Вивьен опустила руки, замерла. Музыка, слышимая ей одной, кончилась, танец тоже. Магия, что оплела её тысячами нитей судьбы, позаимствованными отовсюду, откуда только было можно, не исчезла, напротив, уплотнилась и ушла в глубь зрачков, отчего мужчина, что сидел перед ней прямо на траве, стал казаться чем-то инородным и чужим, чем-то, лишенным волшебных нитей, но в тоже время, под воздействием все той же магии, кем-то неуловимо привлекательным. Она улыбнулась ему. Скользнула на колени, потянулась руками. Он тоже, кажется, улыбался. Слегка расфокусированый взгляд не давал определиться с этим до конца. Но так и не потянулся в ответ. Жрице-бабочке это совсем не понравилось. Их учили, что мужчина будет одержим такой безудержной похотью, что совершенно не сможет себя контролировать и уж тем более усидеть на месте. И всегда, все учителя, которыми для Серпокрылых, конечно, были только женщины, с презрением роняли — "Это же мужчины!". А тут явно было что-то не то.

Да, Томассо улыбался, но не двигался. Не поднимал руки, чтобы обнять, не спешил опрокинуть на землю и подмять под себя. Что происходит? — мелькнула в голове почти паническая мысль. Бабочка сглотнула от нервного напряжения, тонкие пальцы вздрогнули на широких плечах мужчины, и женщина, в данный момент просто женщина, спросила.

— Скажешь что-нибудь? — глупый это был вопрос, но, закутанная в кокон нитей, она просто не сумела придумать ничего путного.

— Конечно, — улыбка мужчины стала шире, — Очень красиво, — с притворным придыханием отрапортовал он.

— И… все? — бабочка сморгнула, фокусируя на нем уже куда более осмысленный взгляд.

— А что еще может сказать мужчина? — улыбка исчезла с лица Томассо, в глазах же поселилось отчуждение. — Думаешь, у тупых, толстокожих и похотливых орангутанов могут найтись для твоего танца по-настоящему красивые слова?

— А некрасивые? — голос юной жрицы прозвучал почти жалобно.

Рамирату даже пришлось подавить в себе острое желание пожалеть бедненькую, запутавшуюся в этой жизни девочку, наивную и порывистую, слишком верящую в то, чему её учили такие же, как она, неполноценные женщины. И неполноценными, по мнению Рамирата, они были не потому, что в своей жизни так ни разу и не познали мужчину. А потому что были слишком закомплексованны и твердолобы, чтобы понять — нельзя презирать мужчин, пусть у них, несомненно, есть свои недостатки, потому что без них не будет жизни, как не будет её и без женщин. И пусть мужчины и женщины так различны друг относительно друга, именно умение ладить между собой и растить общих детей делает их теми, кто они есть, — двуполыми существами, дающими начало новой жизни, соединяясь друг с другом. Но сейчас он не мог позволить себе такую роскошь, как жалось. Он и без того позволил Вивьен поиграть всласть, пора спустить бабочку с небес на землю. Пусть, наконец, узнает, как сложен этот мир, и нет в нем только мужчин или женщин, только похоти или безразличия, не бывают одни крайности и полюса, есть что-то и срединное, что-то, что всегда между ними, то, что соединяет в себе и то и другое, и в этом единение творится судьба. Настоящая судьба, а не сплетенная руками Жрицы-Имаго черно-белая сказка.

— Возможно, — ответил Рамират обтекаемо и многозначно.

Бабочка побледнела. Облизала губы, подалась вперед, почти соприкасаясь с ним лбами.

— А не слова? — прошептала она с глубокими, волнующими нотками в голосе.

Дракон так и не понял, откуда они взялись, то ли от страха, то ли таким образом барышня вознамерилась его соблазнить. Но он не купился ни на то, ни на другое.

— Не от меня.

— Что? — девушка опешила.

— Не дождешься, говорю, — объявил дракон и с легкостью поднялся на ноги.

От неожиданности бабочка отшатнулась и была вынуждена упереться руками позади себя, чтобы поймать равновесие.

— Но… — начала она, находясь под впечатлением не только так и не завершенного ритуала, но и нарочитой грубости мужчины, единственного, которого она выбрала для себя. Хорошо, пусть, была вынуждена выбрать, но все же. И это было так обидно!

