Робхар хлопнул в ладоши в знак повиновения и бросился бежать по булыжнику мостовой в город.

Джаан остался ждать. Грузовичок обязательно должен проехать мимо верфи. И ни у кого в этот ранний час не должно найтись здесь дел. Любой случайный прохожий, завидев одинокую фигуру пророка, вырисовывающуюся на фоне величественных руин, лишь поклонится и поспешит уйти.

Водитель теперь уже достаточно близко, чтобы я мог читать его мысли, — прошептал Каруит. — И мне они не нравятся.

Что? — взволнованно спросил Джаан. — Разве он не верен нам? Почему бы ему иначе везти сюда объявленных вне закона беглецов?

Он верен, в том смысле, что хочет видеть Эней свободным от гнета Империи, да и Орк — свободным от Нового Рима. Но он еще не полностью воспринял наше учение, не примкнул к нам. Он человек импульсивный и непостоянный. Айвар Фредериксен и Эраннат Авалонский разбудили его и рассказали ему, будто они ученые, попавшие в беду, когда разбился их флайер. Они попросили его подвезти их до Маунт Хронос, где их будто бы ожидает помощь. Он понял, что в этой истории нет правды, но согласился потому, что ненавидит терран. А теперь он все больше и больше трусит и жалеет о своем согласии. Как только он избавится от пассажиров, он напьется, чтобы прогнать свои страхи, а выпивка может развязать ему язык.

Но ведь достаточной предосторожностью будет просто забрать беглецов из грузовичка? Что еще нужно?.. Нет! Только не убийство!

Многим предстоит умереть ради освобождения. Разве ты хочешь, чтобы их жертва оказалась напрасной — только чтобы сохранить сегодня одну-единственную жизнь?

Заточение вместе с этим ифрианцем, о котором ты меня предупредил…

Исчезновение человека, у которого есть друзья и соседи, гораздо труднее объяснить, чем его смерть. Поговори с братом Велибом. Напомни ему, что он один из немногих орканцев, сражавшихся вместе с Мак-Кормаком: он тогда многому научился. Не так уж трудно организовать правдоподобный „несчастный случай“.

Нет.

Джаан сопротивлялся, но разум, деливший мозг с его собственным, был чересчур силен, приводил чересчур убедительные аргументы. Нет греха в том, что один человек умирает за свой народ. Разве сами Джаан и Каруит не готовы к такой участи? К тому времени когда подъехал грузовичок, пророк уже успел успокоиться.

Тем временем Робхар вернулся со стафом и одеждой. Все знали Эззару в красном плаще. Капюшон скроет голову северянина, длинные рукава и обилие грязи на обутых в сандалии ногах скроют его светлую кожу. Никто ничего не заметит, все увидят только пророка, сопровождаемого двумя учениками, которые поднимутся к Арене и войдут в ворота вместе с навьюченным стафом, который, возможно, везет книги Старейших, найденные в катакомбах.

Грузовичок остановился. Джаан ответил на приветствие водителя, стараясь при этом не думать о нем как о живом реальном человеке. Водитель открыл заднюю дверь, и внутри кузова Джаан увидел ифрианца и Наследника Илиона.

На Джаана, который никогда раньше не видел ифрианца, его надменная красота (как грустно, что он должен быть уничтожен, мелькнуло сожаление) произвела гораздо большее впечатление, чем достаточно обыкновенная внешность белокурого юноши, который так внезапно стал вершителем судеб. Ему показалось, что зеленые глаза просто смотрят на него, в то время как золотые проникают в его сущность.

Беглецы увидели перед собой молодого человека, более приземистого и коренастого, чем большинство орканцев, одетого в подпоясанный веревкой безупречно белый хитон и обутого в самодельные сандалии. Его широкое смуглое лицо с орлиным носом и пухлыми губами носило печать своеобразной красоты, длинные волосы и бородка, рыжевато-каштановые, были аккуратными и ухоженными. Самой заметной чертой в этом лице были глаза — широко расставленные, серые, огромные. Его виски охватывал металлический обруч со сложным узором надо лбом — единственный внешний признак того, что это был один из Старейших, вернувшийся после шести миллионов лет отсутствия.

