— Первый, я – Четвертый. Тебя вижу, прикрываю.

— Заклинило крыльевые. Основного БК нет.

— Где Виктор?

— Не знаю.

Ниже нас появляется еще одна кобра.

— Первый, я – "ось", вижу тебя, на подходе!

Подождав минуту, начинаем набор высоты. Так и подмывает нырнуть в схватку, но нужно "держать" высоту и не допустить работу охотников. Подходят основные силы Савицкого. Полк свою задачу выполнил. "Коса" дает добро на сбор и отход полка. Дав команду сбор, контролирую отход: срываю атаки немцев, если они уцепились за нашими, но, у немцев отход по топливу, а у Савицкого много топлива и свежий боезапас. Чуть в стороне видим горящий СКР. Немцам удалось, все-таки прорваться к рейду. Остатки боезапаса расходую на отходящий 88-й "Юнкерс". В общем, удачный бой. Посмотрим, как у остальных. Иду последним, так как задержался с "Юнкерсом". Пришлось покрутиться над базой.

Сел, Михаил Иванович докладывает: не вернулось 7 машин. Топливо у них еще есть. Минуты через три села поврежденная "кобра". Затем вторая. Еще одна машина вышла на связь и сообщила, что сидит в Анапе. Запросил ноль первого. Сведений нет. Ждем. Несмотря на три сбитых, никакой радости нет. Немцам удалось прорваться, их очень много. Надо менять тактику. То, что флота у Новороссийска нет, фрицы уже знают.

Касание! Машину встряхнуло, тормоз, накладки повизгивают. Скорость 40, следую к месту стоянки. Зажимаю левый, разворачиваюсь. Толик машет руками: "Стоп!", нагибаясь, ныряет под крыло и вскакивает на него. Я поднимаю обе руки, они как свинцом налитые, и отбрасываю замки фонаря. Толик сдвигает фонарь назад. Наконец-то свежий воздух! В кабине около 50 градусов! Сил, расстегнуть парашют и привязные, просто нет. Пытаюсь потянуть руки к замку подвесной системы. Тщетно. Толик сдергивает с меня шлемофон, раскрывает замки: "Как аппарат???" "Норма! БК пуст." Толик скользнул вдоль капота и откидывает замки. "Пал Петрович! Мешаешь! Вылезай!" "Сил нет!" Толик подает руку, с его помощью встаю и перешагиваю через направляющие фонаря. Весенний ветерок холодит мокрую гимнастерку. "На торможении повизгивает правая стойка." "Сделаю! Воды?" Сел на краешек крыла и сбросил ноги: "Если не затруднит!" Толик выливает на меня ведро холодной воды. "Черт! В сапоги попало!" Отряхиваюсь, как собака. Живой! Надо идти в штаб. Сегодня это уже пятый вылет. "Толик! Сели все?" "Все!" Хлопнув "мордатого" по фюзеляжу, отошел на несколько шагов от самолета и сел в траву. Подошел Костя и летчики восьмерки четвертой эскадрильи. "Товарищ командир! Разрешите получить замечания!" Встряхнул головой и встал:

— Савраскин! Еще раз опоздаешь с маневром, спасать не буду! — он стоит красный, как рак. Из-за него пришлось "разворачиваться на пятке", и в течение одиннадцати минут вести бой с "охотниками". Он зевнул и отстал от группы. А немцы не ЛОХи, кого хочешь, могут обидеть сами. Так что покрутиться пришлось! Поэтому и стою, как выжатый лимон. — Тарасов! Докладывай!

— Товарищ полковник! Цель поражена! Прошли семью бортами. Савраскин, тоже, и бросал, и обстреливал. Чуть в стороне, но пожар, в его створе, я видел. Не злитесь на него!

— Я не злюсь. Устал очень. Немец непростой попался. Хоть и на "фоккере". Сбитые есть? Или только по земле отработали?

— Два "юнкерса" на посадке. И порядка пятнадцати на земле. Фотографии сделали.

— Молодцы! Айда в столовую, четвертая!

