Брызги окатывали стоящих на палубе. Солнечные лучи пронизывали воду и, отражаясь, слепили глаза. Пугала толща воды. Ветер старался сбить с ног. Шум мотора и волны заглушали слова… Кристофер смотрел на Нэнси. Что она испытывает? Страх? Восторг? Расстается со своей мечтой или, наоборот, «заболела» океаном?..

Возвращались Кристофер и Нэнси по шоссе. Навстречу им шли дети, мужчины и женщины с аквалангами, с цветными надувными резиновыми игрушками и матрасами. Нэнси молчала, и Кристофер дал ей возможность переварить впечатления. Неожиданно она сказала:

— Потеха!

— Что «потеха»?

— Как он все делал.

— Да. Отлично.

— Я тоже так буду.

Он спросил, слышала ли она, что сказал Арчи. Нэнси все слышала и знала, что мама не разрешит: однажды она уже спрашивала. Но не всегда же ей будет восемь лет! Она вырастет и тогда всем докажет…

В это Кристофер верил. Возможно, именно об этом девчонка мечтала, сидя на «троне»…

Дома их встретила встревоженная Лиз, которая набросилась на Нэнси: как ты могла уйти, не предупредив! Кристофер вступился, сказал, что это он позвал девочку. Лиз перевела на него невидящий взгляд — ему показалось, что в эту минуту Лиз не соображала, кто перед ней, — и жестко отчеканила, что он не имел права самовольно уводить ребенка… Постепенно она успокоилась, но ни Кристофер, ни Нэнси не рискнули признаться, какое они затеяли мероприятие.

Оставшись вдвоем с Кристофером, Лиз уже спокойно сказала:

— Ты не представляешь, как я волновалась! Рик сказал, что видел Нэнси, — она пошла кататься на водных лыжах!..

Кристофер обещал никогда ничего не делать без ее разрешения. Лиз улыбнулась, а он подумал, что совсем не знает ее. Ему казалось, что Нэнси и Рик пользуются полной свободой и Лиз мало интересует их жизнь между завтраком и ночным сном. Сейчас же Кристофер убедился, что далеко не все ее помыслы заняты им и их любовью. Часть сердца Лиз принадлежит не ему и никогда не будет принадлежать только ему. Ему вспомнились слова матери: «Ты не забыл, что у нее есть дети?..»

Ему предстояло сказать Лиз, что его мать знает об их отношениях. Когда, как обычно, Лиз выставила его из кухни, напомнив, что может войти миссис Холден, Кристофер выпалил:

— Пусть входит! Ей все известно!

Лиз испуганно умолкла.

— Я тебе говорил — моя мать не глупа, она все понимает, — успокоил ее Кристофер.

Но Лиз нервничала, доказывая, что Кристофер не знает женщин, особенно матерей — они всегда ревнуют своих сыновей к их женам и любовницам!

— Если всегда, тем более нет причин волноваться, — возразил Кристофер. — Знаешь, а пойдем-ка вечером в ресторан!

Это было неожиданно.

— В ресторан? — недоверчиво переспросила Лиз.

Она стала отказываться, ссылаясь на кучу дел, на миссис Холден, на детей. Но на самом деле она была довольна. И вечером, когда все разбрелись по своим комнатам, Лиз явилась к Кристоферу в светло-зеленом платье и с теми же серьгами в ушах.

Он вывел из гаража машину, и они поехали к Стиву. В зале было много женщин в дорогих нарядах. Лиз застеснялась своего платья, купленного на распродаже, и как-то сжалась, мечтая о том, чтобы поскорее сесть и чтобы на нее перестали пялиться десятки глаз. Кристофер почувствовал ее состояние и шепнул:

— Выше голову! Ты лучше всех…

Важный метрдотель проводил их к тому самому столику, где не так давно Кристофер сидел с Вероникой Смит. Он вспомнил, как миллионерша насмешливо спросила, кого и по какому принципу хозяин ресторана сажает к этому «позорному столбу».

Вскоре возле Кристофера и его дамы появился Стив. По тому, как Стив взглянул на Лиз и, разговаривая с ним, смотрел на нее, Кристофер понял, что Лиз произвела впечатление.

— Везет же тебе! — сказал Стив.

Кристофер нахмурился.

— Не болтай!

— Я серьезно.

— И я серьезно: давай без пошлостей!

