А потом Капитан вновь передал управление «Люцифером» Валенто Клаудо и пошел в свою каюту. В дверях он сказал холодно, сквозь зубы:

— Так будет и дальше. Если и этого им мало, если и теперь они не примут мои требования и не покорятся, я еще яснее докажу им, что такое настоящее могущество!

Сквозь открытую дверь своей каюты Алесь услышал эти слова. И еще он заметил, как Эрнан Рамиро, проходя по коридору, чуть повернул голову и невидящими глазами посмотрел в его сторону. У юноши вдруг возникло решение, хотя от этого и забилось вдруг бешеными ударами сердце:

«Если он что‑нибудь скажет, хоть на миг остановится, я постараюсь изложить все, что думаю. Будь что будет, я должен рассказать Капитану, должен!»

Но Эрнан Рамиро, видимо, не заметил Алеся. Его невидящий взгляд скользнул дальше. Бледное лицо было застывшим, как гипсовая маска. Капитан был погружен в размышления, для него сейчас как бы ничего и не существовало, кроме собственных мыслей. И юноша не решился ничего сказать…

Да разве можно надеяться, что он согласится выслушать? А если бы и согласился, что значат для него слова парня, которого он из жалости оставил при себе?.. Нет, в такую ​​возможность трудно было поверить. И все же…

Алесь выглянул из каюты. В коридоре не было никого. Капитан, видимо, сейчас будет отдыхать. В кабину, где дежурит у пульта Валенто Клаудо, он в ближайшее время не вернется, тем более, что у него ранена рука. Валенто, милый Валенто, хоть ты и отказался тогда говорить, но не может быть, не может, чтобы и на тебя это не повлияло! У тебя доброе сердце, ты добрый, честный чуткий, нам нужно, очень нужно поговорить с тобой, именно с тобой!

Неслышными шагами Алесь прошел коридором и заглянул сквозь прозрачные двери кабины управления.

Вот он, Валенто, в своем неизменном синем комбинезоне, тот же Валенто, который так ласково склонялся над кроватью Алеся и весело, искренне разговаривал с ним, утешал и подбадривал юношу в тяжелые часы, когда Алесь был таким беспомощным. Валенто, дорогой, не откажись и сейчас быть таким же другом, ты не мог измениться, так же как Капитан! И если ты и в самом деле так любишь Капитана, как говорил, тогда и тебе должно быть больно, тогда и ты должен без опасений сделать все для того, чтобы повлиять на Капитана, который ошибается, несмотря на свой ​​светлый ум…

Валенто оглянулся. На его широком лице появилась радостная улыбка.

— Алесь, ты? – Сказал он. – Заходи, заходи.

Юноша вошел. Он не знал, с чего начать. Конечно, значительно лучше было бы, если бы этот разговор возник как‑то сам собой, во время тех непринужденных дружеских разговоров в маленькой каюте, которые так любил Алесь и где так легко говорилось обо всем. Но нечего и думать о досуге в такой напряженной обстановке, когда на каждом шагу поджидают опасности, когда вокруг происходит такое, что страшно вспоминать.

— Что‑то у тебя, парень, измученный вид, – сказал Валенто Клаудо, присматриваясь к Олесю. – Не заболел ли ты, часом? Имей в виду, на это я согласия тебе не давал. Ну, говори, в чем дело?

Эх, зачем думать о каких‑то там подходах, подготовке! Не лучше ли начать сразу, так, как бросаются в холодную воду, а не колебаться и пританцовывать на берегу, робко пробуя эту воду?.. И Алесь бросился.

— Я не болен, Валенто. Меня мучают раздумья. И я хочу поговорить с тобой.

— О чем?

— О том, о чем мы недавно уже говорили… после столкновения «Люцифера» с «Сан–Себастьяном». Тогда я говорил тебе…

Валенто Клаудо, нахмурившись, прервал юношу:

— Да, и тогда я просил тебя…

— Ты сказал, чтобы я не спрашивал тебя о таких вещах, – не дал ему закончить Алесь, который чувствовал, что уже не может остановиться: ему очень, очень нужно было сломить сопротивление своего друга. – О, все я помню! И ты знаешь, с того времени я не спрашивал тебя.

— Очень мало было «того времени», – мрачно заметил Валенто.

— Но сколько событий произошло! – Воскликнул Алесь. – И я не могу, не могу больше молчать! Если бы Капитан не был так нелюдимым, если бы он ни отгораживался от меня этим высокомерным молчанием, если бы он ни делал вид, что не замечает меня, я сказал бы ему сам. Но это невозможно. И так же невозможно молчать дальше! Если мы с тобой любим и уважаем Капитана, мы не имеем права молчать, Валенто! Ты же сам слышал, что он говорил по радио? Он угрожал всем именно так, как угрожают…

— Замолчи, Алесь! – Сурово сказал Валенто Клаудо.

