— К сожалению, Дорис, никакого волшебного эликсира, способного поставить Уилфреду мозги на место, не существует, — развел руками доктор Робертс. — А поскольку он не представляет в его нынешнем состоянии угрозы для общества, равно как и для себя, то и поместить его в лечебницу я тоже не могу. Пока ему не слышатся голоса и не являются видения, нет оснований считать его опасным. У него просто навязчивая религиозная идея.

— А почему он постоянно говорит о великой блуднице? — жалобно спросила Дорис. — Она, должно быть, ему чудится?

Боб Джайлс осторожно сжал ей предплечье: сколько он ни пытался объяснить Дорис, что великая вавилонская блудница — не распутная женщина в буквальном смысле слова, а библейский город, супруга Уилфреда в это не верила.

—  — Доктор Робертс имеет в виду, что Уилфред не совсем сошел с ума, а лишь впал в заблуждение.

Это не укладывалось у Дорис в голове. Как можно утверждать, что Уилфред не сумасшедший, когда он явно не в себе? И как ей жить с ним, если она его боится?

— Но ведь хоть что-то вы можете с ним сделать? — с мольбой произнесла она, обращаясь и к викарию, и к врачу.

Доктор Робертс с сожалением покачал головой, Боб Джайлс пожал плечами.

Дорис повернулась к дочери и воскликнула:

— Скажи им, что они должны нам помочь! Иначе я тоже сойду с ума.

Пруденция могла бы многое поведать викарию и доктору Робертсу о странностях отца, но ей мешало присутствие матери. Поэтому она лишь закатила глаза и промолчала.

— Твоей матери нужно принимать успокоительную микстуру и капли для укрепления нервной системы, — сказал доктор Робертс, чувствуя, что хлопот у него скоро прибавится. — Вот возьми рецепт и получи по нему в аптеке лекарства. Я загляну к вам в конце недели.

— А я зайду сегодня же вечером, — заверил викарий, торопившийся на встречу с архидьяконом, на которой, помимо других насущных проблем, им предстояло решить вопрос об отстранении Уилфреда от церковных дел.

Дорис расплакалась и даже не встала со стула, чтобы проводить гостей до двери. Оказавшись в коридоре с глазу на глаз с врачом и викарием, Пруденция с горечью воскликнула:

— Мне кажется, одних успокаивающих и тонизирующих капель маме недостаточно! Если отца не поместят в лечебницу, у нее может случиться нервный срыв.

Доктор Робертс смущенно кашлянул. Он понимал, что Дорис находится на грани, но не знал, как ей помочь.

— Попытайся объяснить матери, что не ей одной приходится жить с психически больным человеком, — промолвил он, направляясь к двери. — Среди моих пациентов таких, как Уилфред, в последнее время становится все больше. Это последствия войны.

Но Пруденцию не волновало, что происходит с другими людьми. Ей хватало своих проблем.

— И как долго еще вы сможете освобождать отца от работы? — без обиняков спросила она. — Рано или поздно он ее потеряет. И что тогда? Маме одной с ним не сладить, значит, я буду вынуждена оставить службу и помогать ей. На что тогда мы будем жить?

Доктор Робертс тяжело вздохнул: он, разумеется, не мог бесконечно продлевать Уилфреду бюллетень с диагнозом «вирусная инфекция». Чем еще он мог помочь, врач не знал.

Боб Джайлс взглянул на бледное, напряженное лицо девушки, и у него сжалось сердце. Она была слишком молода, чтобы нести такое бремя на своих хрупких плечах.

— Не беспокойся по поводу денег, Пруденция, — сказал он. — Я что-нибудь придумаю.

Она открыла дверь, обуреваемая тревожными предчувствиями. В это время в коридор вышла Дорис, нашедшая в себе силы попрощаться с врачом и викарием.

— До свидания, — проговорила она. — Спасибо за все.

— Привет, Пруденция, — окликнула стоявшую в дверях девушку ее знакомая, проходившая мимо с корзинкой в руке. — Твой отец закатил грандиозный скандал на главной улице Льюишема: обозвал жену мэра, приехавшую за покупками, распутницей и прелюбодейкой. Давно я так не хохотала!

Дорис вскрикнула, как раненая зверюшка. Пруденция потеряла дар речи, еще больше побледнела и, стиснув зубы, сорвалась с места и побежала в Льюишем.

