Литмир - Электронная Библиотека

В другой раз, показывая мне порт, она с не меньшей гордостью сообщила, что здесь побывал Джузеппе Гарибальди и в этом месте он дал клятву освободить Италию от австрийского владычества. Говорила она и про других знаменитых земляков, про «самого» Николая Федоровича Щербину, автора сборника «Греческие стихотворения», про Георгия Яковлевича Седова, неустрашимого мореплавателя и исследователя Арктики. «Сколько бы там одесситы ни хвастались своей Каменной лестницей, — с задором заключила тетя один из своих рассказов, — а наша Каменная лестница с ее ста пятьюдесятью пятью ступеньками, ведущими прямо к морю, несравненно уютней и милей одесской».

На мое замечание, что и таганрожцы любят похвастать, тетя сначала обидчиво поджала губы, но потом рассмеялась и рассказала мне следующий случай.

Жил в Таганроге бедный жестянщик по имени Елизар Аснес. Чинил он старые ведра, делал совки для бакалейных лавок и терки для хозяек. И, между прочим, смастерил из жести и парусины незамысловатую штуковину, чтоб горожане могли раздувать свои самовары не голенищем сапога, а специальной машиной. Ну и пошла по Таганрогу про Аснеса молва: «Изобретатель! Эдисон!» И, раздувая свои самовары этой машиной, хвастливые таганрожцы до того раздули Аснесову славу, что дошла она до Петербурга.

Приезжает из столицы корреспондент большой газеты и опрашивает у мальчишек: «Есть у вас изобретатель Аснес?» — «А ка-ак же!» — ответили мальчишки. «Что ж он сейчас изобретает?» — «Коньки, дяденька». — Какие коньки?» — «А вот нацепите их, дяденька, и тут же в Петербурге очутитесь». Потом спросил корреспондент хозяек: «Ну-ка ответьте, есть у вас изобретатель Аснес?» — «А ка-ак же!» — ответили и хозяйки. «Что ж он сейчас мастерит?» — «Гладилку. Положишь в нее грязную рубаху, а вынешь с другого конца простиранную, накрахмаленную и выутюженную». Спросил купцов. А те свое: дескать, мастерит сундук, который только хозяину открывается.

Пошел корреспондент к Аснесу. Тот сидел в своей ветхой будке, вставлял новое дно в худой чайник. «Так и так, — сказал корреспондент, — приехал к вам из самого Петербурга, чтоб на всю Россию расписать в газете, какие вы готовите цивилизованному миру новые изобретения». — Слушайте, — взмолился Аснес, — за ради бога прошу вас, напишите вы в своей газете, пусть бедного жестянщика оставят в покое. Не могу на улице показаться, чтоб не спросили меня, когда полечу на луну в своем чудо-корыте… Ну какой я Эдисон! И на что мне та луна! Что мне, жить надоело?» — «Да-а, — разочарованно протянул газетчик, — видно тут вышла ошибка: мне надо было ехать к Аснесу в Одессу, а я к таганрогскому Аснесу завернул». — «Что-о?.. В Одессу? — вскочил со своей скамеечки Аснес. — Ну и езжайте себе туда без пересадки! И скажите там вашему одесскому Аснесу, пусть он не рыпается: все равно на луну я прилечу первый!»

Говорить о прошлом Таганрога тетя Наташа могла бесконечно. Но особенно охотно вспоминала она свои гимназические годы и своих подруг по гимназии. Выходило так, что самые красивые на земном шаре девушки жили в Таганроге. Такой, например, была «сказка Таганрога» Аня Самойленко с теплыми карими глазами и ореолом целомудрия на прекрасном челе. Или три сестры Матусовские — Люба, Миля и Таня — все разные, но все обаятельные. В доказательство тетушка вынимала из сундука старинный альбом с фотографиями всех восьми классов гимназии, литографированный в Париже каким-то «Генеральным агентством русско-французских дел», и с печальной улыбкой перелистывала его. Ничего, девушки были подходящие. Но, на мой взгляд, наши, нынешние, им не уступят.

Иногда тетушка таинственно шептала мне:

— Сейчас я тебе что-то покажу. Только ты…

— Могила!..

— Вот-вот, — кивала тетушка. — Никому, ни одному человеку в мире!

И шла в соседнюю комнату к своему сундуку за какой-нибудь диковинкой.

