Бессмертный внимательно осматривал изваяния, остальные растерянно топтались, не зная, чем занять себя. Дунаев подошел к окну, сквозь кусок грязного стекла взглянул в полуобугленный сад.

Джерри украдкой потрогал грудь статуи, изображавшей молодую девушку. Бессмертный с видом коллекционера выудил из толпы предварительных статуэток одну — она изображала женщину, видимо Асю, в движении, быстро идущую вперед. Платье на ней, как на знаменитой Нике, было смято ветром, и тело как бы мощно надвигалось, шло вперед, сквозь эти складки одеяния, летящего вспять. Лицо женщины было слегка повернуто назад, словно бы она оглядывалась, причем оглядывалась в гневе. В правой руке она сжимала высоко поднятый меч.

— Это ранняя работа Арона, — сказал Радный. — Называется, кажется, «Месть» или «Возмездие». Точно не помню.

— Отличная вещь. Я покупаю ее, — произнес Бессмертный и вынул из кармана серебряную монету — царский рубль 1913 года, выпущенный по случаю юбилея дома Романовых. — К сожалению, не могу, по нынешнему состоянию дел, заплатить больше.

Он посмотрел, словно прощаясь, на гладкое, немного стершееся от множества прикосновений лицо Николая Второго, из-за плеча которого проступало лицо первого Романова. И аккуратно положил монету на столик.

В этот момент в плотном слое копоти и дыма, который заслонял небеса, образовалась рваная бегущая дыра, откуда издали глянуло летнее небо. Солнечные лучи проникли в разрушенную мастерскую и в сад за большими разбитыми окнами. Дунаеву показалось, в саду что-то сверкнуло. Сверкнуло еще раз. И вдруг он увидел расхристанную фигурку, которая, пригибаясь, убегала сквозь кусты. Фигурка держала что-то сверкающее.

— Вор! — заорал Дунаев. Он перепрыгнул через огромного глиняного рабочего, который лежал в проломе стены, распавшись на большие куски, и бросился догонять вора. Он настиг его у самой ограды — схватил и сразу вывернул ему руку, заломив ее за спину.

— Ой, дяденька, больно! Отпустите! — завопил тонкий голос.

Оказалось, мальчишка лет десяти, с грязным лицом, вымазанным черным пеплом. Одет в тряпье. В свободной руке он сжимал большой серебряный поднос.

— Отпустить? Ну уж хуй тебе! — ответил Дунаев и, повернувшись в сторону мастерской, крикнул: — Я беспризорника поймал!

Остальные подошли.

— Чужим имуществом балуемся? — спросил Радный, кивнув на поднос.

— Это не чужое. Это наше, семейное. Я же Максимка Каменный! Вы что, не узнаете меня, вы же у нас в гостях бывали, — пацан указал на Радного.

— Хорош трепаться! — вскипел Дунаев. — Дайте-ка мне маузер, ребята. Сейчас я этого пассажира успокою навеки.

— Погодите, Дунаев. Зачем лютовать попусту? Вы себя как фашист ведете.

Радный присмотрелся к лицу пацана.

— Действительно — Максимка! — изумленно воскликнул он. — Как же ты здесь очутился?

— Мать с отцом на фронт ушли. А меня тетке оставили. Тетка эта — дура. Ну, я ноги сделал. Что я, маленький, что ли, в какую-то деревню ехать, когда все воюют? Я тоже воевать хочу. Я — Рыцарь Чудовищного Образа. Я — Каменный! Я сто миллиардов немцев один убить могу.

— Да ты, я погляжу, бравый парень! — усмехнулся Радный. — А зачем тебе поднос?

— Настоящий воин должен присмотреть себе меч. Я тоже ищу меч. Но, пока что, я вспомнил об этом подносе. Он годится в качестве щита. Мой отец очень силен. Одной рукой удерживает на весу полный, раскаленный самовар. Этот самовар всегда ставили раньше на этот поднос. Так что это подставка под знак силы моего отца.

— Очень хорошо, — вдруг сказал Бессмертный. Он подошел к пацану, держа статуэтку «Возмездие». — Значит, ищешь меч? Хорошо. Такой меч тебе по душе, как у этой женщины?

— Это моя мама, — сказал мальчик, искоса взглянув на статуэтку.

— Тем лучше, — кивнул Бессмертный. — Изволь выслушать стихотворение! — неожиданно перебил он себя. — Это мой перевод из Рильке. Или из Стефана Георге. Не помню точно. Кажется, из Рильке все-таки. Малоизвестное стихотворение. — И он прочел. Кстати, стихи он читал внятно, с присутствием необходимой доли холодного пафоса:

Пока Бессмертный читал, Дунаев отчего-то все более впадал в бешенство.

«Развели беспризорников, блядь! Вот из-за такого разгильдяйства и войну выиграть не можем! — думал он. — От них и воровство, и мародерство, и грязь! А тут им, паразитам, еще стишки читают!» Он заметил, что Радный заслушался, а кобура у него на поясе расстегнута. Незаметно он вытянул из кобуры Радного наган и, отступив на шаг, стал целиться в затылок Максимки. От злобы его так трясло, что дуло нагана прыгало как сумасшедшее. «Пришью паразита!» — думал он. Но этому не суждено было совершиться.

В тот момент, когда Дунаев приготовился уже выстрелить, Максимка вдруг слегка развернулся и сделал малозаметное движение локтем. Что-то свистнуло, сверкнуло, и Дунаев вдруг почувствовал такую резкую боль в руке, как будто его ударили топором. Пистолет взлетел и выстрелил уже в воздухе, описывая дугу. Дунаев свалился на землю с воплем. Оказалось, Максим Каменный метнул в Дунаева поднос — да так точно, что едва не отрубил Дунаеву кисть руки.

— Что, срезал, дядька?! — звонко крикнул Максимка. — То ли еще будет!

«Как же он увидел? Я же сзади стоял!» — думал парторг. И только потом сообразил, что мальчонка наблюдал за ним с помощью зеркального подноса. Поднос и был для него «зеркальным щитом Персея».