Вот так начался путь вспять. Появился доктор Том Коннорс. Если он и испытывал какую-либо неловкость за то, что увел у Питера его девушку десять лет назад, то он ничем этого не проявил. Он играл роль старого друга и опытного специалиста. Попросил Питера показать ему ногу. Питер упрямился. Он хотел, чтобы Лиз вышла из комнаты, но она осталась. В конце концов, весь обливаясь потом от застенчивости, он обнажил свою культю.

– Эти ребята в Беннингтоне хорошо сделали свою работу, – сказал Коннорс. – Тебе повезло. Когда у тебя будет протез, твое колено будет полностью функционировать. Ты научишься ходить так, что никто ничего не заметит.

Коннорс договорился, что Питер явится в его клинику на следующее утро. Питер согласился, в душе не собираясь этого делать. Но утром явилась Лиз, чтобы отвезти его на своей машине. Вот так она и распоряжалась им все последующие три месяца. Она никогда не сообщала заранее о своем очередном визите, но каким-то образом ухитрялась появляться как раз в тот момент, когда Питер полностью падал духом. Искусственная нога и ступня были изготовлены Коннорсом дней через десять. Под надзором Лиз Питер начал испытывать ее дома. Сначала это было очень болезненно, и он не стал бы пользоваться протезом, если бы не настояния Лиз. Оставаясь один, он возвращался к костылям. Однажды, во время визита Лиз, он пошел в спальню снять протез. Костыли он оставил в гостиной и крикнул ей, чтобы она принесла их ему. Она не ответила. Он подскакал к двери на одной ноге. Лиз исчезла. А вместе с ней пропали и костыли. Вместо них он обнаружил толстую трость с резиновым наконечником.

Итак, он начал ходить с протезом, сначала с палкой, а потом и без нее. Спустя десять дней, во время которых он не виделся ни с кем, кроме Лиз, с наступлением темноты он рискнул выходить на прогулки в Грэмерси-парк, присаживаясь на скамейку, когда уставал. Теперь он воочию убедился, что никто не обращает на него ни малейшего внимания.

Как-то вечером он решил самостоятельно отправиться в театр. Все прошло без инцидентов. Неожиданно он почувствовал себя заключенным, выпущенным из тюрьмы. Ему потребовалась вся его смелость, чтобы решиться заглянуть в клуб «Плейерс». Гардеробщик сказал, что очень рад его возвращению. Он одолел винтовую лестницу, спускающуюся в бар.

– Вам как обычно? – спросил бармен Эдди.

Это означало сухой мартини. Какой-то приятель помахал ему рукой, стоя около бильярда. Другой подошел выпить вместе с Питером и сказал, что ему не хватает его статей в еженедельнике. Ни один не взглянул на его ногу и не сделал ни единого замечания по этому поводу. Ему не пришло в голову, что его друзья могли быть подготовлены Лиз и доктором Томом Коннорсом. Он ничего не заподозрил и в том, что по странному совпадению он оказался у стойки бара наедине с Джеком Мерривитером, великолепным английским актером.

– Коннорс – настоящий гений, – небрежно обронил Мерривитер.

Питер почувствовал, как его щеки запылали.

– Не думаю, что найдется хоть дюжина человек, которые знают, что последние восемь лет я появляюсь на сцене только благодаря Коннорсу.

Питер удивленно воззрился на него:

– Вы?!

– Представьте, у меня, как и у вас, нет ноги ниже колена, – сказал Мерривитер.

– Но я помню, что пару лет назад видел вас танцующим в мюзикле!

– Неплохо было, верно? – улыбнулся Мерривитер. – А вчера на Уинджид-Фут я сделал восемьдесят два очка! Мне это помогло совершенствоваться в гольфе, потому что я мог поворачиваться только в одну сторону, так что я не экспериментировал. Вам повезло больше, чем мне на первых порах.

– Как так?

– Чтобы работать писателем, вам не нужна нога, – сказал Мерривитер. – Да, вот так-то. – И он поставил на стойку опустевший стакан.

Днем Питер позвонил Фрэнку Девери, своему редактору, и сразу же получил срочное задание освещать визит маршала Тито в Организацию Объединенных Наций.

В тот же вечер около девяти в дверь позвонила Лиз. Том уехал в Балтимор консультировать какого-то пациента в клинике Джона Хопкинса. Питер с восторгом рассказал ей о проведенном им дне, не подозревая, что Лиз уже получила отчет от Мерривитера и Девери. Она понимала, что борьба почти выиграна. И впервые об этом же говорил и сам Питер.

– Я все время думаю, как сказать тебе об этом, Лиз. Не знаю, что случилось бы со мной, если бы не ты. Я не мог просить о помощи. Я никогда бы не попросил ее. Ты просто оказала мне ее. Иногда я удивляюсь, почему ты это сделала.

– Потому что люблю тебя, – тихо сказала она.

– Приятно это слышать, – сказал он, не воспринимая всерьез ее откровение.

– Не так уж много осталось, что я могу сделать для тебя, Питер, – сказала она. – Только одно.

– Не могу себе представить, о чем ты, – сказал он. – Ты и так сделала слишком много.

– Я хотела бы, чтобы ты занялся со мной любовью, – сказала она.

Он изумленно уставился на нее, полагая, что неправильно ее расслышал.

– Люди думают, что женщина, если она счастлива в браке и имеет семью, автоматически не замечает других привлекательных мужчин. Это миф. Почему-то считается вполне нормальным, если женатый мужчина обращает внимание на красивых женщин, но всех возмущает, если замужняя женщина позволит себе увлечься кем-то другим. Но это происходит с ними, Питер. Ты можешь иметь меня сейчас или в любое время, когда захочешь.

У него пересохло в горле, а сердце гулко забилось о ребра. Он отчаянно желал ее, но у него отложилось в мозгу, что ни одна женщина теперь не захочет его, разве только из жалости или как результат сексуального извращения.

– Тебе не нужно говорить мне, что тебя беспокоит, – сказала Лиз. – Ты думаешь, я предлагаю себя, потому что жалею тебя. Нет, я просто хочу тебя, Питер.

Он подошел к ней – не сознавая, что совершенно забыл о том, что ему трудно передвигаться. Обнял Лиз и поцеловал. Это не был поцелуй брата или любовника.

– Ты самая прелестная женщина из всех, кого я знаю, – сказал он, мягко отстраняя ее. – Я отвечу «нет», но не потому, что не желаю тебя. А потому, что я хочу, чтобы ты и Том оставались со мной всю мою жизнь и чтобы я не испытывал вины. – Он улыбнулся ей. – Ты пыталась сказать мне, что эта сторона жизни не закрыта для меня, верно?

– Она не закрыта для тебя, Питер, и никогда не будет закрытой. Только ты должен сказать себе, что хочешь меня или любую другую женщину.

– Иди домой, милая моя Элизабет, – сказал он. – И когда выйдешь на улицу и станешь удаляться отсюда, помни одну вещь – я тоже тебя люблю.

Она подняла руку и коснулась его щеки прохладными пальцами.

– Наслаждайся жизнью, Питер, – сказала она.

Потом она ушла.

Меня зовут Джим Трэнтер. Я был вторым жильцом номера двести пять. Макс Лэндберг все рассказал мне о Питере Стайлсе, когда просил меня пожить с ним в одном номере. Я нисколько не возражал. В «Логове» вообще было принято помещать в одном номере разных людей. Мне было интересно встретиться с Питером. Я был знаком с его статьями, которые давно уже мне нравились.

В то время я работал младшим составителем объявлений в одном рекламном агентстве. Мое агентство занималось и рекламой отдыха в «Дарлбруке», поэтому меня направили сюда подготовить буклет на следующий сезон. Это было поистине приятным занятием, и я не очень торопился с работой, предпочитая учиться катанию с гор на лыжах.

В тот день около десяти вечера я находился у себя в номере, просматривая свои заметки, когда молодой Рич Лэндберг ввалился с сумкой Питера.

– Приехал ваш сосед, – сказал он, – и да поможет вам Бог!

Он ретировался, и чуть позже в комнату вошел, прихрамывая, Питер. Он выглядел поразительно мрачным.

– Я Питер Стайлс, – сказал он. – Полагаю, вам придется делить со мной номер.

Я встал из-за стола, за которым работал, и представился. Мне понравилось его крепкое рукопожатие.

– Рад видеть вас на борту, – сказал я. – Должен признаться, я всегда вам завидовал.