В тот день, 16 ноября, всё началось с того, что наша артиллерия огонь не вела, по крайней мере на нашем участке. Не знаю, отчего солдатское радио говорило, что гуннам, которые накануне летали очень интенсивно, удалось отбомбиться метко и хорошо. Затем пришел приказ нам выдвинуться вперед, на указанный рубеж, так как немцы прорвали фронт. И мы задержались совсем немного, на четверть часа, ну может, минут на двадцать. Но не случись этого, мы остались бы гореть в той долине все до одного! Как те парни из Первой бронетанковой.
Дорога спускалась к югу с гряды холмов – невысокой и не слишком крутой, но на танке въехать трудно – и поворачивала налево, где-то с милю или чуть меньше шла по долине какой-то речки внизу, а затем снова взбегала в холмы, это место было плохо видно с перевала. Мы задержались, и оттого колонна Первой дивизии, «железнобоких», успела выскочить на дорогу впереди нас – «шерманы», не меньше батальона, пехота на грузовиках – они должны были, после того как мы остановим немцев, добивать и оттеснять назад уцелевших, ликвидируя прорыв. Местность была совершенно открытой, желто-серая выжженная земля, лишь изредка были видны одиночные кусты и деревья. И пыль, очень много пыли от движущихся машин, целое облако, так что трудно было смотреть. И железные остовы по обочинам – сгоревших от вчерашней бомбежки. За последние дни «фокке-вульфы» совсем обнаглели – гонялись даже за одиночными машинами. Оттого в каждую колонну теперь старались ставить зенитные самоходки, эрликоны на полугусеничных бронетранспортерах. От налетов это всё равно не спасало: выскочит, сбросит бомбы, обстреляет, и исчезнет – но колонны без зениток немцы могли утюжить до полного истребления, летая почти по головам. Наши истребители встречались в воздухе гораздо реже. Что очень нервировало – когда постоянно ждешь удара с воздуха, как воевать?
Мы даже не сразу поняли, что колонну внизу обстреливают. В облаке пыли мелькали вспышки разрывов, и тянулся черный густой дым. «Шерманы» стреляли, пытаясь развернуться в боевой порядок, но пыль и дым мешали им тоже, ну а нам ничего нельзя было разобрать. Я скомандовал «стой», безумием было лезть в эту свалку – и к тому же мы были уверены, что крутые «железнобокие» разберутся сами. Но дымов становилось всё больше – те, кто выдвигались вперед, из облака пыли и дыма уже горящих, сами становились мишенями, они тоже стреляли, но мы не видели, в кого. Мы поняли, что что-то идет не так, лишь когда хвост колонны, развернувшись, пытался уйти на перевал и натолкнулся на нас, нам кричали из машин, что впереди гунны, танки, их много, сейчас они будут здесь – «и убирайтесь с дороги, пока и нас и вас не поубивали!»
Мы не испугались. Просто не думали, что нас тоже могут убить, ведь мы же хорошие парни, проиграть не можем! «Ведьма» – очень хорошая боевая машина, с достаточно сильной, меткой и скорострельной пушкой. Один взвод и зенитка успели развернуться на перевале, уйдя влево с дороги, там была небольшая площадка прямо на гребне холмов. Ну а восемь машин заняли позиции на обочине дороги, пытаясь укрыться за камнями. У нас на корпусе было всего полдюйма брони, только от пуль и маленьких осколков, нам был смертельно опасен даже пулемет 50-го калибра! И полтора дюйма на башне – выдержит снаряд двухфунтовки, если повезет. «Ведьма» всё же была девушкой, а не громилой, она умела лишь наносить, а не получать удары. Но мы не бежали от боя, готовые встретить врага шквалом огня!
Впереди что-то горело и взрывалось, из пыльного и дымного месива навстречу нам выскочило еще несколько машин, танков не было ни одного. Затем наши «засадники» сверху начали стрелять, у них был лучше обзор, а мы по-прежнему не различали впереди ничего, кроме какого-то непонятного движения, нельзя было разобрать, где гунны, а где наши. Ведь не больше десятка грузовиков и джипов успели проскочить назад мимо нас, а где все остальные?
Выстрелы впереди, в ответ – но не по нам. Зато наверху сразу потянулся черный дым, за ним второй – двух «засадников» уже подбили! А мы так и не вступили в бой! Ну где же гунны, бронебойный снаряд в казеннике, рука на спуске, мы вглядывались в дым, в злом ожидании – только покажитесь! Кого тут убивать? «Третий, я Первый, да кто там у вас?» – «Танки гуннов, просто огромные, мы их не пробиваем!» – «Сколько?» – «Видим пока десяток».
Сверху наш третий взвод вел бой. И никто не отступил. Даже зенитчики поливали вниз очередями – черт, значит, там кроме танков у гуннов еще и пехота есть? Не будь этого, мы бы, наверное, рванули в дым, вперед, разобраться с теми вблизи, в конце концов, мы все же круче 37-миллиметровых на «Доджах»? Но нас учили, что мы не танкисты, а истребители танков, и оттого мы ждали. Наверху выросли еще два черных столба, затем вниз по дороге скатилась последняя «ведьма». И голос в рации: «Парни, там просто ад!» А ребята сгорели, все.
