Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Это настолько возмутило Зубатова, что в тот же день он дал себе «страшную клятву» бороться с революционерами, «отвечая на их конспирацию контрконспирацией, зуб за зуб, вышибая клин клином». С этой целью, по предложению ротмистра Бердяева, он согласился стать секретным сотрудником охранного отделения, чтобы на деле доказать свою приверженность существующему порядку «и раз навсегда снять сомнение в своей политической неблагонадежности»{52}.

Работу секретного сотрудника Зубатов начал осенью 1886 года. Для проникновения в революционную среду им было написано письмо на имя известного народовольца Василия Морозова, в котором он выражал желание поддержать ослабленную арестами народовольческую организацию и просил снабдить его рекомендательными письмами. Морозов, знавший Зубатова с хорошей стороны, поверил ему и выслал товарищам рекомендательные письма, характеризующие его как верного человека. С 1886 по 1887 год Зубатов успешно играл роль революционера. Оказывая революционерам различные услуги, он одновременно освещал их противозаконную деятельность в охранном отделении. Благодаря успешной деятельности Зубатова полиции удалось раскрыть многих видных народовольцев, таких как В.Н. Морозов, В.А. Денисов, А.А. Ломакин, М.Р. Гоц, М.И. Фундаминский, М.Л. Соломонов, С.Я. Стечкин, В.Г. Богораз, З.В. Коган, К.М. Терешкович, Б.М. Терешкович, С.М. Ратин, И.И. Мейснер, М.А. Уфлянд и другие.

Комментируя свою агентурную деятельность в записке на имя московского оберполицеймейстера Е.К. Юрковского, Зубатов писал: «Вот лица, мною указанные, виновность их и преступная деятельность установлены фактическими данными в дознаниях, производившихся своевременно в жандармских управлениях, не я их толкнул на революционный путь, но благодаря надетой на себя личине революционера я их обнаружил».

В 1887 году Зубатов был разоблачен и объявлен «провокатором», и в одном из рабочих кружков даже было принято решение его убить. После этого ему было предложено перейти на службу в полицию, и с 1 января 1889 года он был зачислен в штат Московского охранного отделения. Много лет спустя в письме к В.Л. Бурцеву Зубатов признавался: «Справедливость требует добавить, что в кратковременный период контрконспиративной деятельности (несколько месяцев) имело место два-три случая, очень тяжелых для моего нравственного существа, но они произошли не по моей вине, а по неосмотрительности и из-за неумелой техники моих руководителей»{53}. В Московском охранном отделении Зубатов работал на должности чиновника особых поручений. Он возглавил работу с секретной агентурой, как человек, «вполне знакомый с ее деятельностью». Во время службы в охранном отделении Зубатов проявил «исключительные способности» по склонению революционеров к даче откровенных показаний и оказанию ими секретных услуг политическому розыску.

За успехи в борьбе с революционерами Зубатов стал получать повышения по службе. В 1894 году он стал заместителем начальника Московского охранного отделения, а в 1896 году, после отставки Н.С. Бердяева, — начальником Московского охранного отделения.

Основой работы полиции при Зубатове была внутренняя агентура — секретные сотрудники, внедренные в ряды революционных или общественных организаций и поставлявшие необходимую полиции информацию.

Жандармский ротмистр Н.С. Бердяев, отмечая значение секретной агентуры, писал в одном из донесений: «Вся сила нашего дела заключается в агентуре; последняя же может быть приобретаема тогда, когда у революционеров нет в руках фактов, не доверяться учреждению, которое приглашает их в сотрудники». Сходной точки зрения придерживался и Зубатов, требовавший от своих сотрудников относиться к агентуре, как к любимой женщине, с которой они находятся в тайной связи. Уже, будучи в отставке, он писал: «…Агентурный вопрос (шпионский — по терминологии других) для меня святое святых… Для меня сношения с агентурой — самое радостное и милое воспоминание. Больное и трудное это дело, но как же при этом оно и нежно».