Полк перевели на "другую работу": наша основная задача – срывать нормальную работу немецких аэродромов и охрана района от "охотников". Создано 16 пар "вольных стрелков". Благодаря тому, что у обеих армий сейчас собственные РЛС наведения, наш НП на Надежде стал работать только на нас. А третья и четвертая эскадрильи, в основном, работают по аэродромам противника. Но, каждую восьмерку обязательно прикрывает пара "егерей". Их задача – "мессера"-охотники". Поначалу немцы не понимали, что мы открыли на них "охоту", и пытались сами атаковать "егерей". Но довольно быстро до них дошло, что на этих "кобрах" летают не самые простые летчики, что подойти незаметно к ним невозможно, а в маневренном бою они не уступают, а превосходят их. Что опыта боев у них не меньше, есть неожиданные приемы, а самолеты не хуже их "мессеров", а превосходят их и на горизонтали, и на вертикали. Поэтому сейчас обнаружив высоколетящую пару немецкие наблюдатели дают команду: "Ахтунг! Егер!" А на фронте всходила новая звезда: Покрышкин! Получив полк, он продолжил интенсивно летать, активно перестроил работу всего полка. За полтора месяца боев он лично и в группе сбил 36 самолетов противника, большая часть из них были бомбардировщики. Его полк показывал лучшую результативность в армии. Наш полк, в основном, уничтожал бомбардировщики на земле, а в воздухе занимался только истребителями. У меня за этот же период 24 сбитых: один Юнкерс-88, 18 "мессеров"-охотников и пять "фоккеров". 3 и 4 эскадрильи, пользуясь тем, что у И-185 – самая большая скорость у земли: 650 км/час или 600 с бомбами, работали у самой земли. Мы направляли их вслед отходящим по топливу немцам. Они обгоняли их, и "обрабатывали" полосы аэродромов ротационными бомбами перед самой посадкой немцев. Истребитель – не штурмовик и не бомбардировщик. С пикирования он может работать точно, с горизонтального полета – нет, но ротационные бомбы не требуют точного прицеливания. У них большая площадь накрытия. Поэтому самые большие потери немцы несли на земле! Из-за нас они вынуждены были постоянно держать в воздухе дежурное звено, а это и моторесурс, и бензин, и усталость летчиков. В "ту войну", немцы держали высокую активность авиации в районе Голубой Линии 2 месяца. В этот раз они "сдулись" через месяц и пять дней. А затем начали вывозить свои войска в Крым. Полк опять перешел на ночной образ жизни: топили все, что могло перевозить войска. 5-го мая мы выполнили последний взлет на Тамани. Курс – Ленинград! Летим домой на отдых и замену техники.

По прилету меня направили в госпиталь Бурденко, в Москву. Там на рентгене была обнаружена пуля, убившая Титова. Входного отверстия не было. Николай Нилович с удивлением рассматривал рентген-снимок.

— Впервые в моей практике, полковник. С таким ранением не живут.

— А может быть, я – мертвый? — сказал я, улыбаясь. И похлопал себя по щекам.

— Я боюсь, что не смогу ее извлечь. А вам все шуточки! Она вам не мешает?

— Нет. Никогда ее не ощущал. Очень сильно болела шея после боя 21 июля 41 года. Несколько дней.

— Каким образом она не оставила следов входа – мне не понятно. Удивительно, но факт! Кстати, это объясняет, почему у вас изменился почерк и походка: реакция поврежденного спинного мозга.

— Так ведь она застряла в кости?

— Хм, молодой человек! А импульс она передала куда? Вот утолщения от перелома шеи. Списывать вас надо!

— Николай Нилович! Только не это! Ведь два года летаю и все в порядке!

— Пожалуй, вот с этой стороны ее можно извлечь. Ну, что, согласны? Или списание.

— Режьте!

Пулю извлекли. Немецкая, из авиационного пулемета. Проделал в ней дырочку и повесил на шею. Можно сказать, что полностью легализировался. На грудь повесил красную полоску. Выписался из госпиталя и прибыл в кадры ВМФ. Прошусь домой, в полк. Но отправляют к Наркому.

— Товарищ адмирал! Гвардии полковник Титов прибыл по вашему приказанию!

— Прибыл! Молодец! Что с комиссией?

— Годен без ограничений, товарищ адмирал. Прошу разрешения убыть в полк.

— Нет. Садитесь. — Он снял трубку ВЧ и попросил соединить с товарищем ИвАновым.