Дым впереди, ярдах в пятистах. Вижу какое-то шевеление, и стреляю – и сразу туда начинают бить все остальные «ведьмы». Но движение не прекращалось, и вот показался танк, огромный и серый, с покатой броней и чудовищно длинной пушкой. Нам показывали силуэты как новых немецких танков, «тигров» и «пантер», так и более старых, «тип 3» и «тип 4», однако этот был ни на что не похож, разве что на сильно выросшую «пантеру». Мы стали стрелять, и я видел, как на его броне вспыхивали искры от попаданий наших снарядов, но ему, казалось, не было до того никакого дела. Вот гунн повел пушкой – и одну из «ведьм» просто разорвало на куски, взорвался боезапас. А затем из дыма появился еще один такой же, и это было ужасно. Я сам всадил в первого из бронемонстров четыре снаряда подряд, эффект был, словно от бумажных шариков. А из дыма вылезали еще танки, это были «тигры» – один, второй, третий. О господи, шесть «ведьм» уже горят!
Мне было очень страшно! Так, как никогда ни до, ни после. Больше всего хотелось выскочить из машины и бежать, не помня куда. Но я делал всё, как автомат, стараясь не думать, что вот сейчас будет удар, взрыв, и меня не станет. И мне, то есть всему моему экипажу, очень повезло, что нас выбрали последней мишенью. Гунны даже не слишком спешили – медленно поворачивали свои чудовищные пушки, сами стоя на месте, у нас под прицелом, и выстрел, один из нас горит!
Кажется, я приказал водителю: «Назад!» И почти сразу мы наехали на камень, размотав гусеницу, помню страх от мысли: «Это уже конец». Но приказ покинуть машину я отдать не успел, когда долину накрыло. Артиллеристы всё ж наладили связь, наверное, получив информацию от бежавших, не знаю. Но я видел вблизи, что такое «серенада», и это был ужас! Как будто земля встает дыбом, начинается землетрясение в двадцать баллов! Всё дрожало и прыгало – а когда улеглось, впереди не было никого живого, только дым и пыль, в еще большем количестве.
Гунны отступили – и один из тех двух громадных танков тоже остался на месте, со сбитой гусеницей, как мы. В долине вообще всё разнесло в хлам, иные из груд железа нельзя было опознать, что это было вообще. Уничтоженных гуннских танков оказалось шесть, считая тот огромный, и еще там, оказывается, сзади были бронетранспортеры с пехотой, вот ей досталось хорошо! Когда стихло, мы были хозяевами поля боя, мы одни – пока не подошли «железнобокие», еще один батальон. А те шесть «тигров» записали на наш экипаж, дома в Штатах после всё было по полной программе – но это было потом. А я всё не мог забыть парней, мою бывшую роту «А», всю оставшуюся там – но офицер по работе с личным составом дружески посоветовал мне выбросить из головы, им всё равно не поможешь, а сам будешь страдать от депрессии, так что получи награду и радуйся, что сам жив, выиграл джек-пот.
Помню еще пленных гуннов, экипаж того поврежденного «тигра». Они дисциплинированно сдались в плен – но держались нагло, не скрывая своей уверенности, что очень скоро мы и они поменяемся местами. Я присутствовал при допросе – и помню, когда старшего из гуннов спросили про «огромные серые танки», он ответил, что это новая модель, «Тигр-Б», специально сделана для русского фронта, чтобы была хоть какая-то возможность уцелеть – здесь же несколько штук прислали на испытания, проверить на более слабом противнике. Так мы считаемся у гуннов слабее каких-то русских? Немец в ответ усмехнулся и ответил, что на Остфронте за подбитый русский Т-54 сразу дают Железный крест второй степени, а кто уже его имеет, то и первой. Здесь же Крест положен не меньше чем за пять «шерманов», причем уничтоженных в одном бою, так что делайте выводы. А сколько русских танков он лично подбил? Только один, сам же горел дважды, и в последний раз под Варшавой из всего экипажа спасся он один. Т-54 вооружен и бронирован на уровне «тигра», но это массовый средний танк, и когда на тебя наступает их целая орда, правильной тактикой, при умелом взаимодействии с артиллерией, авиацией и пехотой – это страшно! «У вас, янки, есть правило, что танки с танками не воюют – так теперь это стало актуальным и для Остфронта, открытый бой с русскими танками – проигрыш изначально, лишь бить из засад и укрытий – это какой-то шанс, да эти «Тигры-Б», считается, смогут выходить на Т-54 лоб в лоб. Но тяжелый танк не может быть оружием глубокого прорыва, так что те легендарные германские танковые рейды сорокового и сорок первого годов безвозвратно ушли в прошлое, а вот русские, похоже, лишь входят во вкус. И одна надежда, что с ними удастся заключить мир, как, впрочем, и с вами, что-то эта проклятая война стала слишком дорого обходиться!»
