– Я его брошу рядом с котенком, – сказал он, – и они удивятся, откуда он свалился.

– О, будьте аккуратны, – воскликнула моя жена. – Вы можете попасть в малютку!

– Кто, я? Никогда! – ответил Элиас Пи. – В душе я нежен, как мэнская вишня, уж вы мне поверьте. Для меня причинить вред этой несчастной крошке все равно что скальпировать ребенка! Могу поспорить на ваши ажурные чулки, что я не попаду в него! Смотрите, я брошу камень подальше, вон туда, специально, чтобы не дай бог не зацепить их!

С этими словам он перегнулся через стену, вытянул вперед руку и отпустил камень. То ли существует некая сила, которая притягивает меньшие предметы к бо́льшим, а скорее потому, что стена, на которой находились мы, была не отвесной, а расширялась к основанию, и мы сверху не заметили этого уклона, но камень с глухим звуком, отчетливо слышимым в горячем воздухе, опустился прямо на голову котенка, и его крошечные мозги разлетелись во все стороны. Черная кошка быстро посмотрела наверх, и мы увидели, что ее пылающие зеленым огнем глаза впились в Элиаса Пи Хатчесона. Потом она перевела взгляд на котенка, который теперь лежал неподвижно, у него лишь подергивались маленькие лапки. Из раны тонкой струйкой текла кровь. Издав сдавленный крик, совсем как человек, кошка, мяукая, стала облизывать его голову. Потом, словно поняв вдруг, что он умер, она снова посмотрела на нас. Я никогда не забуду этого взгляда, потому что в ту секунду кошка выглядела идеальным воплощением ненависти. Ее зеленые глаза горели зловещим огнем, а белые острые зубы почти сверкали сквозь алую кровь, которая стекала у нее по морде и усам. Животное заскрежетало зубами и выпустило когти изо всех четырех лап. Внезапно оно бросилось на каменную стену, как будто хотело добраться до нас, но не смогло удержаться и поэтому спрыгнуло на землю. Оно стало еще страшнее, потому что приземлилось на котенка, и его шерсть покрылась пятнами крови и мозгов. Амелия от всего этого лишилась чувств и стала оседать по стене, так что мне пришлось поднимать ее. Рядом с нами, под тенью раскидистого платана была скамейка. Я усадил на нее жену, чтобы она пришла в себя, и вернулся к Хатчесону, который неподвижно стоял у края и смотрел вниз на беснующуюся кошку.

Когда я подошел, он сказал:

– Никогда еще я не видел такого взбешенного существа… кроме того раза, когда одна скво из племени апачей взъелась на того полукровку, которого все называли Занозой, за то, как он обошелся с ее щенком, которого выкрал во время набега на их деревню. Заноза хотел отомстить за то, что апачи пытали на огне его мать. Так вот, эта скво все время ходила с таким же выражением. Она охотилась на полукровку больше трех лет, пока наконец воины апачей не поймали его и не передали ей. Ходили слухи, что еще ни один человек, ни белый, ни краснокожий, не умирал так дол го и мучительно под индейскими пытками. Только один раз я видел, чтобы она улыбалась – когда навел на нее ружье, чтобы пристрелить. Я добрался до их лагеря как раз в тот момент, когда Заноза отдавал Богу душу, и поверьте, он радовался смерти, как самой лучшей подруге. Это был страшный человек, и хоть я после того случая с индейским ребенком с ним не встречался (все-таки поганое это было дельце, а он к тому же и белым-то не был, хоть и выглядел совсем как белый), я считаю, что он получил по заслугам. Черт возьми, я даже прихватил один из кусков его кожи, которые висели там на столбах, и сделал из него обложку для дневника. Он и сейчас со мной! – и Хатчесон похлопал себя по нагрудному карману.

Все то время, пока он говорил, кошка совершала отчаянные попытки подняться по стене. Она разбегалась и прыгала, порой достигая неимоверной высоты. Ее совершенно не беспокоило то, что после каждого прыжка она тяжело падала на землю. Она тут же вскакивала на лапы и опять неслась на стену с удвоенной энергией, при этом ее внешний вид делался все ужаснее. По натуре Хатчесон был человеком отзывчивым (и жена, и я частенько замечали за ним маленькие проявления доброты по отношению как к животным, так и к людям), и, похоже, его очень взволновало то состояние бешенства, в которое впала кошка.