Вещицы были любопытные, но я никак не мог понять, зачем их держать в сундуке, пряча от человеческих глаз. Еще Горький говорил: «Делай вещи как можно лучше, они будут более прочны, избавят тебя от затраты лишнего труда, но — не сотвори себе кумира из сапога, стула или книги…» Однажды я так тетушке и оказал. Она вся поникла, погасла. Потом вздохнула и говорит:

— Знаю сама, что это очень эгоистично — одной любоваться чудом человеческих рук. И давно уже подумываю, не пора ли сдать свои сокровища в наш краеведческий музей: ведь эти вещи привозили сюда из всех стран мира итальянцы и греки, наша бывшая таганрогская знать. Но все никак не решусь: жалко!.. — закончила она с такой трогательной непосредственностью, что я невольно ответил:

— Ну и держите их пока при себе, а там видно будет.

От этих слов тетушка сразу повеселела и уже бодрым голосом добавила:

— Да это что — игрушки, а вот где подлинные сокровища.

И кивнула в сторону книжного шкафа.

Меня давно разбирало любопытство, что за книги хранились под замком в этом шкафу красного дерева, и я спросил:

— А мне можно посмотреть?

— Посмотри, — сказала тетушка. — Тебе как филологу можно.

Я подошел к шкафу и принялся вынимать и рассматривать одну книгу за другой. Здесь я нашел старинный рыцарский роман в переплете с тиснением и бронзовыми застежками, изящный томик стихотворений Эвариста Парни, изданных в Париже полтораста лет назад, еще при Наполеоне, роман певца обездоленных Шарля Луи Филиппа «Шарль Бланшар»… Какое богатство для любителя французской литературы! Три полки редких книг на французском языке! Но это не все. На верхних полках стояли толстенные фолианты, переплетенные в кожу. Раскрыв один из них, я увидел на пожелтевших листах незнакомые буквы причудливых очертаний. Да ведь это арабский шрифт! А вот «Словарь к арабской хрестоматии и Корану», изданный в Казани в 1881 году; вот и полный англо-арабский словарь…

— Тетя, зачем это вам? — удивился я.

— Как зачем? Разве тебе мама не говорила, что я по-арабски и по-французски читаю так же, как ты по-русски? Это моя специальность. Я даже кое-что перевела из гениального слепца Абу-ль ала аль-Маарри. К сожалению, я не могла этим всерьез заняться. Иван Семенович, мой покойный муж, часто прихварывал, и я отдавала уходу за ним все свое время. А теперь… — она умолкла и некоторое время сидела не шевелясь, с полуприкрытыми глазами, будто прислушивалась к своим мыслям. — Да, теперь у меня одна мечта, одна цель в жизни… Но осуществить ее мне, как видно, не суждено…

Часы Мериме - i_005.png

Она задумалась. В ее темных глазах появилось такое выражение, будто она ничего перед собой не видела.

Невольно понижая голос до шепота, я спросил:

— Какая мечта, тетя Наташа, какая цель?

— Что? — оторвалась она от своих, видимо, печальных размышлений. — Видишь ли, я хотела бы перевести на египетский язык «Молодую гвардию» Фадеева. Это был бы мой скромный подарок героическому народу. Пусть бы египетские юноши и девушки узнали, как наша молодежь защищала свою Родину.

— Так в чем же дело, тетушка! — воскликнул я. — Садитесь и пишите!

Тетя рассмеялась.

— Не так это просто, — сказала она. — Я знаю арабский литературный язык. Он понятен во всех арабских странах. Может быть, на арабский литературный язык «Молодая гвардия» уже и переведена. Но чтобы сделать перевод живым и близким массам, надо знать и народный разговорный язык. Вот этого мне и не хватает. Ведь каждая арабская страна имеет свой диалект. Например, в диалекте Сирии есть элементы арамейского языка, в египетском диалекте много коптских слов. Короче, переводчику надо бы хоть с полгода пожить в Египте.

— Так в чем же дело, тетя! — опять воскликнул я. — Садитесь на теплоход и езжайте!.. Если хотите, я вас до самого Каира провожу.

— А на какие деньги?

— Ездят же наши писатели за границу. Вам тоже устроят эту… как ее?.. творческую командировку.

— Нет, милый мой, это неосуществимо, — вздохнула тетушка. — Какая я писательница!.. Да я и не решусь ехать за государственный или общественный счет. А вдруг я не оправлюсь с задачей! Меня совесть загрызет. Другое дело — поехать на свои деньги, но… их у меня нет.

3
{"b":"216516","o":1}