Он описал ей местоположение дома, сказав, что не знает его названия, и, когда закончил, хозяйка гостиницы сказала:

– Так и есть… так и есть, это именно то место! Дом судьи, это точно.

Он попросил рассказать о доме, почему он так называется и что в нем такого страшного. Она поведала, что здешние жители дали такое название очень давно (насколько именно давно, она не знала, так как сама была из другой части страны, но думала, что лет сто назад, если не больше), потому что когда-то в нем жил судья, который прославился жестокостью приговоров и суровостью по отношению к заключенным во время ассизов[3] и поэтому вынужден был жить в постоянном страхе. Чем сам дом заслужил такую дурную славу, она не могла сказать. Хозяйка сама часто задавала этот вопрос, но никто ей так и не ответил. Несомненно было одно: общее ощущение того, что было в нем что-то. И даже за все деньги Дринквотерс-банка она бы не согласилась остаться сама в этом доме и на час. Закончив взволнованную речь, хозяйка извинилась за свою несдержанность.

– Не годится ни мне, ни такому юному джентльмену, как вы, если позволите мне так вас называть, жить в этом доме взаперти. Если бы вы были моим сыном, простите меня за то, что я это говорю, я бы не разрешила вам остаться там даже на одну ночь, даже если бы мне пришлось для этого отправиться туда и начать звонить в большой сигнальный колокол, который находится там на крыше!

Бедная женщина была так искренна и так убеждена в своих словах, что Малькольмсон, хоть и удивился изрядно, был тронут. Он сказал, как высоко ценит ее заботу о нем, и добавил:

– Но, дорогая миссис Уитхем, не стоит так обо мне волноваться! Человеку, который готовится к сдаче экзаменов для получения отличия по математике в Кембридже, и так есть о чем подумать, и всякие там «что-то» его не касаются. Более того, работа его слишком прозаична и точна, чтобы допускать существование каких-либо тайн. Гармоническая прогрессия, законы комбинаторики и эллиптические функции – вот загадки, которые волнуют меня!

Миссис Уитхем любезно согласилась организовать его сборы, а сам Малькольмсон отправился к поденщице, которую ему порекомендовал агент. Когда он через пару часов вместе с ней прибыл к дому судьи, там он увидел саму миссис Уитхем в компании с несколькими слугами и посыльными, держащими в руках разнообразные свертки и корзины, и мебельщика, который привез на машине новую кровать. Его присутствие миссис Уитхем объяснила тем, что если в доме со столами и стульями, скорее всего, проблем не возникнет, то на кровати, которую не проветривали уже лет пятьдесят, спать молодому человеку никак не годится. Было совершенно очевидно, что ей ужасно хочется взглянуть на дом изнутри, и несмотря на нескрываемый страх перед «чем-то», заставлявший ее при каждом шорохе хвататься за руку Малькольмсона, от которого она не отходила ни на шаг, миссис Уитхем осмотрела каждую комнату.

Внимательно изучив весь дом, Малькольмсон решил обосноваться в большой гостиной, размеры которой соответствовали его требованиям. Миссис Уитхем вместе с миссис Демпстер, поденщицей, занялись расстановкой вещей. Когда были принесены и распакованы корзины, Малькольмсон увидел, что добрая миссис Уитхем позаботилась и о том, чтобы обеспечить его едой из собственной кухни, которой хватит ему на несколько дней. Перед тем как уйти, она долго желала ему всего самого наилучшего и, уже стоя в дверях, обернулась и сказала:

– А еще, сэр, комната ведь большая, да и из окон дует, в общем, мне кажется, что вам неплохо было бы на ночь ставить вокруг кровати одну из вон тех ширм… Хотя, честно говоря, я бы, наверное, умерла со страху, если бы меня заперли в доме, в котором полно… «всякого»; где, того и гляди, кто-то выглянет из-за угла или свесит голову со шкафа и станет смотреть на тебя пустыми глазами!

Образ, порожденный собственным воображением, оказался слишком ярким для ее нервов, и она опрометью бросилась вон из этого жуткого места.

Миссис Демпстер лишь презрительно фыркнула вслед хозяйке гостиницы и заявила, что все призраки Англии, вместе взятые, ей не страшны.

– Я могу рассказать вам, что такое эти призраки, сэр, – сказала она. – Призраки – это все что угодно… но только не настоящие призраки! Крысы, мыши, жуки разные, скрипучие двери, старый шифер, треснувшие стекла, тугие ручки ящиков письменного стола, которые остаются торчать, когда вы дергаете за них днем, а потом падают посреди ночи. Посмотрите на деревянные панели на стенах! Видите, какие они старые? Им сотни лет! Думаете, там не живут крысы и жуки? Может быть, вы надеетесь, что вам удастся их увидеть? Крысы – вот ваши привидения, можете мне поверить. А привидения – это и есть крысы и ничего больше, о другом можете и не думать!

