Фитк соскочил с оградки, и выплюнул жвачку на могилу ясновидца.
- Прикольный чувак, да? – сказал он.
Я, растроганная рассказом, сказала:
- Очень чистая душа, хороший мальчик. Сейчас таких нет. Я бы в такого влюбилась.
- Да экология была другая. И вообще, железный занавес, сама понимаешь…
- Занавес, это плохо. Да еще железный…
- Зато эколоджи гуд! – расхохотался Фитк. – И люди не так мёрли, сейчас прям падёж какай-то, кладбищ не хватает. Испарилась чистота души – увеличилась смертность. Ха-ха-ха!
- Ничего смешного, - отозвалась я.
Фитк теперь выглядел несколько иначе – его башка была вся в длинных тонких косичках, которых было бешеное множество. Не понятно, когда он успел их заплести. Глаза лучились ярким золотистым светом.
- Айда гулять по кладбищу, - скомандовал он.
И мы пошли. Мы углублялись в этот осенний сумрак, уже вечерело, мы протискивались меж оградок, разглядывали могилы, рассматривали и обсуждали фотки на памятниках, вянущие цветы, и болтали о всякой ерунде. Фитк рассказывал какие-то совершенно дикие замогильные анекдоты, я ржала. При этом я прекрасно понимала, что ведем мы себя крайне цинично, гадко, но ничего не могла поделать. Мы зашли в какую-то оградку и, совсем расхулиганившись, стали толкать друг друга на могильную насыпь, подернутую жухлой травой. Потом принялись разглядывать памятник.
- Тут, кстати, тоже Олег закопан, только другой, и постарше, - изрек Фитк. – Прикольно, парами попадаются имена: то Лена и Лена, теперь Олег и Олег.
- Нет, Олеги надоели. Давай что-нибудь другое. А, вон рядом, Карпов Андрей Викторович. Давай его.
- Ну, посмотрим его, - сказал Фитк и разлегся на могиле. Она тут же превратилась в широкую тахту с меховым пледом. Я растянулась рядом. Фитк приобнял меня, и заговорил:
- Карпов подошел к шкафу с «Делами», сердито распахнул дверцу. Три верхние полки были туго набиты папками, и ему пришлось приложить некоторые усилия, чтобы вытащить из этакой теснотищи нужную. При этом еще две папки выдернулись из ряда, шумно шлепнулись на пол, пыль взметнулась над ними. Карпов чертыхнулся. Он был сегодня не в духе. Послюнил палец и принялся перелистывать истрепанные листки. Куда же запропастилось это проклятое «Письмо начальника СМР», черт побери? Вон и «Замечания к пусковому комплексу» здесь, а письма нет. А ведь он обе эти бумажки вместе в «Дело» подшивал. Сам подшивал, собственноручно. Он всегда свои документы подшивает сам. И вот теперь, когда это письмо несчастное так ему нужно, оно исчезло. Ух, палки-колеса!..
Он перевернул страницу «Дела», и вдруг явственно ощутил, что на него смотрит дверь, входная дверь, два ее глаза горячо отпечатались на его щеке. Карпов осторожно скосил взгляд. Резко обернулся… Нет. Ничего особенного. Дверь как дверь. Никаких глаз.
Просто устал, закрутился совсем.
Он пролистнул последнюю страницу и начал все просматривать сначала. Может, нужная бумажка склеилась с другой, сцепилась, и он прозевал ее?
Дверь нагло ухмыльнулась.
Нет. Чушь какая-то мерещится. Измотался. Да где же это письмо, наконец?
Зазвонил телефон. Начальник СМР, наверно. Кстати, кто там у них теперь на СМР?
Карпов оглянулся. Городской телефон переставлен на подоконник. Небось, Аббасов переставил. Дурацкая привычка все переставлять. Карпов видел, как девушка за пишущей машинкой инстинктивно потянулась рукой в угол стола и схватилась за воздух, потом обернулась, подскочила к подоконнику, взяла трубку:
- Алло? Да?
Причесанная под битника, в брюках и свитере, худая, на мальчишку пятнадцатилетнего похожа.
- Минутку, - безразлично сказала она в трубку, придвинула к себе столик с местным телефоном, сняла трубку и задумчиво тронула диск, припоминая номер одной из комнат их отдела.
Так она стояла с двумя трубками в одной руке, а другой, свободной, крутила диск местного телефона, когда Карпов вновь ощутил на затылке эти внимательные, словно прицеливающиеся, глаза. Но на сей раз на него глядела не дверь. Кто-то неслышно вошел.
- Кого там? – негромко спросил появившийся за его спиной Аббасов.
- Вас, - Лида опустила на рычажки трубку местного телефона и пододвинула ему городской.
