Дополнительные детали обстоятельств московского пожара дают Таубе и Крузе. Подойдя под Москву, хан остановился в Коломенском, а его сыновья — в Воробьеве (это было, очевидно, 23 мая). «На следующий день (т. е. 24 мая — А.З.) он послал в окрестности Москвы 20 000 поджигать в разных местах». Пожар облегчался из-за страшной бури. «Ив три дня Москва так выгорела, что не осталось ничего деревянного, даже шеста или столба, к которому можно было бы привязать коня». Таубе и Крузе причиной поспешного отступления хана от Москвы считали получение им сведений о выступлении в поход Магнуса с пятнадцатитысячным войском[2317]. Это известие весьма сомнительно: оно совпадает с тем, что нам известно о походе хана в 1572 г.; вероятно, оба составителя «Послания» по ошибке отнесли слухи о причинах отступления хана в 1572 г. к походу 1571 г.
Матвей Стрыйковский говорит, что татары сожгли московские посады, нижний (земляной?) город, русским удалось защитить только Китай-город[2318].
Сходными чертами рисует пожар Москвы и Генрих Штаден. Москва, сообщает он, была подожжена на следующий день после сожжения Коломенского. «В живых не осталось и 300 боеспособных людей… Одним словом, — заканчивает Штаден, — беда, постигшая тогда Москву, была такова, что ни один человек в мире не смог бы того себе и представить». Девлет-Гирей «со многим множеством полоняников» и добра повернул обратно в Крым, опустошив по пути всю Рязанскую землю[2319]. В посольских делах отмечалось, что крымские люди, «идучи из земли многих городов, уезды вывоевали, а иных городов и посады пожгли»[2320].
Полная небоеспособность опричного войска, выяснившаяся во время похода Девлет-Гирея на Москву в 1571 г., воочию показала необходимость ликвидации опричнины. Л.М. Сухотин «первый признак нового курса» относит к 1570 г. Его аргументы сводятся к следующим. Во-первых, около 1570 г. в связи с новгородским делом начались первые казни опричников (А.Д. и Ф.А. Басмановы, А.И. Вяземский и др.)[2321]. Во-вторых, в это время верхи опричного двора пополняются знатью (Ф.М. Трубецкой, Н.Р. Одоевский, Н.В. Борисов-Бороздин, В.И. Барбашин, А.П. Хованский)[2322]. В-третьих, в майском заседании 1570 г. Боярской думы участвуют и опричные, и земские люди[2323]. Наконец, опричным я земским воеводам предписывается в это время действовать совместно[2324]. В этих наблюдениях есть известный резон: закат опричнины начался после июльских казней 1570 г. Но в 1570 — первой половине 1571 г. в думе опричники и земские люди еще очень четко различаются, а опричные полки не смешиваются с земскими. Так называемая совместная деятельность думцев и воевод не является каким-либо особенно специфическим явлением 1570 г., а обычным фактом военной и дипломатической жизни России опричных лет.
Решительный перелом в истории опричнины относится к лету 1571 г.[2325] Сразу же после сожжения Москвы Девлет-Гиреем был казнен главнокомандующий опричным войском, один из инициаторов опричнины, князь Михаил Черкасский[2326]. По Штадену, в походе Девлет-Гирея принимал участие отец Михаила Черкасского князь Темрюк[2327]. Это известие вызывает законное сомнение исследователя, ибо кабардино-крымские отношения к 1571 г. отнюдь не были дружественными[2328]. Так или иначе, но слухи об измене, гнездившейся среди московской знати, подогревались рассказами о роли Кудеяра Тишенкова в походе крымского хана на Москву[2329].