— Нет, я не замолчу! – Горячо возразил юноша. – Я должен сказать тебе то, что думаю. Опровергни, докажи, что я неправ, если сможешь… И ни говори, пожалуйста, что я не имею, мол, права судить Капитана, что я неблагодарный или еще что‑то! Я люблю и уважаю Капитана, ты знаешь, Валенто. Если бы мне было безразлично, я ничего не сказал бы. Но в том‑то и дело, что мне не безразлично, меня это мучает и не дает покоя… а тебя разве нет, Валенто?

Клаудо не ответил, вглядываясь в экран.

— Ага, ты не отрицаешь, потому что и сам видишь, чувствуешь, как и я! – будто обрадовался Олесь. – Валенто, милый, я помню, как Капитан и вся команда «Люцифера» выходили тогда к могиле расстрелянных фалангистами патриотов… И помню все то, что ты рассказывал мне о жизни и судьбе Эрнана Рамиро… Тогда я готов был поклоняться Капитану, такой он был благородный, выше всех, необычный! А теперь? Что случилось с ним? Теперь он объявил себя мстительным диктатором, который сеет вокруг смерть! А за что он воюет? Ты скажешь, повторяя его слова: он хочет отомстить и имеет на это право! Он хочет уничтожить Фернандеса и его приспешников. А кем он сам становится, не замечая этого? Таким же диктатором! Это так, Валенто; так! Он сам сказал это сегодня. А ты молчишь? Ты говорил мне, что ты республиканец, Валенто. Твои друзья умерли в борьбе против Фернандеса. А теперь что получается? Ты помогаешь другому диктатору, Валенто?.. И молчишь?..

Нахмурившись, сжав крепкие челюсти, Валенто Клаудо неотрывно смотрел на экран, держа в напряженных руках рычаги управления. Алесь слышал, как он тяжело дышит. Время от времени он будто порывался что‑то сказать, но снова отворачивался. Алесь понимал: честный и искренний Валенто очень волновался и не мог скрыть этого.

— Я хотел сказать об этом самому Капитану, но он, я знаю, и слушать меня не захочет, – горячо продолжал юноша. – Ты видишь, каким нелюдимым, холодным стал Капитан. В нем что‑то будто сломалось, он будто уже не доверяет никому, он прислушивается только к голосу мести, стремление к которой завладело им. Капитан стал совсем другим человеком… он или сошел с ума, или…

— Замолчи, Алесь! – С усилием, глухо сказал Клаудо.

— Нет! Если он не сошел с ума, то превратился в жестокого, бессердечного, мстительного человека, опьяненного огромной силой, которую дает ему «Люцифер». Только даже этой силы ему не хватит, Валенто.

— Ты повторяешь то, что говорил тебе Фредо Виктуре…

— А разве это не верно? Я говорю то, в чем я уверен. Фредо Виктуре, видимо, коммунист. А я комсомолец. Коммунисты и комсомольцы думают одинаково, у них одна цель, одни и те же оценки и стремление, Валенто! И они честно выражают их, не боясь ничего и никого. А ты боишься не только сказать это, а даже и подумать, прячешь свои мысли и сомнения. Если ты действительно любишь и уважаешь Капитана, Валенто, разве ты имеешь право молчать, а не помочь ему разобраться в том, в чем он запутался? Скажи, разве не так?

И вновь Валенто Клаудо некоторое время молчал, не поворачивая головы к Алесю, который не сводил с него глаз, взволнованно ожидая: что же он услышит сейчас?..

Наконец Клаудо заговорил – медленно, как бы подбирая слова.

— Я выслушал тебя, Алесь. И снова могу сказать тебе пока только одно: не спрашивай меня о таких вещах! Мне трудно и без твоих вопросов…

Сердце Алеся подпрыгнуло. Он обрадовавшись сказал:

— Тогда получается…

— Ничего не получается, – решительно перебил его Валенто. – Я привык считать, что Капитан лучше всех знает, что делает. Ты спрашивал, люблю ли я его, уважаю? Зачем об этом спрашивать. Как и каждый из нас, я многим обязан Капитану. И глубоко уважаю его. Он – это он, Алесь! И этим все сказано. Он имеет право отомстить фалангистам так, как захочет. Да, Капитан в последнее время изменился. И мне очень тяжело видеть это. Но я не хочу, не могу, понимаешь ты, не могу судить его. Он слишком много пережил, ты знаешь это. И не спрашивай меня больше! Я не хочу кривить душой. Мне трудно, но я верю, все еще верю, что Капитан лучше меня и тебя знает, каким путем ему идти. Видимо, я слишком привязался к тебе, парень, если позволяю себе такие разговоры с тобой… И достаточно! Пусть даже Капитан в чем‑то ошибается, это бывает со всеми. Но он сам потом поймет все. А я… я привык выполнять его приказы и верить ему…