Кейт стирала белье, когда в дверь постучала Дорис.

— Ты не могла бы одолжить мне шесть пенсов, чтобы я включила газ? У меня кончилась мелочь, а Пру нет дома… — тихо вымолвила она.

— Конечно! — Кейт отложила в сторону деревянные щипцы, которыми она перекладывала кипевшее белье из бака в бадью. — Вы пойдете завтра на свадьбу?

Она обтерла полотенцем мыльные руки и взяла из ящика кухонного стола кошелек, чтобы достать монетку.

— На какую свадьбу? — спросила Дорис, глядя на Кейт заплаканными глазами.

— Гарриетты и Чарли, — пояснила Кейт. — Вот, держи! Они не рассылали приглашений, но надеются, что все соседи непременно придут в церковь.

Дорис сжала шестипенсовик в кулаке и пробормотала:

— Да, конечно… Но я, право, не знаю…

— Хочешь чашечку чаю? Я как раз собиралась перекусить, — сказала Кейт, видя, в каком Дорис состоянии.

— Нет, спасибо, мне нужно идти, — ответила гостья и торопливо ушла.

Кейт проводила ее растерянным взглядом, не зная, как помочь бедняжке. Замкнутая по натуре, Дорис не любила, когда вмешивались в ее дела. Лучше было оставить ее в покое.

— Мама! — закричал из сада Лука, усердно рывший в песке тоннель, через который он надеялся попасть в Австралию. — Здесь какой-то мерзкий длинный червяк, я его боюсь!

Кейт вытерла руки насухо и пошла в сад спасать сына, продолжая думать о Дорис. Может быть, викарию удастся как-то утешить и успокоить ее? Так или иначе нужно было принимать срочные меры.

— Пошли домой, папа! — сказала Пруденция, с тревогой поглядывая на толпу зевак, собравшуюся на другой стороне улицы.

— Отойди от меня, Сатана! — закричал отец. — Я пророк Иеговы и несу людям слово Божье!

К остановке у часовой башни подъехал 21-й автобус, из него начали выходить пассажиры.

— Уведи его поскорее отсюда, — посоветовала Пруденции какая-то женщина. — Иначе его заберут в полицейский участок.

— Оставьте человека в покое, — вмешался другой прохожий. — Он никому не мешает!

— Пошли, папа, — потянула отца за руку девушка. — Сегодня не суббота, а пятница, и здесь с плакатами находиться нельзя.

— Пятница? — Уилфред нахмурился. — А почему мне нельзя бывать здесь по пятницам?

Пока Пруденция лихорадочно соображала, как ему ответить, из окна банка высунулся молодой человек и закричал:

— Ба! Да ведь это Уилфред Шарки! Я его знаю, он староста в церкви Святого Марка. Что там происходит? Все прихожане стали евангелистами?

Пруденцию затрясло, она была близка к истерике.

— Так что ты говорила насчет пятницы? — не унимался отец, не обращавший внимания на окружающих. — Нужно поскорее донести до людей святое пророчество. Имеющий уши да услышит призыв Святого Духа! Пора покаяться, ибо близится конец света.

— Если он церковный староста, то тем более следует призвать его к порядку, — возмутилась хорошо одетая дама, вышедшая из магазина. — Он нарушает общественное спокойствие!

Пруденция не выдержала и заорала:

— Заткнись немедленно, расфуфыренная дура! Ступай своей дорогой и не суй нос в чужие дела!

Толпа заволновалась. Девушка потянула отца за руку, умоляя его пойти домой. Уилфред упирался. В этот момент со стороны автобусной остановки к ним стал приближаться Малком Льюис. Завидев Уилфреда и Пруденцию, он воскликнул:

— Я вас заметил из автобуса! Что вы здесь делаете? Вы заболели, мистер Шарки? По-моему, вы не в себе.

Уилфред враждебно уставился на молодого человека.

— Я в своем уме, юноша! На меня снизошла Божья благодать. Святой Дух повелел мне нести людям пророчество, я должен идти дальше, в Гринвич и Вулидж. Ибо конец света не за горами, и пора всем покаяться.

— Ах, вот оно что! — Малком понимающе кивнул. — Ну, если так, тогда действуйте, как вам велел Святой Дух. Желаю успеха!

Пророк успокоился, а молодой человек, понявший наконец, почему занавески на ее окнах всегда задернуты, обернулся к Пруденции сочувственно сказал: