Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

Для князя Волоха приезд дорогих гостей не явился неожиданностью. Он затратил немало усилий, чтобы заманить в Биармию царя Сарматии Таксака. Справедливости ради следует отметить, что путь Таксаку пришлось проделать немалый. Слишком уж далеко располагалась солнечная Сарматия от сумрачной Биармии. К счастью, у Волоха нашлась приманка, заставившая тронуться с места ленивого сына Аркасая. Не для кого в окрестных землях не было секретом, что царь Таксак влюблен в племянницу Волоха прекрасную Лелю. Именно с помощью вдовы князя Родегаста, ушедшего в мир иной уже почти двадцать лет тому назад, Волох и его ближайший союзник князь Сколотии Хорс собирались втянуть в заговор против кагана Яртура могущественного, но нерешительного царя Сарматии. Впрочем, осторожность Таксака отнюдь не была признаком врожденной трусости, просто слишком уж большую власть взял над независимыми прежде царствами и княжествами нынешний владыка Асгарда. Мало того, что Яртур собирал дань с окрестных земель на содержание огромного войска, так он еще норовил спихнуть со столов законных князей и посадить на их место своих темников. Таксак совсем недавно, пяти лет не прошло, как взял верх в междоусобной войне, разгоревшейся в Сарматии после смерти царя Аркасая. Отголоски той войны еще давали о себе знать в разных уголках его обширного царства, а потому новый царь не спешил ввязываться в войны с соседями и уж тем более ссориться с могущественным каганом. Если бы не страсть к княгине Леле, вспыхнувшая жарким пламенем в сердце молодого тридцатилетнего мужчины, то его вообще не удалось бы выманить из Эпира, стольного града Сарматии. Ворота замка Кремень со скрежетом закрылись за сарматами. Царь Таксак и его свита спешились, с восхищением и удивлением разглядывая высокие каменные стены логова одного из самых коварных князей Ойкумены. Сам Волох в сопровождении князя Хорса и биармских бояр ступил с настила Срединной башни навстречу дорогим гостям. Таксак, не видевший Волоха лет десять, с легкой оторопью отметил, что время над сыном Слепого Бера и княгини Турицы, похоже, не властно. Князь Биармии, коему, по слухам, перевалило за шестьдесят, выглядел лет на сорок, не больше. Шитый золотом кафтан из парсской парчи облегал ладное тело Волоха, червленые сапоги сидели на ногах как влитые. Сын рахмана Коломана встречал гостей без оружия, с неприкрытой грудью и непокрытой головой в знак доверия. Таксак поведение хозяина оценил и в свою очередь снял шлем с головы, дабы не выглядеть в глазах биармцев невежей. Князь Биармии и царь Сарматии обнялись посреди обширного замкового двора почти по-братски.

– Рад видеть тебя на своей земле, благородный Таксак, – зычным голосом произнес князь.

– Да пребудут с тобой всегда твоя удача и расположение богов.

– Мир твоему дому, благородный Волох, – отозвался на приветствие хозяина царь Сарматии. – От души желаю здравия и тебе, и твоим домочадцам.

Внутреннее убранство Срединной башни произвело на Таксака двоякое впечатление. Суровая простота спорила здесь с откровенной роскошью. Князь Волох был несметно богат и не находил нужным этого скрывать. Царь Сарматии испытал чувство очень похожее на зависть, разглядывая пиршественный стол, заставленный золотой посудой. Поразило его и оружие, развешенное по стенам. Прежде всего, богатством отделки, а уж потом закалкой отливающих синевой клинков. Гостеприимный Волох в знак дружбы и признательности вручил дорогому гостю парсский меч в ножнах, усыпанных драгоценными каменьями. Щедрый дар вызвал шепоток одобрения в свите царя Сарматии. Впрочем, Волох, надо отдать ему должное, не обидел никого из беков Таксака, проделавших немалый путь до Биармии, и наградил их за труды серебряными кубками. Конечно, сарматы простаками не были и очень хорошо понимали, что привечает их сын Слепого Бера с тайным расчетом на будущий союз, но ведь и Таксак прибыл в далекую Биармию не только для того, чтобы полюбоваться прекрасным ликом княгини Лели, как раз в эту минуту, входящую в пиршественный зал. При виде Лели Таксак залился краской как влюбленный юнец и тем вызвал едва заметную усмешку на губах Волоха. Впрочем, вдова князя Родегаста вполне заслуживала возгласов восхищения, невольно сорвавшихся с уст сарматов при ее появлении. Трудно было поверить, что возраст этой женщины приближается к сорока и что она имеет взрослого сына. Все-таки кровь царя альвов Эльмира сказывалась на его потомках. Что князя Волоха взять, что княгиню Лелю. И в сорок лет эта женщина выглядела двадцатилетней. Темный вдовий наряд только подчеркивал ее неувядающую красоту. Леля была светловолоса, синеглаза и белокожа. А ее алые губы могли довести до умопомрачения любого, даже выдержанного человека. Немудрено, что царь Таксак влюбился в нее без памяти, махнув рукой на разницу в возрасте.

Голос Лели был подстать ее внешности, и пока этот журчащий ручеек лился в уши Таксака, царь Сарматии стоял одеревеневшим истуканом к немалому смущению своих беков. Все-таки сын благородного Аркасая был не зеленым юнцом, а много чего повидавшем мужчиной. Но недаром же говорят, что женская красота способна парализовать волю даже самых мудрых людей. Или вдохновить их на поступки, которые в здравом уме и твердой памяти они никогда бы не совершили. Сарматские бояре очень опасались, как бы влюбленный царь Таксак не наделал глупостей. И не надавал бы Волоху обещаний, за которые потом придется расплачиваться большой кровью.

Умопомрачение владык порой дорого обходится их подданным.

– За твое здоровье, благородный Таксак, – громко провозгласил князь Волох, поднимая кубок, и тем самым вывел влюбленного сармата из оцепенения.

Ответную речь от имени гостей держал первый ближник Таксака бек Буняк, человек хоть и не блещущий красотой, но донельзя велеречивый. Своими похвалами по адресу князя Волоха, князя Хорса, княгини Лели и биармских бояр, собравшихся за столом, он довел всех едва ли не до полного изнеможения. И только пинок в голень, нанесенный краснобаю беком Едигеем, заставил Буняка завершить свою затянувшуюся здравницу. Далее пир пошел обычным рядом. Биармцы, сарматы и сколоты очень быстро нашли общий язык, благо и тем, и другим, и третьим было кого проклинать и на кого жаловаться. Особенно усердствовал сколотский боярин Облога, муж далеко уже немолодой и желчный. По его словам выходило, что белый свет еще не видывал тирана более алчного и жестокого, чем каган Яртур. И хотя далеко не все в словах Облоги было правдой, бояре и беки, сидевшие за пиршественным столом, сошлись во мнении, что нынешний владыка Асгарда превзошел в своеволии своих предшественников.

– Парсов он, однако, разгромил, – счел нужным заступиться за кагана Едигей. – По слухам, царь Кир после проигранной войны умер от огорчения.

– Да какое нам дело до парсов с их царем! – возмутился боярин Облога. – Где та Парсия, а где мы?! Себерию Яртур под себя подгреб? Подгреб! У Сарматии треть земли отхватил?

Отхватил! Законного наследника Велемудра княжича Стояна извел? Извел! И теперь в Ашугии сидит пьяница Буслав, целиком зависящий от кагана.

– Буслав тоже сын Велемудра, – не захотел сдаваться Едигей.

– Младший сын! – взвился боярин Облога. – А такого прежде не было, бояре и беки, чтобы младший поперед старших на стол восходил.

Положим, случалось всякое, и не только в Ашугии, но и в Сарматии. Тот же Таксак на царский стол пролез бочком. Но, разумеется, вслух об этом никто даже не заикнулся. Все же ума еще не пропили бояре и беки, чтобы такими словами кидаться.