В нашем коттедже поставили плиту и чайник, чтобы утром готовить чай. Ошо любил утром пить чай с тостом. Тостера не было, поэтому я нашла алюминиевую крышку от чайника и делала на ней тост. Перед сном я заранее готовила хлеб, масло, молоко, сахар и чай, чтобы утром быстро приготовить, завтрак.

Ошо был очень счастлив, прогуливаясь по коттеджу, и решил проводить беседы в гостиной каждое утро и каждый вечер.

Жители Кашмира носили своеобразную одежду, которую Ошо очень любил. Он предложил нам пойти в фото студию и сделать фотографии, одевшись по-кашмирски. Нас восхитила его идея, и мы пошли в студию.

После того, как мы сделали снимки, мы попросили фотографа пойти с нами, чтобы сделать фотографию Ошо, сидящего на лошади в кашмирской одежде. Он согласился.

Ошо сидит на веранде в обществе людей. Увидев, как мы приближаемся с лошадью, он понял наши намерения, и сказал: «Сейчас будут неприятности». Услышав это, я сказала ему: «Ты сам доставляешь неприятности нам всем. Теперь, пожалуйста, оденься в эту кашмирскую одежду. Мы хотим сфотографировать Тебя на лошади». Других удивил мой тон, но Ошо улыбнулся и, поднявшись с кресла, сказал: «Хорошо, как хотите». Кранти взяла пакет с одеждой и ушла вместе с ним в комнату.

Я иногда удивляюсь, как я могу разговаривать с Ошо так непосредственно, как с другом. Я поняла, что это благодаря его любви мы никогда не чувствуем его отстраненным и выше нас. Он позволял нам идти к нему с открытым сердцем без какого-либо притворства.

Через несколько минут он вышел, одетый в кашмирскую одежду. Он выглядел, как император Магхал с озорной улыбкой на лице. Фотограф ждал, стоя возле лошади в саду около коттеджа.

Ошо грациозно сошел вниз, подошел к лошади и сел на нее. Он поехал на лошади, глядя на нас и улыбаясь. Щелкнула камера. На следующий день мы получили эту прекрасную фотографию Ошо, сидящего на лошади, как император Кашмира.

Утром, в 8 часов, Ошо позавтракал чаем с тостом. Шилу помогает мне готовить тост на алюминиевой крышке. Шилу очень молчалива она говорит редко. Когда Ошо ел тост, он сказал: «Шилу редко говорит, она очень молчалива». Я сказала Ошо: «Мать Шилу звала ее Девита (что значит «ангел») из-за ее молчаливой натуры».

Ошо рассмеялся и сказал: «Когда будете писать обо мне воспоминания, не забудьте упомянуть, что ангелы готовили для меня тосты».

Шилу, я и друзья, которые были с нами, все рассмеялись над этой шуткой Ошо, но глубоко внутри я решила запомнить то, что он сказал.

Зажечь эту керосиновую лампу невероятно трудно. Она доставляет массу неудобств. Я должна чистить ниппель булавкой почти каждый раз, накачивать ее некоторое время, и затем, каким-то чудесным образом, она зажигается.

Сначала я готовлю чай, а затем кладу крышку прями на горелку чтобы сделать тост. Ошо завтракает за меленьким прямоугольным столиком, который стоит в одном из углов кухни. Я держу дверь кухни открытой, чтобы выветривался запах керосина. Сегодня сторож, молодой симпатичный мусульманин, открыл дверь и, наклонившись к Ошо, сказал: «Алейкум Салам». Ошо встретил его своей широкой небесной улыбкой и попросил меня дать ему тост и чай. У меня появилось раздражение на этого человека, он пришел в такое время, что я должна была снова готовить чай. Я утешила себя мыслью, что это не так уж трудно. Я попросила его присесть, затем принесла ему тост и чай.

Но, к моему удивлению, на следующий день этот сторож снова пришел в то же самое время, и весь процесс повторился. Теперь я была уверена, что это будет повторяться каждый день, пока мы здесь.

Интуиция меня не обманула: он приходил каждый день за своим чаем и тостом, и я заметила, что Ошо это доставляет удовольствие. Я чувствовала, что Ошо наверняка знает о моей внутренней борьбе и о моем гневе на этого человека, и пытается поднять все это на поверхность, не говоря мне ни слова прямо.

Сегодня на беседе я слушаю, как он говорит о безусловной любви, о любви к незнакомым людям безо всякого повода. Услышав это, я почувствовала себя полной дурой, вспомнив утренние события, и что-то во мне переключилось.