Впрочем, Михаил Темрюкович мог внушать подозрения царю вскоре после странной смерти его сестры царицы Марии. В начале 1571 г. он, возможно, уже не пользовался прежним доверием царя. Во всяком случае, в феврале 1571 г. опричный суд приговорил конфисковать вотчину у подьячего Улана Айгустова за то, что он «доводил» на Василия Щелкалова «многие лихие дела… по науку князя Михаила Черкасского»[2330]. Таубе и Крузе рассказывают о казни жены Михаила Темрюковича (дочери В.М. Юрьева) и ее малолетнего сына, которая произошла задолго до гибели самого князя Михаила[2331]. Этой варварской мерой царь, вероятно, пытался обезопасить свой трон от претендента, каким мог явиться племянник царской жены.
Словом, набег Девлет-Гирея дал царю лишь новый повод, чтобы он мог расправиться с давно внушавшим ему опасения свойственником.
Полетели головы и других близких сподвижников царя Ивана. Бессильный хоть что-нибудь изменить в том, что случилось в мае 1571 г., Грозный обратил свой гнев на истинных и мнимых виновников военных неудач. Так, был утоплен опричный боярин В.И. Темкин-Ростовский. Он неудачно оборонял опричный район Москвы во время набега крымского хана, а незадолго до гибели был отправлен вместе с Михаилом Темрюковичем в догонку за Девлет-Гиреем[2332]. Казни Темкина-Ростовского предшествовало охлаждение к нему царя. Так же как в свое время у Ивана Висковатого, у него отписано село (за «убитую голову» сына Никиты Оксентьева)[2333]. Это было в том же феврале 1571 г., когда поплатился своей вотчиной Улан Айгустов, якобы действовавший по наущению Михаила Темрюковича.
С новгородским делом были связаны репрессии, обрушившиеся на родичей матери царевича Ивана Ивановича — Захарьиных. Так, боярин С.В. Яковля прямо упомянут в сыскном новгородском деле[2334]. В июне 1571 г. насильственно был пострижен в монахи боярин И.В. Шереметев Большой[2335]. Возможно, покойного В.М. Юрьева обвинили тогда в каких-то изменнических сношениях[2336]. Репрессии против родичей матери Ивана Ивановича могли быть связаны с недовольством царя Ивана своим наследником. «Между отцом и старшим сыном возникло величайшее разногласие и разрыв», — писал в январе 1571 г. папский нунций Портико[2337].
Третий опричный участник летнего похода 1571 г., боярин Василий Петрович Яковлев (гофмейстер царевича Ивана), был забит насмерть батогами вместе со своими земскими родичами боярами Иваном Петровичем и Семеном Васильевичем[2338]. И.П. Яковлев вызвал царский гнев еще в начале 1571 г. неудачной осадой Ревеля (снятой 16 марта). В Москву пришли сведения о грабежах, убийствах и пожарах, совершавшихся земскими и опричными войсками, во главе которых стояли И.П. Яковлев и В.И. Умный-Колычев. «Когда царь узнал о таких воровских проделках воевод и опричников, то он приказал «увезти… обоих воевод в оковах [и] удалил всех опричников»[2339].
С.В. Яковлев привлекался к ответственности еще по новгородскому делу[2340]. Летом же 1571 г. повесили опричного думного дворянина Петра Васильевича Зайцева[2341]. Зайцев ходил против «крымского царя» в сентябре 1570 г., когда царя сопровождали казненные летом 1571 г. М.Т. Черкасский, В.И. Темкин, В.П. Яковлев, Л.А. Салтыков и попавший в опалу В.А. Сицкий[2342]. Л.А. Салтыков был сначала пострижен в монахи, а позднее убит[2343]. Вместе со Львом Андреевичем опала постигла и его родича кравчего Федора Игнатьевича, который был заключен в тюрьму, а позднее, судя по синодикам, убит[2344]. Царский лекарь Елисей Бомелий по приказанию царя отравил опричного дворецкого Ивана Федоровича Гвоздева-Ростовского, спальника Григория Борисовича Грязного и до ста других менее видных опричников[2345]. Среди погибших в эти годы были Андрей Овцын, Булат Арцыбашев, И.Ф. Воронцов и др.[2346]