Осведомленность охранного отделения была поднята на небывалую высоту. В революционных кругах Москву стали считать гнездом «провокации», а имя Зубатова произносилось с ненавистью. Заниматься в Москве революционной работой считалось безнадежным делом. При Зубатове Московское охранное отделение стало настоящей школой для стажировки полицейских чинов, работавших с осведомителями. Спиридович, некоторое время работавший под началом Зубатова в Московском охранном отделении, вспоминал, как тот не раз обращался к офицерам со своеобразным напутствием. «Вы, господа, — говорил он (Зубатов), — должны смотреть на сотрудника как на любимую женщину, с которой вы находитесь в нелегальной связи. Берегите ее, как зеницу ока. Один неосторожный ваш шаг, и вы ее опозорите. Помните это, относитесь к этим людям так, как я вам советую, и они поймут вас, доверятся вам и будут работать с вами честно и самоотверженно. Штучников гоните прочь, это не работники, это продажные шкуры. С ними нельзя работать. Никогда и никому не называйте имени вашего сотрудника, даже вашему начальству. Сами забудьте его настоящую фамилию и помните только по псевдониму. Помните, что в работе сотрудника, как бы он ни был вам предан и как бы он честно ни работал, всегда, рано или поздно, наступит момент психологического перелома. Не прозевайте этого момента. Это момент, когда вы должны расстаться с вашим сотрудником. Он больше не может работать. Ему тяжело. Отпускайте его. Расставайтесь с ним. Выведите его осторожно из революционного круга, устройте его на легальное место, исхлопочите ему пенсию, сделайте все, что в силах человеческих, чтобы отблагодарить его и распрощаться с ним по-хорошему. Помните, что, перестав работать в революционной среде, сделавшись мирным членом общества, он будет полезен и дальше для государства, хотя и не сотрудником; будет полезен уже в новом положении. Вы лишаетесь сотрудника, но вы приобретаете в обществе друга для правительства, полезного человека для государства».

«…Красиво и убедительно говорил Зубатов, подготовляя из нас будущих руководителей политического розыска, но воспринять сразу эту государственную точку зрения на внутреннюю агентуру было трудно. Мы принимали, как бесспорные, все советы относительно сотрудника и все-таки они в наших глазах были предателями по отношению своих товарищей. Мы понимали, что без шпионов ничего нельзя знать, что делается во вражеском лагере; мы сознавали, что сотрудников надо иметь так же, как надо иметь военных шпионов, чтобы получать необходимые сведения о неприятельских армии и флоте, об их мобилизационных планах и т.д. Все это мы понимали хорошо, но нам, офицерам, воспитанным в традициях товарищества и верности дружбы, стать сразу на точку холодного разума и начать убеждать человека, чтобы он, ради пользы дела, забыл все самое интимное, — дорогое и шел на измену, было тяжело и трудно. Наш невоенный начальник не мог этого понять. Да мы и не говорили много с ним об этом. Но между собою мы, офицеры, подолгу беседовали на эту тему. В нас шла борьба. В результате государственная точка зрения победила. Мы сделались сознательными офицерами розыска, смотревшими на него, как на очень тяжелое, неприятное, щепетильное, но необходимое для государства дело. Впрочем, жизнь, как увидели мы позже, очень упрощала нашу задачу. Переубеждать и уговаривать приходилось редко: предложения услуг было больше, чем спроса»{54}.

Зубатова по праву называют создателем системы политического сыска дореволюционной России.

По воспоминаниям генерала А.И. Спиридовича, всем методам вербовки Зубатов предпочитал метод убеждения[6]. После очередных крупных арестов к нему в кабинет доставляли тех из арестованных, кто казался ему интересным. Здесь, за чашкой чая, он заводил с ними многочасовые беседы о путях революционного движения. Зубатов убеждал молодых революционеров, что избранный ими путь ложен, и они принесут гораздо больше пользы своему отечеству, если согласятся сотрудничать с властями. Он был мастером вербовки идейных сотрудников. Даже в тех случаях, когда арестованный отказывался от сотрудничества, Зубатову нередко удавалось посеять в нем сомнение, и многие, убежденные его беседами, покидали революционное движение.

вернуться

6

Александр Иванович Спиридович (1873—1952 гг.) — генерал-майор российского корпуса жандармов, начальник императорской дворцовой охраны. Окончил Аракчеевский кадетский корпус и Павловское пехотное училище. В 1899 году переведен в Отдельный корпус жандармов. В 1900—1905 годах служащий Московского и начальник Киевского охранных отделений. В начале 1906 года назначен начальником дворцовой Охранной агентуры. Во время Первой мировой войны сопровождал Николая II во всех поездках. Организовал охрану Николая II в ставке в Могилеве. Во время Февральской революции был арестован Временным правительством, содержался в Петропавловской крепости и допрашивался Чрезвычайной следственной комиссией. В 1920 году эмигрировал во Францию. Был деятелем Русской монархической партии в Париже. В 1926 году участвовал в качестве делегата от Франции в Российском зарубежном съезде. Занимался литературной деятельностью, написал несколько книг по истории политических партий в России. В 1950 году переехал в США, где и скончался в 1952 году в возрасте 78 лет.

18
{"b":"216750","o":1}