Сам Фрейд попытался сделать процесс лечения комфортным для себя. «Я не могу, когда меня рассматривают по 8 часов в день, — говорил он вечерами Марте. — И в глаза пациентам тоже смотреть не могу». Решение было найдено: пациента уложить на кушетку и сесть за его головой. Обоснование: чтобы он расслабился и ничто его не стесняло. Другое обоснование: чтобы не видел идиотских гримас доктора в ответ на бред, который он несет. Третье обоснование: чтобы тот чувствовал давящее присутствие врача. И никаких вопросов: пусть говорит что хочет. Это и есть метод свободных ассоциаций, обнажающий подсознание. Так рождались основные нормы и догмы новой профессии. Фрейд старался подстроить практику и законы психоанализа под себя самого. О многом из этого он рассказывает уже 15 марта 1896 года в немецком медицинском журнале, где впервые и употребил термин «психоанализ».

Денег сначала было мало, но Фрейд чувствовал — дело пошло. Он много работает, пишет книги и статьи, избегает праздности, курит по 20 сигар в день (это помогает ему сосредоточиться). Его кабинет уже иной: диван с креслом у изголовья, журнальные столики с античными статуэтками, картина, изображающая сеанс Шарко, приглушенное освещение. Постепенно Фрейд додумывает и прочие детали, обеспечивающие психоаналитику комфорт. Такую, например: сеанс должен стоить дорого. «Плата за терапию, — говорит Фрейд, — должна существенно сказываться на кармане пациента, иначе терапия идет худо». В доказательство этого он еженедельно принимает одного бесплатного пациента и разводит потом руками: больной совершенно не прогрессирует (почему не прогрессируют — тема отдельная и достойная особых теорий, которые Фрейд излагал в безупречно яркой литературной форме и за которые в 1930 году получил премию Гете по литературе). В общем, за работу Фрейд брал много. Один сеанс стоил 40 крон (столько тогда стоил приличный костюм).

Фрейд учил, что о деньгах надо говорить с пациентом спокойно и прямо. Человек, учил он, стесняется говорить о двух предметах — о деньгах и о сексе. Если сломать его стеснительность в обсуждении темы денег, он потом и о сексе будет говорить свободно. Постепенно Фрейд открыл и остальные основы ремесла. Например, ограничил время сеанса 45–50 минутами. Многие пациенты были готовы болтать часами, стремились задержаться подольше, но он выгонял их, объясняя, что временной прессинг — именно то, что поможет им поскорее избавиться от недуга. И, наконец, последнее и самое важное, основа основ: принцип невмешательства, несочувствие, равнодушие к пациенту. Тоже чтобы стимулировать различные благотворные процессы. Понятно и другое: испытывать сочувствие — утомительно и неразумно, вредно для психического здоровья доктора. Практическая инструкция выглядит так: «Психоаналитик должен подолгу слушать, не выказывать реакции и только время от времени вставлять отдельные реплики. Психоаналитик не должен удовлетворять пациента своими оценками и советами».

В процессе такого лечения Фрейдом был открыт механизм «переноса», называемого также «трансфером». Трансфер — это процесс, посредством которого бессознательные влечения и установки переносятся с одного объекта на другой. Для нас важен перенос установившихся в детстве привязанностей, отношений с родителями, родительских образов на лиц, имеющих власть и занимающих высокое социальное положение. Этим объясняется неловкость, которую почти любой человек чувствует по отношению к начальству. Отсюда и «Сталин — наш отец». Первоначально Фрейд называл «переносом» доверительное отношение пациента к психоаналитику. Эти доверие, интимность, искренность пациента, столь необходимые для успешного лечения, были, согласно Фрейду, следствием того, что пациент бессознательно предоставлял врачу роль родителя, внушающего любовь или страх. На врача могут переноситься чувства, установившиеся по отношению к отцу, матери, брату или другому близкому человеку, при этом они могут быть как любовными, так и враждебными, а часто сочетают в себе эти противоположности. Фрейд считал необходимым поддерживать «перенос» с целью установления сотрудничества и доверия, которые должны достигаться также и другими средствами. Но он был против того, чтобы давать пациенту полную свободу при осуществлении «переноса». Между врачом и пациентом всегда должна сохраняться дистанция. Нельзя потакать пациенту, если он добивается слишком интимного контакта с врачом. Излишняя близость может снизить авторитет врача и помешать успеху лечения. Однако при трансфере пациент легко воспроизводит в общении с врачом свои детские эротические влечения и фантазии. А ведь именно в этих влечениях, репрессированных в какой-то момент детства, кроется загадка невроза, его причина и структура. Нашел причину, разрушил структуру — человеку стало хорошо.

