А потом Себастьян застыл, поняв, что только что прервал очень важную для неё преграду. Преграду, которой не должно было быть по его соображениям. Великую ценность, которую она должна была очень давно отдать другому. Но она сберегла её. И отдала ему. Без единого слова.

На секунду страсть отошла в сторону. Она так часто дразнила его, так часто заявляла, что будет жить “полной жизнью”. Так часто провоцировала его, что он перестал замечать очевидное и стал верить в самое худшее.

“Меня никто не целовал после тебя. Как я могла позволить хоть кому-то стереть вкус твоего поцелуя?”

Себастьян вдруг захотел завыть от боли и раскаяния. Господи, как же он ошибался! Каким был слепцом! Он всегда думал, полагал, что она уже познала другого… А она!.. Он заглянул в её изумлённые, округлившиеся глаза. И когда она поняла, что впервые в жизни ощущает в себе присутствие мужчины, у него дрогнуло сердце.

- Вики, - пробормотал он, целуя ей губы, щеки, снова губы. - Жизнь моя, прости меня…

***

В его голосе звучало столько раскаяния, будто он сожалел о том, что только что сделал. Тори не могла поверить, что он мог не хотеть этого, мог сожалеть о том прекрасном, что происходило между ними сейчас. Господи, всё было в несколько раз пронзительнее и слаще, чем в прошлый раз в библиотеке. Она и забыла, какой он сильный, какие у него крепкие мышцы и широкие плечи. С какой чувственностью он мог исследовать её охваченное огнём тело. Целовать так страстно, что сердце готово было выпрыгнуть из груди.

Её милый, ученый Себастьян. И такой страстный! Кто бы мог подумать!

Тори так сильно боялась не обнаружить его в конюшне, куда летала, очертя голову. Она боялась не успеть, и у неё подпрыгнуло сердце, когда она всё же нашла его. Но она не думала застать его в совершенно неожиданном для себя настроении. Он не собирался уезжать! Он никуда не собирался, удивлённо взглянув на неё, когда она спросила его об этом!

“Мне больно от того, что ты думаешь, будто я могу уйти и жить где-то вдали от тебя. Будто я способен жить без тебя”.

Тори казалось, что невозможно любить ещё сильнее, но его слова заставляли сердце переворачиваться в груди.

“Что бы я ни делал, жизнь моя, я всегда буду возвращаться к тебе. И к нашему валуну. Обязательно”.

Он помнил! Помнил о том, что она нацарапала на его валуне. Помнил о том, о чём она просила его много лет назад.

“Я бы вернулся к тебе, даже если бы мне пришлось сражаться с целым миром”.

Каким-то чудом она не умерла от боли, понимая, насколько нужна ему. И когда он обнял ее, когда коснулся ее губ своими, когда поднял на руки и куда-то понёс, Тори прижалась к нему в ответ, мысленно умоляя его никогда больше не отпускать себя. Она задыхалась без него. Она погибала без него. И нуждалась в нём в первую очередь потому, что нужна была ему сама.

И он показал ей, как сильно она нужна ему. Себастьян творил с ней такое, от чего кружилась голова, и перехватывало дыхание. Она не могла дышать, не могла думать ни о чём, кроме его рук, губ и пальцев, которые добрались до таких места, о которых она и думать не смела. Он как будто знал, куда ему следует касаться, чтобы ещё больше распалить её. Она умирала от того удовольствия, которое принесло с собой его откровенное прикосновение.

Она даже не представляла, что может испытать нечто подобное, но он продолжал своё изысканное пиршество, буквально набросившись на неё. Он дарил ей такое непереносимое наслаждение, такой восторг, лаская её там внизу живота, что казалось, она вот-вот лишиться чувств. Тело вибрировало, легкие разрывались от напряжения, кожа горела. И она действительно умирала, пока он не убрал руку и не посмотрел на неё.

И тогда, позабыв обо всём на свете, она потянулась к нему, горя желанием пробраться сквозь слои одежды и дотронуться до его кожи. Но снова он не позволил ей этого сделать. И Тори вдруг отчетливо поняла, что в этом и кроилась отгадка его боли. Она так боялась, что вот сейчас он снова поднимется и отошлет её прочь. Но он сделал нечто другое.