Он произнес медленно и тихо:

— Добро пожаловать, Айвар Фредериксен, спаситель этого мира.

Ночь окутала дом Десаи. Огни соседних зданий казались далекими, как звезды. Все вокруг было неподвижно. Когда Десаи сделал окна непрозрачными, это принесло своего рода облегчение.

— Пожалуйста, садитесь, профессор Тэйн, — обратился он к гостю. — Могу я предложить вам напитки?

— Не нужно, — ответила высокая молодая женщина. После паузы она неохотно добавила, уступая привычке: — Спасибо.

— Означает ли это, что вы не хотите преломить хлеб с врагом? — Его улыбка была грустной. — Все-таки я не думаю, что принципы требуют от вас отказа и от чая тоже.

— Как вам угодно, комиссар, — ответила Татьяна, напряженно выпрямившись сидевшая в кресле.

Десаи сказал что-то своей жене, и та принесла поднос с чайником, двумя чашками и блюдом пирожных. Она поставила его на стол и, извинившись, вышла.

Когда за ней закрылась дверь, Десаи показалось, что комната душит его. Она была такой неуютной, такой… нищенской, несмотря на весь привычный комфорт. В одном углу находились его стол и коммуникационная панель, рядом полка со справочной литературой; кроме потертого ковра, вся остальная мебель в комнате была чуждой человеку его расы и его культуры — вещи были арендованы вместе с квартирой, здесь не было милого беспорядка, который делает помещение домом.

«Наша семья слишком часто и слишком далеко переезжает: как штопальная игла, которой пытаются залатать расползающуюся сгнившую ткань. Дома, на Рамануджане, меня всегда учили, что путешествовать по жизни нужно налегке. Только как это отражается на детях, все эти скачки с места на место, хотя всегда в то же окружение имперского гражданского служащего?» — Десаи вздохнул. Эта мысль к нему приходила часто.

— Я ценю, что вы откликнулись на мое приглашение, — начал он. — Надеюсь, вы… э-э… приняли предосторожности.

— Да, приняла. Я выскользнула через черный ход, вывернула свой плащ наизнанку и надела ночную маску.

— Необходимость обеспечить вашу безопасность — причина, по которой я перестал посещать вас. Мои визиты практически невозможно было бы скрыть. И наверняка террористы наблюдают за вами.

Лицо Татьяны осталось бесстрастным. Десаи продолжал:

— Мне ненавистна возможность даже минимального риска. Убийцы дюжины известных деятелей вполне могут не пощадить и вас, стоит им заподозрить… хм… сотрудничество со мной с вашей стороны.

— Только если я не на их стороне и не пришла сюда, чтобы получить полезные для них сведения, — ответила Татьяна с металлической ноткой в голосе.

Десаи улыбнулся:

— Ну, это риск, которому подвергаюсь я. Не такой уж большой, как мне кажется. — Десаи взялся за чайник и вопросительно взглянул на девушку. Она едва заметно кивнула. Он налил чай в обе чашки и отхлебнул из своей. Горячий напиток был очень кстати.

— Как насчет того, чтобы перейти к делу? — требовательно произнесла Татьяна.

— Конечно. Мне кажется, вы хотели бы услышать последние новости об Айваре Фредериксене.

Это ее встряхнуло. Она промолчала, но выпрямилась в кресле и широко раскрыла свои карие глаза.

— Это конфиденциальная информация, конечно. Из источника, который я не буду называть, мне стало известно, что он присоединился к табору кочевников, имел с ними неприятности, потом отправился на корабле речного народа на юг по реке вместе с ифрианцем, который присоединился к нему то ли случайно, то ли намеренно, но, во всяком случае, почти наверняка является секретным агентом Сферы. Они уже почти достигли водопада, когда я узнал обо всем этом и послал отряд морской пехоты, чтобы задержать Фредериксена. По причине сумятицы — несомненно, устроенной с помощью речников, хотя я и не намерен их за это преследовать, — Айвару и его спутнику удалось скрыться.

Лицо Татьяны то краснело, то бледнело. Дыхание ее участилось, она схватила свою чашку и выпила ее одним глотком.