Когда вышла в свет повесть «Вам и не снилось…», написанная моей мамой Галиной Щербаковой, мне было четырнадцать. Через год на советских экранах появился одноименный фильм. В то время я была ровесницей персонажей этой драматической истории, жила теми же страстями, понимала их и плакала над печальной историей так же, как над «Ромео и Джульеттой». Да Рома и Юля и есть «Ромео и Джульетта» моего поколения. Я и сама узнала раннюю любовь, только, к счастью, в ней обошлось без трагедий. Оно и понятно: ведь моя мама, автор бестселлера, поющего гимн юной любви, была ангелом-хранителем моих чувств.

Все сказки кончаются свадьбой героев, трагедии – их гибелью или расставанием. А что дальше, после веселой свадьбы? И что было бы, если б трагедии не произошло? Стоит ли задаваться подобными вопросами, ведь как просто в конце произведения поставить оптимистический восклицательный знак или капнуть слезой точку.

Не знаю, повезло маме или нет: я, в чем-то идентифицируя себя с героями ее нашумевшей повести, возможно, сумела ответить на эти вопросы. Я понимала и разделяла чувства юных влюбленных. Но, взрослея, продолжала жить реальной жизнью, а те девочка и мальчик обречены были навсегда остаться в десятом классе. В их семнадцать лет мы попрощались с ними и в блестящем фильме Ильи Фрэза. Но случилось чудо: герои стали взрослеть вместе со мной. Они жили, как говорится, по соседству. Мы часто встречались во дворе, сталкивались в магазинах, на одной дворовой площадке выгуливали появившихся детей. И через какое-то время я вдруг поняла, что о них (о нас!) надо рассказать. Что на назойливый вопрос: «Что было дальше?» – нужно ответить. И я это сделала…

Многие бросили в меня камни: я разрушила сказку. Но, простите, я с детства так «слиплась» с героями повести Галины Щербаковой, что и дальше буду писать об их (нашей) судьбе. Пока жизнь идет, они тоже живут. Рядом с нами. Похожие на нас. Наши сверстники. «Ромео и Джульетта» много-много лет спустя.

Много лет назад таким было мое предисловие к первому изданию книги. Что я могу добавить теперь, когда опубликована другая моя книга – «Мама, не читай!» (а также ее продолжение) с рассказом о реальных людях – авторе повести «Вам и не снилось…» и ее близких и о совсем не безоблачных их отношениях? Мой взгляд на мир сильно изменился, теперь я не могу ни лицемерить, ни лгать, какими бы благими намерениями это не оправдывалось. Я стала мыслить по-другому. А думаю я теперь вот что: «Вам и не снилось…» Щербаковой – милая повесть о первой любви, сюжет «почти по Шекспиру. Написано хорошо, без шекспировских страстей, конечно, в меру розово-сопливо. Тогдашние девочки рыдали, мальчики, еще не избавившиеся от подростковых прыщей, стискивали зубы, сдерживая слезы. С тех пор те мальчики и девочки сильно выросли, многие стали взрослыми, а некоторые, лелея в себе ностальгию, так и остались умом и чувствами в далекой советской юности. Они и по сей день льют слезы над этой повестью о первой любви, им до сих пор нравятся сказочки о волшебстве и вечности подобных чувств, и они готовы драться насмерть за свои юношеские идеалы. К сожалению, у многих из этих престарелых романтиков красивые отношения в литературе и кино никак не корреспондируются с их собственными реальными поступками и делами (я не хочу обидеть тех, кто юношеский романтизм претворил во взрослую цельность натуры, порядочность и верность, таких людей я искренне уважаю, но, увы, встречаются они крайне редко, так что речь не о них). Я имею в виду тех читателей, которые стали обвинять меня в разрушении красивой сказки. Скажу честно, я сказок о реальной жизни не люблю. Может быть, потому, что я журналист, а не писатель. Почему я написала эту книгу? Не смогла устоять перед уговорами моей матери и издателя. Написала, но не как повесть, а скорее как журналистское расследование отношений и поступков моих знакомых, вполне вписывавшихся в персонажи маминой книги.