Глаза бабочки вспыхнули возмущением. Нити, собранные ей, явили себя и бросились в сторону дракона, чтобы сломать, уничтожить, стереть с лица земли его судьбу. Но замерли, так и не дотянувшись. О, нет, бабочка так не вспомнила, что обитатели Драконьего Королевства живут вне судьбы. Зато вспомнили нити, натолкнувшиеся на непреодолимую для них стену. Лишь тогда сдалась и бабочка. Вскочила на ноги, оправила одежду, сбившуюся после танца, сжала руки в кулаки, но ничего сказать не успела.

— Идем. — Томассо непреклонно взял её за руку и повел в лес.

Она попыталась вырваться. Но хватка сильных пальцев стала еще жестче. Тогда Имаго, злясь и пребывая не в том состоянии, чтобы трезво оценивать ситуацию, рискнула заговорить. Но слова её звучали не от лица Жрицы, прошедшей посвящение в Имаго, а от сердца молоденькой девчонки, которой так и не дали возможность повзрослеть, заперев на долгие годы за стенами оракула Серпокрылых.

— Куда ты меня тащишь? — вопросила она.

— За куколками твоими. Нужно их отозвать.

— С какой это стати?

— С той, что ты еще больше, чем я, не желаешь им смерти, или я не прав? — мужчина обернулся к ней, и пристыженная бабочка стушевалась. — А теперь помолчи, мы уже почти на месте. — Полушепотом зашипел Томассо, и Вивьен сдалась. Да, на милость. Да, мужчины. Да и еще раз тысячу раз да. Но когда ты сам не знаешь что делать, как жить дальше, и есть ли вообще для них это дальше, так хочется ощутить поддержку того, кто заведомо сильнее, переложить ответственность на чужие, широкие плечи.

Куколки нашлись в траве. Они залегли в засаде, чутко следя за людьми, разжегшими костер на небольшой поляне у самой дороги. Они сразу же среагировали на их с Вивьен приближение. Вскочили с оружием в руках и снова пригнулись к траве, когда увидели, кто пришел.

— Госпожа, — выдохнула одна из близняшек. — Ваши нити…

— Я начала Танец бабочки, — с неохотой призналась та, чтобы прояснить необычное плетение кокона, сформировавшегося вокруг нее.

— Только начали? — переглянувшись с сестрой, пробормотала другая.

— Да. Он отказывается завершать со мной ритуал, — прозвучало почти с обидой. Бабочка наградила молчащего Рамирата высокомерным взглядом и демонстративно отвернулась.

— Не место и не время, — неожиданно покачал головой Томассо и снова повернулся к лесу, бросив в сторону собравшихся на поляне один лишь взгляд, да и тот вскользь.

Близняшки посмотрели на свою предводительницу, но та шагнула за мужчиной, и им пришлось последовать за ней.

— Вам удалось выяснить из какого они оракула.

— Мы думаем, — начала одна.

— Что виной всему Мертвая Голова.

— Это невозможно, — сразу же откликнулась Вивьен, — Ведь именно их настоятель…

— Так и есть, — перебил её Рамират.

— Да, тебе-то откуда знать?! — взвилась Имаго.

Близняшки благоразумно смолчали. Они вышли на поляну, на которой Имаго и Томассо оставили расседланных лошадей, и Рамират, не посчитав нужным отвечать на глупые в сложившейся ситуации вопросы, скомандовал.

— Сумки бросим, возьмите только самое необходимое и важное. Наших лошадей потянете за собой на поводу.

— А вы?

— А мы с леди Вивьен будем прикрывать ваш прорыв. — Рамират позволил себе улыбнуться растерянным куколкам. И лишь укоризненно покачал головой в ответ на гневный взгляд Имаго. — Так нужно, девочка, — произнес он тихо, но твердо.

Если бы Вивьен услышала такое обращение от любого другого мужчины, она убила бы не задумываясь, или попыталась убить, но Томассо, преобразившийся буквально на глазах, отчего-то не вызывал у нее того жгучего гнева, как раньше. Причем она даже самой себе не могла объяснить причину этих перемен, так взбудораживших её.

— Я не желаю терять своих куколок. Ни при каких обстоятельствах, — высокомерно вздернув подбородок, обронила она.

— Я тоже. Жаль будет потерять таких хороших девочек, — мягко улыбнулся ей мужчина и снова взял все руководство будущим прорывом на себя. — Седлайте лошадей. Наших необязательно. Только уздечки накиньте.