Он ласкал её бедра, задирал подол, оголяя ноги.

А потом его большое, горячее тело пронзило её так, что неожиданная боль на миг затмила сладостное ощущение полета и головокружительного упоения. Она поняла, что все его ласки вели именно к этому, потому что чем больше он целовал и поглаживал её тело, тем сильнеё становился непонятный внутренний зов. Она не представляла, что это могло быть. Чего жаждало её тело, пока он не заполнил её собой. Некая часть его, большая, твердая и непонятная, протолкнулась в неё, растягивая её и обжигая.

А потом он сказал это…

Тори повернула к нему свое лицо и посмотрела на его искаженное мукой лицо. И неожиданно поняла причину, по которой он сказал эти слова. Ему было больно, больно от того, что он причинил боль ей. Едва дыша, едва шевелясь, боясь нарушить это удивительное единение их тел, она обняла его широкие плечи и сказала то единственное, что могло бы хоть немного успокоить его.

- Мне совсем не больно.

Он вскинул голову. Из горла вырвался рокочущий звук. Он склонил голову и накрыл её губы своими. А потом сделал такое неуловимо-легкое движение внутри неё, что Тори вздрогнула так, будто её ударили. Вернеё, это был не удар. На неё разом нахлынул такой поток внезапных, непередаваемых, почти ослепительных чувств, что сначала она замерла, а потом протяжно застонала и опрокинула голову назад.

Он стал медленно и мягко двигаться в ней, то выходя, то снова заполняя её до самого конца. Это было невероятно. Это было и волшебно и пугающе. С каждым новым проникновением ощущения становились такими сильными, такими непереносимыми, что Тори стало страшно от мощи нарастающей силы.

Её тело трепетало и дрожало под ним. Сладкий комок застрял в горле, мешая дышать. Однако она не могла перестать стонать каждый раз, когда он входил и медленно выходил из нее. Тори не могла контролировать то, что завладело ею без остатка. То, что он делал, было и мучительно, и упоительно одновременно. Так необычно, что с трудом верилось, что такие ритмичные движения могут доводить до исступления. Сладостное наслаждение поднималось из места единения их тел и заполняло каждую клеточку ее тела.

Она лишь крепче обнимала его, боясь не уцелеть в этом шторме. Тори слепо подалась вперёд и, отыскав его губы, крепко поцеловала его, ощущая его ладонь на своей груди. Он продолжал неумолимо двигать бедрами, пронизывая её своей твердой плотью.

В какой-то момент Тори поняла, что просто не выдержит этого, потому что вместе с удовольствие, её начинала скручивать неизвестная рука опасного напряжения. Она боялась, что у неё взорвется сердце. Она боялась задохнуться. Всё тело замирало и подрагивало с каждым его порывистым скольжением. Он дышал тяжело, почти так же как она. Лоб его покрылся испариной. Глаза потемнели.

- О Господи, Себастьян! - простонала она, выгнув спину и сгорая от переполнявшего её жара.

Вцепившись в его невероятно широкие плечи, чтобы не упасть в пропасть, чтобы не потерять себя, Тори инстинктивно подняла бедра, ещё глубже принимая его в себя. Напряжение стало просто нестерпимым, сжав каждый нерв, каждую клеточку ее тела. Она не могла… Она не сможет больше…

- Вики!

Он зарычал именно в тот момент, когда напряжение дошло до апогея. И сделав ещё одно пронзительное движение, до самого конца вошёл в неё. Всё на секунду замерло, а потом Тори вскрикнула и содрогнулась, ощущая, как ослепительное, ни с чем сравнимое наслаждение обрушилось на неё, вытиснув из груди годы боли и одиночества. У неё разрывалось сердце, перехватывало дыхание, плавились все косточки, и сводило каждую мышцу. Неожиданно что-то горячеё стало переливаться из него в неё. Возможно, это была его жизнь. Она почувствовала, как дернулся Себастьян, разделяя с ней этот дивный момент, это удовольствие. Это чудо.

Что бы это ни было, но это на какое-то время позволило ей стать частью Себастьяна. Быть привязанной к нему так, как она даже не думала быть. Она даже не знала, что такое возможно, пока он показал ей.