– Ну дела! – сказал он. – Это бедное создание, кажется, совсем голову потеряло. Тише! Тише, бедняга, это же вышло случайно… Хотя твоему малышу от этого не будет слаще. Знаешь, честное слово, я совершенно не хотел, чтобы это произошло, – обратился он ко мне. – Это лишний раз доказывает, каким неуклюжим дураком может стать человек, если захочет побаловать! Похоже, у меня руки совсем не оттуда растут, раз я даже не могу с кошкой поиграть. Скажи, полковник, – встрепенулся он (у нас выработалась приятная привычка награждать друг друга званиями), – надеюсь, твоя жена не осерчала на меня за эту досадную неприятность? Черт возьми, я этого не допущу!

Он подошел к Амелии и принялся пространно извиняться, а она со свойственной ей мягкостью поспешила заверить его, что прекрасно понимает, что все это вышло случайно. После этого мы все вместе снова подошли к стене и посмотрели вниз.

Кошка, потеряв из виду лицо Хатчесона, отошла немного вглубь рва и замерла на согнутых лапах, словно готовясь к прыжку. И правда, едва заметив его снова, она в ту же секунду прыгнула, буквально ослепленная яростью, не поддающейся описанию. Она уже не пыталась взбежать по стене, она просто бросала себя в направлении Элиаса Пи, как будто ожидая, что ненависть и злоба дадут ей силы взлететь на высокую стену, как на крыльях. Амелия, как и подобает женщине, восприняла все это очень серьезно, она обратилась к Хатчесону:

– О, вам нужно поберечься. Если бы это животное смогло добраться сюда, оно бы попыталось убить вас. Посмотрите на ее глаза, в них только одно желание: убить.

Американец захохотал.

– Прошу прощения, мэм, – вытирая выступившие на глазах слезы, сказал он. – Не смог сдержаться. Неужели вы думаете, что мужчина, который дрался с гризли и краснокожими, испугается кошки?

Когда кошка услышала его смех, ее поведение тут же изменилось. Она перестала бросаться на стену, осторожно подошла к мертвому котенку и начала облизывать и ласкать его, как живого.

– Смотрите! – сказал я. – Вот какое воздействие производит по-настоящему сильный человек на окружающих. Даже ослепленное яростью животное чувствует голос хозяина и склоняет перед ним голову.

– Точно как та скво! – заметил Элиас Пи Хатчесон, когда мы продолжили путь вдоль рва. Время от времени мы смотрели вниз и каждый раз замечали кошку, которая следовала за нами. Поначалу она возвращалась к мертвому котенку, но, когда мы удалились от того места на большое расстояние, она взяла тельце в зубы и стала преследовать нас, держа его во рту. Через какое-то время, однако, она его где-то оставила, потому что, когда мы в следующий раз посмотрели на кошку, она шла одна. Очевидно, она спрятала своего несчастного детеныша в каком-то укромном месте. Настойчивость, с которой кошка преследовала нас, не на шутку взволновала Амелию, она несколько раз повторила Хатчесону свое предупреждение, но американца это только смешило. Наконец, увидев, что она действительно переживает, он сказал:

– Послушайте, мэм, не надо так дрожать перед этой кошкой. Я с пустыми руками не хожу! – Он похлопал себя по кобуре, которая висела у него сзади ниже пояса. Чтобы вы не волновались, я готов прямо сейчас пристрелить эту тварь, хоть это и чревато встречей с полицией, которая начнет разбираться, почему это гражданин Соединенных Штатов носит при себе огнестрельное оружие, когда это запрещено законом!

После этих слов он подошел к краю стены и посмотрел вниз, но кошка, увидев его, с глухим рычанием прыгнула на клумбу и спряталась среди высоких цветов.

Элиас Пи повернулся к нам.

– К счастью, эта… божья тварь понимает, что для нее хорошо, а что плохо, лучше, чем большинство христиан! Думаю, больше мы ее не увидим. Держу пари, она теперь вернется к своему котенку и тихонько закопает его где-нибудь подальше.

Амелия решила больше ничего не говорить, ей не хотелось, чтобы у него возникло желание застрелить кошку, дабы положить конец ее переживаниям, и мы пошли дальше. Перейдя через деревянный мостик, мы вышли на идущую под большим наклоном мощеную дорогу, которая начиналась у стен Бурга и заканчивалась у пятиугольной Башни Пыток. Переходя мостик, на дне рва мы снова увидели кошку. Углядев нас, она как будто снова обезумела и стала пытаться запрыгнуть на крутую стену. Посмотрев на нее, Хатчесон рассмеялся и сказал: