— Собирайся. Мы выезжаем.

Умрюнец ничего не сказал. Только вышел вслед за ним из комнаты. Генерал накинул куртку, обулся и ушел вниз, к машине, не закрыв за собой дверь. Игорь замешкался, вот и проверим, способен ли умрюнец сам взять с полки ключи и закрыть квартиру. Оказалось, что способен. Лучше поздно чем никогда узнать о том, что не так уж напарник и инфантилен, просто с припиздью. Злость вновь обожгла внутренние органы. Львов резче, чем следовало провернул ключ в замке зажигания и тронулся с места сразу, как Игорь оказался рядом с ним на соседнем сиденье. Молчание длилось недолго, слова рвали душу на куски неровными кроями осколков мыслей и поруганных, растоптанных и разбитых в дребезги чувств.

— Что я тебе сделал За что ты так ненавидишь его — вырвалось у генерала, несмотря на то, что он доподлинно знал, Игорь не ответит. Никогда не отвечал, сколько бы он не спрашивал, сколько бы не требовал заговорить, только просить еще не пробовал, умолять… но подумал он об этом, почему-то, только сейчас. Отмел мысль, как несущественную и продолжил зло и отчаянно — Ненавидишь его только потому, что он от меня, правильно я понимаю Не ответишь, знаю. Так хоть кивни!

В ответ со стороны пассажирского сиденья раздалось сдавленное фырканье. Насмешливое и… такое же злое, как звенящий от напряжения голос генерала, остервенело выкручивающего руль при маневрировании на московских улицах.

— Сука! — выплюнул Львов в пустоту.

В ответ услышал спокойный голос, глубокий и грудной баритом, приятный на слух и возмутительный для восприятия распаленного яростью сознания.

— Я не могу ненавидеть собственного сына. Я даже тебя возненавидеть так и не сподобился.

— Так какого хуя ты мне мозги компостировал все это время! — пойманной в сети белугой взвыл генерал. И получил простой ответ

— У меня тоже есть гордость. И у него будет, когда вырастит.

Слова умрюнца отрезвили. Львов сбросил скорость, отчаянно жалея, что уже лет семнадцать, как бросил курить. В угоду Игорю, между прочим. Что б его!

— То есть, по-твоему, в угоду гордости можно и ребенка до посинения гнобить, так получается Только тюкаешь ты его вроде как не за свой, а за мой счет, правильно И чего ждешь На что рассчитываешь — Умрюнец не ответил, глядя в окно с непроницаемым видом. Генерал помолчал, собираясь с мыслями. Ярость все еще клокотала где-то внутри, но уже далеко, уже под толщей иных чувств. Сожаления, отчаяния… боли. Да, черт побери, ему было больно! Почти физически больно, что все эти годы рядом прожила меркантильная лживая тварь, чей меркантилизм зиждился на гордости, которой и у самого генерала было хоть отбавляй, но ставить ее выше семьи, выше детей и чувств. Выше дружбы и… ну да, как бы глупо это не звучало в его возрасте, выше любви Нет. Никогда.

— Я тебя понял. Поэтому готов поступиться своей, — негромко сказал он, полностью сосредоточившись на дороге и даже глаза не скосил, чтобы взглянуть на напарника. Тот долго молчал, потом выдал

— Такие жертвы — лишнее, — голос Игоря звучал угрюмо и глухо.

Генерал не ответил, для себя он уже все решил. Если придется унижаться, если придется плясать под дудку этого монстра, которого он по наивности своей долгое время считал другом, а потом позволил ему сделаться любовником, путь и на одну ночь, но все же, он был готов принять все как данность. Ради сына… ради семьи. Пусть и такой дурацкой. У них с Клавдией изначально семейная жизнь была несколько нетрадиционной даже на взгляд продвинутых обывателей двадцать первого века, так что Мирон, как их общий с Игорем сын, всего лишь новый, так сказать, постапокалиптический виток. Вот и все, вот и поговорили. Но тут Игорь, все так же отвернувшись к боковому окну, сказал в пустоту

— Мне двести лет, ты не… — его прервал визг тормозов и яростный мат Львова, резко крутанувшего руль, чтобы уйти от лобового столкновения.