Аббасов, сухой, высокий, ступал быстро и осторожно, сутулясь, локти прижав к бокам. Он пересек комнату своей мягкой настороженной походкой и, прежде чем заговорить по телефону, перенес его в угол, на стул. Карпов с неприязнью рассматривал его сосредоточенно спокойное, тщательно выбритое лицо, его безукоризненно отглаженный костюм, сидевший на нем великолепно, накрахмаленные манжеты с янтарными запонками, и думал со злостью о нем, о том, что у Аббасова никогда не бывает срывов, промахов в работе, о его сдержанности и спокойном достоинстве в разговорах с кем бы то ни было, и о том, что если будут сокращать их переполненный штат, то сократят, конечно, кого-нибудь из молодежи, как наименее опытных сотрудников, и Аббасов наверняка останется, а он, Карпов, полетит, как тут ни вертись и ни лебези перед начальством.
В управлении Карпов работал недавно. Всего полтора года, как он окончил институт, и ему чудом удалось устроиться на это место с весьма приличным окладом. Так повезло! И он слишком боялся потерять это место. Ведь здесь есть возможности для роста, повышения… Часто об этом думал он об этом, строил всякие планы на будущее…
Голос Аббасова прервал его размышления.
- Аман Царакович, все уже решено, - сказал Аббасов в трубку.
Во взгляде его сквозила какая-то непонятная, затаенная усмешка, взгляд его блуждал по комнате, и когда останавливался на Карпове, тот доверительно улыбался Аббасову. Детское, простодушное лицо выло у Карпова. Внутри у него все кипело. Он вдруг поймал себя на том, что хочет понравиться Аббасову, робеет перед ним, будто он начальство. И вспомнился подслушанный им случайно в коридоре разговор секретарш, они говорили об Аббасове: «Ну-у, этот далеко пойдет», - тянула одна уважительно. Другая перебила: «Большому кораблю…» - «Подумаешь», - пренебрежительно бросила третья.
Карпов смахнул со лба прядь волос, и вышел в коридор – покурить, поразмыслить на свободе. Да, Аббасов. В сущности, чем он, Карпов, хуже Аббасова? Работоспособен, умен. Просто Аббасову везет больше, - думал он.
Тут Карпов посмотрелся в круглое зеркало на стене. Мягкие светлые волосы, лицо матовое, нежное, как у девушки, темные ресницы и брови, вдумчивые глаза. Внешность счастливая. С такой внешностью да плохо устроиться в жизни? Ерунда. Ведь и работу-то нашел он такую удачную только благодаря своей внешности: соседка по этажу явно симпатизировала ему, она его и устроила через подругу своей подруги, которая там в кадрах работает… Мужчины тоже к нему неплохо относятся.
Это все так. Но что же с документом, с письмом? Вот так взять да исчезнуть? Кто-нибудь наверняка знает тайну его исчезновения. Знает и молчит.
… Конечно, трудно работать, не имея союзника. Надо завести хороших друзей, лучше всего – среди женщин. Он об этом и раньше подумывал, да все руки не доходили. Но сейчас надо. Пора.
Да, но как? С кого начать?..
А хотя бы с секретарши Лидочки. Пригласить ее в кино, в ресторан… Нет, ресторан слишком дорого. В кафе…
Он докурил сигарету, вздохнул. Пора идти звонить в Ольховск. Днем он не смог дозвониться: сначала никак не соединяли, а потом все там ушли на обед.
Когда он дозвонился, наконец, до Ольховского начальства, его разрывало от злобы. Он уже предчувствовал очередной нагоняй из-за металлоконструкций, - пожалуй, еще выговор влепят, чего доброго. Во внутреннем кармане его пиджака лежали две телеграммы: одна из Ольховска, полученная месяц назад: «МЕТАЛЛОКОНСТРУКЦИИ ОТПРАВЛЕНЫ ВОСЕМНАДЦАТОГО С.Г.»; другая – сегодняшняя, свеженькая: «ВВИДУ НЕПОСТАВКИ МЕТКОНСТРУКЦИЙ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ СРОКИ ПЛАНА РАБОТ СТРОИТЕЛЬСТВУ ЗАВОДА СОРВАНЫ». Он уже мысленно видел себя за обитыми кожей дверями кабинета Соболева, видел его багровую ряшку с трясущимися щеками, слышал его лающие вопли: «Вы что, не хотите работать с нами? Вы срываете нам работу!..» И он нехорошо и длинно выругался в телефон. В трубке что-то кричал, оправдываясь, Ольховский начальник, и голос у него был такой, будто швыряли об стену пустой консервной банкой. Надо ехать в Ольховск, - понял Карпов. Он тяжело надавил ладонью на рычажки телефона. Он смотрел, как они двумя белыми полосками уходят, врезаются в аппарат. Он смотрел пристально, не мигая, стараясь успокоиться, выдавливая на лице свою обычную доверительную улыбку. А потом повернулся к девушке в брюках и попросил отпечатать ему командировку в Ольховск. Он сам себе был противен. Ему хотелось, чтобы эта девушка, в затрапезном свитере, причесанная под битника, печатала подольше, как можно дольше. Но она слишком быстро отстучала командировку, и с безразличным видом протянула ему листок.
