможности продажи себя, — тихо произнесла Ольга, сжав холодное горлышко бутылки «Джил Брю».

— Ха! — Лара рассмеялась. — Все мы продаем себя, разве ты не знала? Все наши отношения — это торговля знаниями, умениями, чувствами. Все мы хотим взамен получить по полной цене.

— Любовь из другой категории. Определять цену любви как-то даже странно, противоестественно. Да, мы продаем свои знания, свои навыки, опыт, да, требуем за это хорошую цену, торгуемся, но это же не относится к нам самим как личностям? Это совсем другое, это не любовь.

— Ну ты романтик, Ольга! Да кто сейчас влюбляется просто так? У всех при этом на скрытом фронте идут бурные мозговые баталии: а того ли я полюбила, а что мне даст связь с ним, а зачем это надо, а безопасно ли это? Что, скажешь, нет?

— Ты говоришь о чем-то другом, возможно. К любви это не относится.

— Ой, пой мне песни, да, поверила. Ну вот скажи, влюбишься ты в продавца тухлой рыбы на местном рынке? Да ты его за километр обойдешь, твои рецепторы уже натренированы, как нюх у собаки, они запрограммированы на дичь только определенного калибра. Ты даже не осознаешь этого, а процесс отбора и оценки: а хорош ли покупатель твоей души, происходит вне контроля твоего сознания. И если первичный отбор клиент прошел успешно, ты можешь влюбиться. И тут уже начинается более сложный процесс, более тщательное взвешивание всех достоинств и недостатков. А все эти «упс, прошла любовь, завяли помидоры» — лишь результат затянувшегося торга. Один из участников сделки вдруг осознает, что продешевил в том или ином смысле. Я говорю не только о деньгах. В любые отношения ты всегда что-то вкладываешь, часть себя, и никогда ты не делаешь это бескорыстно, всегда ждешь, что получишь взамен нечто стоящее. Не получив или недополучив это «нечто», ты расторгаешь сделку, если духа хватает.

Ольга отвернулась. Звучало четко и аргументированно. Но как-то уж очень примитивно. Неужели все человеческие особи в итоге не так уж далеко ушли от своих предков, усложнив лишь требования?

— Молчишь?

Лара поправила волосы и отхлебнула большой глоток пива, которое стремительно теплело в руках.

— Все еще веришь в любовь? Или уже достаточно обожглась?

— Ни то ни другое, — пожала плечами Ольга.

— Неужели никогда не влюблялась?

— Раз сейчас одна, значит, не было ничего значимого.

— То есть не получила чего хотела. Дровишек для огня было недостаточно?

— Я ничего не ждала.

— Значит, ничего не давала. Только так.

— Мне непонятна твоя логика, Лара.

— Понятна, просто не хочешь признать. Одна, говоришь. В поисках, значит? Тренируешь рецепторы?

— Нет, не в поисках. Сам найдется, незачем мне его искать, тем более здесь. Думаешь, в поисках я бы забралась в такую глушь?

— Ага! Значит, все же признаешь, что здесь, в глуши, как ты сказала, шансов объявиться твоему избраннику нет? Значит, все-таки отбор? Иначе о какой спонтанной любви может идти речь?

Панова вяло улыбнулась. Спорить бесполезно. Похоже, Ларе доставляло огромное удовольствие одерживать победу в словесных дискуссиях с Ольгой, ну пусть себе радуется. То ли она изголодалась по беседам такого толка, то ли имела какие-то особые, непонятные для Ольги причины относиться к ней так, как относилась, но отношения у них складывались несколько странные. Лара старалась найти любой повод оказаться поближе к Ольге. Казалось, она даже стремится стать ей другом, разговорить ее, но при этом каждый раз подкалывала Ольгу, не упускала возможности ткнуть ее носом в ошибки, в ляпы, в заблуждения. Иногда в спорах ее голос аж дрожал от напряжения, особенно если речь шла о семейных отношениях. Бывали дни, когда Ольга могла поклясться, что Лара просто ненавидит ее, так она сверкала глазами. Но при этом Лара оберегала Панову. Странно, но факт. Она зорко следила, чтобы никто из местных не позволил себе лишнего, чтобы никто не вздумал даже насмехаться над неприспособленной тубаб. Она резко осаживала желающих поерничать на местном наречии, пользуясь тем, что неплохо понимала языки волоф и мандинка. Иногда доходило до абсурда: минуту назад они могли яростно спорить, и Ольга едва сдерживалась, чтобы не расплакаться, а в следующее мгновение Лара, услышав кем-нибудь оброненную фразу, комментарий о чудачке, белой леди босс, набрасывалась на обидчика.