Разговор пришлось прервать, потому что в зеркале заднего вида генерал увидел, как через лобовое стекло чуть не протаранившей их малолитражки вывалился на асфальт только-только вылупившийся зомби, еще минут десять назад бывший молодой женщиной. Зарычал и кинулся в их направлении. Львов выхватил дробовик, заряженный разрывными, выскочил из машины и одним выстрелом снес зомби пол лица, а вторым окончательно прикончил. От головы остались одни ошметки. Из шеи, рухнувшего навзничь тела, торчал уродливый остов позвоночника. Только Арсений собирался вернуться к машине, чтобы позвонить куда следует. Повернулся спиной к укокошенному зомби и врезавшейся в столб малолитражки, как мимо него стрелой промелькнул Игорь. Скрюченные в ярости когтистые пальцы умрюнца сомкнулись на детской шейке. Мальчик лет шести-семи превратился в зомби вслед за матерью. И это днем, и это в городе, защищенном умрюнцами от воздушно-капельного заражения. Игорь оторвал ребенку голову. Отшвырнул окончательно обмякшее тело на асфальт и повернулся к напарнику, отсвечивая красными отблесками в глубине глаз, вокруг которых пролегли типично клоунские синяки. В случае необходимости окрас умрюнцы меняли прямо-таки мгновенно.

Генерал спросил

— Могли они заразиться по воздуху

— Нет, — решительно откликнулся умрюнец.

Львов кивнул и все же добрался до телефона. Вызвал бригаду чистильщиков и позвонил в управление. Сразу в отдел внутренних расследований.

— Какого хуя у вас гражданские зомбифицируются мало того, что в центре города, так еще и средь бела дня — почти спокойно спросил он у начальника отдела. — К вечеру чтобы у меня был отчет о вскрытии. По воздуху вирус бы к нам не прошел, значит, им что-то ввели. Если это сделали здесь, у нас, будет жопа, потому что это твои архаровцы проморгали внутренний заговор, а, если окажется, что дамочка откуда-то еще к нам приехала… ну ты меня понял, Вовчик, да Вот и работай! — прикрикнул на подчиненного генерал и бросил трубку. Обошел внедорожник, пронаблюдал, как Игорь смывает с рук кровь водой из канистры, специально на этот случай припасенной в багажнике. Передал умрюнцу захваченное с собой из салона полотенце.

— Времени мало, нас ждут, — предупредил генерал и снова вернулся на водительское сиденье.

Игорь почти сразу присоединился к нему, бросил назад полотенце и затих. Через три минуты молчания вдали показалась первая машина чистильщиков, с типичными отличительными знаками. Оперативно, и то хлеб! Львов завел машину, развернулся и поехал мимо. С телами могут разобраться и без него, а у сына хвост первый и последний раз режется. Когда они отъехали от места происшествия на несколько кварталов, умрюнец вдруг сказал

— Интересная догадка. Мне такого в голову не приходило.

На что Львов хмыкнул и произнес

— Ты мне зубы не заговаривал, начал разговор о личном, вот давай его и продолжим. С догадками специалисты из Склифа и без нас с тобой разберутся.

— А если я передумал откровенничать

— Тогда заткнись и смотри на дорогу, — вызверился генерал.

Какое-то время ехали молча. Но, когда до дома Велесова оставалось всего ничего, Игорь вдруг снизошел до того, чтобы вернуться к теме прерванного разговора

— У меня уже был сын.

— Умер

— Почему

— Ты странно про него сказал.

— Просто у нас не так, как у вас. Не принято индивидуализировать отпрысков.

— Не понял. Вы их за людей… то есть умрюнцев, что ли, не считаете

— Нет. Воспитываем не индивидуально, каждый своего, а всей общиной.

— Ясно. И что с ним было не так Что заставляет тебя так обращаться с нашим общим сыном

Игорь снова погрузился в молчание. Львов хотел было высказать свое фэ, но сдержался. Кто ж этого умрюнца знает, какая драма у него там случилась. В том, что все не так просто, как кажется, и гордость для Игоря не более чем оправдание, Арсений уже догадался. Вот только что, когда тот заговорил не о пафосных материях, чести и гордости, а о старшем сыне. Раз был сын, значит, был и второй отец. В этом разгадка

— Он родился в семнадцатом году, — тихо произнес Игорь, и столько тоски было в его голосе.