– Миссис Демпстер, – с почтительным поклоном серьезно сказал Малькольмсон. – Вы знаете намного больше любого выпускника Кембриджа, даже того, кто занял первое место на экзамене по математике! И разрешите мне в знак уважения вашего очевидного ума и здравомыслия оставить вам этот дом и позволить вам пожить в нем два месяца из трех оплаченных мною, поскольку мне для моих целей будет вполне достаточно и четырех недель.

– Премного благодарна вам, сэр! – ответила она. – Но я не могу ночевать не в своем доме. Видите ли, я живу на средства благотворительного фонда Гринхау, и если хоть одну ночь я проведу не в своей квартире, мне будет отказано в помощи. Это правило соблюдается очень строго, и на мое место слишком много желающих, чтобы я могла рисковать. В остальном же, сэр, с радостью готова приходить и помогать вам, пока вы будете оставаться здесь.

– Добрая женщина, – поспешил сказать Малькольмсон. – Я прибыл сюда в поисках уединения, и, поверьте, я готов снять шляпу перед покойным господином Гринхау за то, что он так внимательно отнесся к организации работы своего достойнейшего учреждения, что я, к сожалению, лишаюсь возможности поддаться искушению проводить в вашем обществе больше времени! Сам святой Антоний не проявил бы большей выдержки в этом вопросе.

– Ах вы, молодые джентльмены, – рассмеялась пожилая женщина. – Ничем вас не испугать. Здесь уж, вероятно, никто не потревожит вашего уединения.

И она принялась за уборку. Когда стало темнеть и Малькольмсон вернулся с прогулки (отправляясь побродить по какому-нибудь тихому месту, он всегда брал с собой одну из своих ученых книг), оказалось, что в комнате подметено и убрано, в старом камине горит огонь, зажжена лампа и накрыт стол, на котором выставлены тарелки с превосходными блюдами, приготовленными из запасов, предоставленных миссис Уитхем.

– Вот что значит жить с комфортом! – сказал он, довольно потирая руки.

Покончив с ужином, Малькольмсон отодвинул поднос с пустыми тарелками на другой край большого дубового стола, достал книги, подбросил дров в камин, убавил свет в лампе и погрузился в работу. Над книгами он просидел до самой ночи. Только около одиннадцати часов ненадолго оторвался, чтобы освежить камин, подлить масла в лампу и сделать себе чашку чая. Он всегда любил чай, еще в колледже у него появилась привычка браться за работу и чаевничать очень поздно. Краткий отдых доставил ему огромное удовольствие, он ощутил упоительную, прямо-таки сладостную расслабленность. Огонь в камине запылал с новой силой, отбрасывая гигантские тени через всю огромную старинную гостиную. И тут Малькольмсон впервые начал замечать шум, который производили крысы.

«Их точно не могло быть там раньше, когда я читал, – подумал он. – Я бы это наверняка услышал!»

Когда звуки усилились, он только больше уверился в том, что шум этот появился недавно. Несомненно, поначалу крысы испугались присутствия человека и света от камина и лампы, но со временем осмелели и стали вести себя так, как привыкли.

И какими беспокойными они оказались! Какие странные шумы производили! Они бегали, что-то грызли, царапались за обшивкой стен, в потолке и под полом. Малькольмсон лишь усмехнулся, вспомнив слова миссис Демпстер о том, что «привидения – это крысы, а крысы – это привидения». Чай начал уже оказывать свое возбуждающее воздействие на нервные и мыслительные процессы, и Малькольмсон с удовольствием подумал об очередном предстоящем этапе работы, который займет у него все время до самого утра. Успокоенный этой мыслью, он решил, что может позволить себе уделить немного времени на более внимательный осмотр комнаты. Взяв в руку лампу, он стал ходить по гостиной, удивляясь, как такой необычный и красивый старинный дом мог так долго пустовать. Дубовые панели на стенах были украшены искусной резьбой, а вокруг окон и дверей рисунки были просто великолепны. На стенах висело несколько полотен, но они были покрыты таким слоем пыли и грязи, что, как Малькольмсон ни всматривался, высоко над головой поднимая руку с лампой, он так и не смог разобрать, что на них изображено. Обходя комнату, он то и дело видел трещины и норы, из которых на него смотрели поблескивающие на свету крысиные глаза, но через секунду крысиная морда исчезал а, слышался писк и топот маленьких лапок. Однако больше всего его удивила веревка большого набатного колокола, который был установлен на крыше. Она свисала в углу комнаты по правую сторону от камина. Он подтащил поближе к огню огромное кресло с высокой резной дубовой спинкой и сел выпить последнюю чашку чая.