К началу XX века Фрейд уже понимал, что нащупал золотую жилу. Распространявшийся атеизм вербовал для него армии клиентов. В воображении он ясно видел мраморные доски, которыми будут отмечены все вехи его великого пути, но слава запаздывала. «Мне уже 44 года, — пишет он в очередном письме своему другу Флиссу, — и кто я? Старый неимущий еврей. Каждую субботу я погружаюсь в оргию карточных гаданий, а каждый второй вторник провожу с моими братьями-евреями».

Поворот к настоящей славе и большим деньгам произошел 5 марта 1902 года, когда император Франц-Иосиф I подписал официальный указ о присвоении Зигмунду Фрейду звания профессора-ассистента. Экзальтированная публика начала века — дамочки, попыхивающие папиросками и грезящие самоубийством, — хлынула к нему рекой. Фрейд работал по 12–14 часов в день и был вынужден призвать на помощь двух молодых сподвижников — Макса Кахане и Рудольфа Райтлера. К ним вскоре присоединились и другие. Через некоторое время Фрейд уже регулярно по средам устраивал у себя дома занятия, получившие название Психологического общества среды, а с 1908 года — Венского психоаналитического общества. Здесь собирался декадентский бомонд, заседания вели не только врачи, но и писатели, музыканты, поэты, издатели. Все разговоры о книгах Фрейда, несмотря на то что расходились они плохо (тысяча экземпляров «Трех очерков по теории сексуальности» с трудом разошлась за 4 года), только увеличивали его славу. Чем больше критики говорили о непристойности, порнографии, покушении на мораль, тем дружнее декадентствующее поколение шло к нему на прием. Добавим к этому вышеупомянутую поддержку части психиатров.

В 1908 году, то есть в 52 года, профессор Венского университета Фрейд разочаровался в семейной жизни, которая «перестает давать те наслаждения, которые обещала сначала». Необходимость много и напряженно работать не давала ему возможности проводить много времени в кругу семьи. Выходные дни он проводил в одиночестве или же с сестрой Марты Минной. Она искренне интересовалась психиатрией, что заставило Зигмунда обратить на нее внимание. И — он влюбился. Вся жизнь ученого до и после этой связи была доказательством того, что он аскетичный и не особенно страстный человек. Даже к Минне он довольно быстро охладел. Она оставила доктора, к облегчению всей его семьи. После этой истории Фрейд вообще отказался от какой-либо интимной близости. Фрейд сделал своей профессией изучение сексуальных секретов и тайн, окружающих его людей, но предпринял все возможное, чтобы скрыть от всех собственную интимную жизнь. Многие из своих частных писем он попросту уничтожал, а те немногие из них, которые дожили до наших дней, хранятся в библиотеке Конгресса США и были открыты для исследователей только в 2000 году.

На следующий год после конгресса психоаналитиков, в 1909 году, Фрейд отправился в США читать лекции. В Америке его восторженно встретила возбужденная публика, желающая приобщиться к новому знанию. А он иронически заметил: «Эти люди не подозревают, что я принес им чуму». Так оно и было. В высшей степени пристойное буржуазное общество того времени, закупоренное в самом себе, как парусник в бутылке, не жаловало отважные умы. Оно вело себя, как леди из комического русского стишка начала века, которая, прогуливаясь по аллеям парка, наткнулась на статую голой Леды и, восклицая «Шокинг!», принялась закутывать ее в шерстяной плед. Американцы, конечно, были нацией пуританской, но врачи быстро уловили в идеях венского еврея практический смысл, и все американская психиатрия на долгий срок стала фрейдистской.