Почувствовав, что Кристофер заводится, Стив обратился к Лиз:

— Как вы его терпите? Он же взрывной, как гремучая смесь! — И предусмотрительно отошел.

Лиз было неприятно подчеркнутое внимание Стива. Она благодарно улыбнулась Кристоферу. Он налил им обоим красного вина. Они выпили. Лиз немного опьянела, раскраснелась и рассматривала сидящих в зале, уже не испытывая стесненности. Но, когда включили шумную музыку и в центре зала молодые и не очень молодые пары, расслабившись, начали, все убыстряя темп, двигать ногами, руками, туловищами, Лиз наотрез воспротивилась присоединиться к ним, хотя с любопытством смотрела на толпу, подчиняющуюся бурному ритму…

Вернувшись домой, они провели самую счастливую ночь с тех пор, как Кристофер впервые сказал ей: «Пойдем ко мне!»

За завтраком Мэри сообщила:

— У Коры умер отец. Я думаю, тебе следует пойти.

Он спросил, откуда ей известно о смерти старого Фрейзера.

— От Лиз. Она ходила в супермаркет и там слышала.

Он не рассказывал Лиз подробно о Коре, не называл имени и не знал, говорил ли кто-нибудь ей, что Кора Фрейзер его первая любовь.

Лиз была в саду, обихаживала лилии. После вчерашнего вечера в ресторане и ночи, проведенной с Кристофером, она выглядела уставшей. Пожаловалась, что хочет спать:

— Сейчас бы легла и спала до вечера!

— Или до утра?

Она улыбнулась.

— Только до вечера.

Кристофер сказал, что должен идти на похороны:

— Умер отец женщины, с которой я когда-то…

— Я знаю. Миссис Холден говорила мне. Ты должен пойти туда.

Идти ему не хотелось. Старику Фрейзеру все равно, будет Кристофер Холден на его похоронах или нет. А Кристофер был наполнен любовью минувшей ночи и мыслями о ночи, что ждет его сегодня, и не испытывал желания произносить скорбные слова и встречаться с женщиной, которая когда-то была его Корой. Он терпеть не мог делать что-то только потому, что «так принято». И злился на себя, оттого что всегда поступал так, как от него ждали.

Кристофер надел темную рубашку. Повязал было галстук, но передумал.

Дом Фрейзеров стоял на одной из прилегающих к шоссе улиц, за старым кинотеатром. Особняк с облупленными колоннами хранил следы давних переделок и требовал незамедлительного вмешательства. Но теперь, со смертью хозяина, заботы о доме откладывались, а может быть, и вовсе прекращались. Две женщины, старая и молодая, оставшиеся в старинном здании, когда-то населенном большой семьей, не собирались ничего предпринимать…

Кристофер вошел в раскрытые ворота. Во дворе стояли и ходили какие-то люди, но были и те, которых он знал, из их прежней компании: Дэвид, Хилари, Стив… В кресле сидела миссис Фрейзер в черном платье и черной кружевной накидке. Кристофер слышал, как она кому-то сказала о нем:

— Он тоже здесь.

Когда он вошел в дом, первое, что бросилось ему в глаза, была фотография на пианино: он и Кора, молодые, смеющиеся, счастливые. Он с трудом сдержался, чтобы не отвернуть снимок к стене. Подумал, что напрасно пришел. Не хотелось ни оставаться здесь, ни выходить во двор, где на него смотрели, перешептываясь.

В комнате было полутемно. Дневной свет почти не проникал сквозь задернутые шторы. Кристофер оглянулся, и только теперь заметил у стены гроб. Остановился в нерешительности, не зная, как поступить. Из смежной комнаты вышла Кора. И опять, пока она не заговорила, он не узнал ее.

— Пойдем, — сказала Кора, беря его за руку, и повела к двери, откуда только что появилась сама.

Здесь было светло. Окна открыты, пряно пахло цветами. На туалетном столике с овальным зеркалом в деревянной раме разложены коробочки, баночки — все, как когда-то, когда он приходил сюда, к той Коре, которая смеялась на фотографии…

Кристоферу было жаль женщину, стоявшую возле него. Но все было кончено. Не теперь, когда в его жизнь вошла Лиз, а намного раньше. Просто он этого не осознавал и искусственно растравлял оскорбленное самолюбие, принимая его за муки любви.

Она сказала:

— Кристи, тебе, наверное, неприятно находиться у нас — ты можешь уйти через сад.