На следующее утро в первый раз я приняла сторожа с открытым сердцем и принесла ему тост и чай с любовью. Ошо молчаливо наблюдал за этим, и когда я посмотрела на него, Он улыбнулся мне нежной улыбкой, одобряя перемену в моем отношении к сторожу.

После обеда Ошо отдыхает в своей комнате, а я сижу на веранде и сторожу его покой. Три пожилых мусульманина входят и говорят: «Мы хотим увидеть Пир-баба». Пир-баба — это слово на языке урду, которым мусульмане называют своих мастеров. Я сказала им: «Он сейчас отдыхает», — и что они могли бы прийти в 3 часа.

Они просто хотели узнать, кто такой Ошо. Чтобы начать разговор, один из них спросил меня, что, может быть, я его дочь. Просто, чтобы избежать бессмысленных разговоров, я сказала «Да». Но я солгала. Это оказалось не так просто, как я думала. Другой человек спросил: «Где твоя мать?» Теперь я попала в дилемму, я не знала, что сказать. Моей настоящей матери не было в живых. Думая о ней, я сказала: «Моя мать умерла». Почувствовав себя с ними неловко, я встала, чтобы уйти, но один из троих спросил: «Пожалуйста, еще один вопрос. У тебя есть еще сестры и братья?» Я глубоко вздохнула. Я почувствовала, что завираюсь. Я почувствовала, что сглупила, начав врать, и молча смотрела на них.

К моему великому облегчению, они ушли. Я слышала, как один из них сказал: «Бедная девушка, ее мать умерла, и она вынуждена ухаживать за своим отцом».

Когда я рассказала Ошо весь этот диалог, он рассмеялся, и сказал: «Итак, теперь ты знаешь, как одна ложь влечет за собой другие. Хорошо увидеть это с самого начала».

Каждый день приносили обед и ужин для Ошо и Кранти. После того, как они заканчивали есть, я обнаруживал, что они много оставляли для Шилу и меня. Мы обе с наслаждением съедали оставшуюся пищу и радовались, что не надо идти на кухню.

Сегодня организовали автобус, чтобы все могли полюбоваться окружающим пейзажем. Я отказывалась куда-то идти, и меня совершенно не интересовал окружающий пейзаж. Все, что меня интересовало — это Ошо. Некоторых друзей это раздражало. Я не понимала почему. Я чувствовала, что свободна выбирать, идти куда-то или не идти. Но они настаивали, чтобы я поехала с ними, и начали уговаривать.

Внезапно Ошо вышел из комнаты и, увидев, что происходит, сказал друзьям, чтобы меня оставили в покое. Они замолчали и начали садиться в автобус, который давно уже ждал.

На моих глазах выступили слезы. Ошо посмотрел на меня и рассмеялся, и это заставило меня рассмеяться тоже.

Он сказал: «Улыбка сквозь слезы — это редкая сцена».

Махариши Махеш Йоги также находился в Пахальгаоне с группой западных учеников, которые выразили желание поговорить Ошо. Была организована встреча в полдень на широком газоне около дома, в котором остановился Махариши Махеш Йоги с учениками.

Я взяла мой маленький кассетный магнитофон и с двумя друзьями села в машину, в которой ехал Ошо. Примерно через десять минут машина остановилась около дома с прекрасным широким газоном в саду. Повсюду было множество кресел. Махеш Йоги сидел в кресле и беседовал со своими учениками, которые, казалось, очень обрадовались нашему приезду. Ошо поприветствовал всех сложенными ладонями и сел на кресло рядом с Махеш Йоги. Я села рядом с Ошо, положив на колени свой магнитофон. Микрофонов не было. Махеш Йоги продолжал некоторое время беседовать с учениками, объясняя им, как разные пути ведут к одной цели. Я посмотрела на Ошо, он сидел с закрытыми глазами.

Один из учеников Махеш Йоги выразил свое желание послушать Ошо. На минуту воцарилась мертвая тишина. Ошо открыл глаза, я взяла в руки микрофон, чтобы записать его беседу. До сих пор я никогда не слышала, чтобы Ошо говорил на английском с группой западников. Может быть, это была его первая беседа на английском языке. Это больше было похоже на диалог, чем на беседу. Я слышала, как он сказал: «Нет никакой цели, незачем куда-то идти. Все пути уводят вас от себя. Все это просто сны…»