Большое внимание в грамоте уделялось казакам, наемным людям, которых было много на соляных варницах монастыря. Когда «казак незнаемой» приходил в Соловецкую волость, он должен был платить явку приказчику (две московки) и доводчику (одну московку) и соответствующую пошлину при уходе. Торжественно провозглашалось, что если приказчик или доводчик «изобидят» в чем-либо крестьянина или казака, то на них вдвое доправлялась пошлина.
Уставная грамота отражала стремление соборных старцев Соловецкого монастыря как-то выйти из того состояния экономического упадка, в котором находилась их вотчина. Таксация поборов (по типу доходных списков и кормленых грамот наместников) должна была предотвратить возможность крестьянских движений, волной прокатившихся по Руси в середине XVI в. Севернорусские земли не представляли в этом отношении исключения. Формула о безурочной поимке лихих людей, распространенная в жалованных грамотах, выданных новгородским монастырям в 1547–1548 гг., свидетельствовала также об активизации антифеодального движения в Новгородской земле[1160].
Основной формой эксплуатации крестьян в соловецкой вотчине была денежная рента. В условиях развития солеваренного промысла и широко поставленной торговли это означало сравнительно высокую степень развития социально-экономических отношений. Кроме того, Филипп широко использовал вольнонаемный труд казаков в солеваренном производстве, в транспортировке соли и других товаров на продажу.
В 1552 г. Филипп приступил к строительству больших каменных зданий, не прекращавшемуся до конца его пребывания на посту соловецкого игумена: в этом году по его распоряжению закладывается Успенская церковь с трапезной для монахов, келарней и с приделом Усекновения главы Иоанна Предтечи (патрона Ивана IV)[1161]. Под келарней располагались хлебопекарня и мукосейня, а под трапезной — хлебный и квасный погреба. В августе 1557 г. закончили строительство комплекса сооружений Успенской церкви. Размеры собора превышали 82 кв. сажени[1162].
Этим при Филиппе Колычеве было положено лишь начало каменному строительству в Соловецком монастыре. В мае 1552 г. закладывается главный соловецкий храм — Преображенский собор (начат в 1548 г.), оконченный уже в бытность Филиппа митрополитом — в августе 1566 г.[1163] Сооружали и другие не столь пышные, но также важные здания: избы и чуланы для монахов и служебников. В кельях появились заморские новшества — узорные стекла «с круги и каймами». Монастырский двор в Новгороде капитально отремонтировали («палаты поделывали, своды сводили»), а в Суме построили заново. Для того чтобы обеспечить строительство известью, снаряжались экспедиции на Двину (в 1553 г. в одну из подобных экспедиций было отправлено 15 людей)[1164], где на Орлецах (в 30 км выше Холмогор) монастырь получил разрешение «камень белый известный ломати и лес на дрова сечи и известь жечь»[1165]. На строительство соборов привлечены были специалисты — мастера («художник, имущу разум») из Новгорода[1166].
Деятельность Филиппа совпала по времени с периодом роста реформационного движения. В начале 50-х годов в Новгородской земле получила распространение наиболее радикальная ересь — «новое учение» Феодосия Косого. В 1554 г. в Соловецкий монастырь был сослан обвиненный в еретическом вольномыслии старец Артемий. Одним из средств идеологического воздействия на массы было открытие мощей русских святых и распространение легенд о «чудесах», якобы исходивших от новых «чудотворцев». В начале 1553 г., например, сообщили о «нетлении» мощей архиепископа новгородского Никиты[1167]. Не отставал от руководителей новгородской церкви и соловецкий игумен. При нем было пополнено «чудесами» житие Зосимы и Савватия[1168]. Стремясь поднять церковное значение Соловецкой обители, Филипп разыскивает реликвии, оставшиеся после основателей монастыря, и делает их предметами особого почитания (иконы Богоматери и каменный крест Савватия, псалтырь и ризы Зосимы)[1169]. Когда летом 1553 г. во время бури в Белом море разбилось 15 лодей, плывших с Двины, Филипп сделал объектом поклонения обнаруженные трупы погибших монахов[1170].
В результате всех этих усилий соловецкая вотчина в середине XVI в. переживала расцвет, а престиж монастыря необычайно возрос. «Монастырю, — писал позднее автор жития Филиппа, — убо распространяющуюся изобильством потребным, полаты благостройны сод ела двоекровны и троекровны в соблюдение потреб монастырьских»[1171]. Увеличилось поголовье скота (коней, волов, оленей) и количество сена (на 1500 копен)[1172]. В монастырских житницах хранилось 5500 четвертей ржи[1173]. В монастырь стали привозить огурцы и рыжики, готовили «щи с маслом, да и масленые приспехи разные, блины, пироги и оладьи и кружки рыбные, да и кисель и яишница»[1174].
Если даже снять явное приукрашивание результатов деятельности митрополита Филиппа, исходившее от его позднейших панегиристов, то все равно останется бесспорным факт, что в годы игуменства этого незаурядного организатора соловецкая вотчина находилась в состоянии процветания. В монастыре, по словам летописца «прибыло людей» (в 1566 г. в нем жило не менее 200 монахов)[1175]
Огромные строительные работы и хозяйственные усовершенствования потребовали от начальствующих лиц Соловецкого монастыря мобилизации всех его финансовых ресурсов и одновременно привели к усилению крепостного гнета. Это вызвало недовольство среди монахов и соловецких крестьян, жаловавшихся на рост поборов. Накануне строительства Преображенского собора монахи говорили: «О отче, недостатком в киновии суще и оскудение велику, градовом не прилежащи, откуду имаши злато на воздвижение великия церкви? Аще и не хотяще, но покоряющеся наставнику своему»[1176]. Еще больше, вероятно, были недовольны крестьяне соловецкой вотчины.
В феврале 1556 г. Соловецкий монастырь получил от Ивана IV жалованную грамоту на село Пузырево Бежецкого Верха, перешедшее в монастырь «на помин души» И.В. Полева[1177]. В конце апреля — начале мая крестьяне этого села отправили к игумену своего челобитчика Клевнева, жалуясь на то, что монастырские приказчики взимали оброк и пошлины сверх жалованных грамот и окладов. В частности, приказчик давал хлеб в заем «в насоп» (под проценты) из расчета на два — третий, требуя при этом себе поминки, заставлял пахать пашню «сверх окладу» и т. п. В результате соловецкие власти в специальной грамоте 2 мая 1561 г. установили новый оклад повинностей. Крестьяне должны были с выти давать по 4 четверти ржи и овса («в новую меру в городецкую»)[1178], не считая натуральных сборов (сыры, яйца, и др.), и исполнять подворные повинности. В год им следовало пахать на монастырь с выти по четверти ржи да полчетверти овса[1179].
Устанавливались и регламентировались пошлины доводчику. Вводилось обязательное присутствие на суде пяти-шести крестьян добрых или средних. Судебная пошлина уже устанавливалась с рубля по алтыну, а езд доводчику на версту — по деньге (в 1548 г. за это полагалось полденьги). Крестьянам строго-настрого предписывалось «приказщика слушати во всем и на монастырское дело ходити на солнечном всходе, как десяцкой весть подаст». Вместе с тем подтверждалось право крестьян меняться дворами и землями и продавать их с доклада приказчику и с обязательной уплатой похоромного и других пошлин[1180].