Конец этой истории мог быть только печальным. Возможно, в этом даже мудрость жизни: первое чувство – это лишь тренировка взрослых отношений, на основе которых должна строиться семья, рождаться и воспитываться дети. Я абсолютно уверена, что в 16 лет создавать семью – глупо и смешно (а то и трагично). И не надо кричать о Ромео и Джульетте: иные времена, нравы и продолжительность жизни. Глупо переносить те опыт и традиции на сегодняшнее постсоветское пространство.

Странные бывают претензии со стороны некоторых читателей к событиям в моей книге. К примеру, несколько раз мне задавали вопрос: отчего это ребенок у героев появился аж через сколько-то лет после женитьбы? Мой ответ: а почему этого не могло произойти? Я сама родила дочь через 5 лет после начала супружеской жизни. И что? Положено рожать сразу? Кем положено? С какой такой стати? Кое-кто даже ляпнул, что ребенок должен был родиться в первый же год, так как тогда еще не было противозачаточных средств (сразу вспомнилось бессмертное «В СССР секса нет!»). Как выражаются сейчас молодые, «ржунимагу». Конечно, страна была недоразвитая и бедная, но уж презервативы, поверьте, в продаже были. И многие мои сверстники решали, что рожать можно, когда уже есть собственная жилплощадь и какой-никакой заработок. Оказывается, даже это нужно объяснять.

Еще из смешных вопросов. Как же мог так измениться Роман? Ведь был ответственный мальчик и вдруг превратился в рохлю. Отвечаю: совсем не редкий случай, а уж тем более в 90-е годы! Да и людям свойственно меняться, тем более когда они еще растут и взрослеют. К тому же парень пережил тяжелую травму, почти что смерть, стал инвалидом, а подобные события ой как меняют людей! Объясняю это тем, кто самостоятельно мыслить не способен.

Впрочем, больше не хочу обсуждать глупые отклики.

Если и после этих слов вы не отбросите книгу, могу только пожелать приятного чтения!

Рита заметила Юльку среди ярких полок воронцовского супермаркета. Это было забавно – встретиться именно здесь после пятнадцати лет… разлуки? Да нет, слишком красивое слово. С чего бы – разлука? Разве очень дружили? Лучше так: после пятнадцати лет «невиденья-неслышанья» друг друга. Рите показалось очень заманчивым поболтать со старинной знакомой…

Она решительно двинула тележку, на четверть заполненную шуршащими заморскими пакетиками, к Юльке – к юности, к десятому классу.

Юлька сошлась с Ритой после той истории… Роман полгода пролежал в больнице: полтора месяца в Ленинградской, потом врачи разрешили перевезти его в Москву. Лавочкин-старший получил от всего этого обширный инфаркт и вскоре умер. Когда они оба, папа и сын, находились в разных клиниках, Ромкина мама Вера Георгиевна буквально разрывалась между ними. Она похудела на двадцать кило и походила на семидесятилетнюю старуху. Потом стало полегче: Костя отдал Богу душу. Юлька поймала себя на том, что именно так и формулирует: полегче. Это еще с того времени тянется: как она тогда ненавидела их всех, вспомнить жутко! Мысленно отрезала им руки, ноги, сдирала с них кожу, выкалывала глаза. Она тоже торчала в Ромкиной больнице с утра до ночи, впрочем, ее не особенно к нему пускали. А она не больно-то и рвалась почему-то… Сидела себе внизу, в холле, в каком-то странном отупении от всяких успокаивающих таблеток, которыми ее пичкали, смотрела в одну точку и выдумывала «всем этим подонкам» разные казни.

Когда умер папа, Ромка, весь загипсованный, тихо плакал, жалобно закусив губу, а Юлька была рядом и гладила его бледную руку. Вера Георгиевна стояла и смотрела скорбно, губы ее тряслись.

Юлька же, глядя на нее, думала: «Ну что, дрянь, теперь полегче тебе будет?» Ромка застонал – от ненависти к его матери Юлька случайно очень сильно сжала переломанную, так любимую ею руку. Никто бы не подумал, сколько непрощающей злости помещалось в этой маленькой, худенькой девочке. Она и сама такого про себя не знала.