Положение в столице в январе — начале февраля 1598 г. хорошо описывает К. Буссов. После смерти Федора вельможи начали вести агитацию против кандидатуры Бориса в цари. Они говорили «перед народом о его незнатном происхождении и о том, что он недостоин быть царем». Борис и Ирина вели себя хитро. Царица призвала сотников и пятидесятников города, обещала их щедро наградить, если они убедят население столицы ни на кого, кроме Бориса, не соглашаться, когда народ позовут для выбора царя. Впрочем, и у самого правителя были сторонники: влиятельные монахи, вдовы и сироты, «длительные тяжбы которых он справедливо разрешил», а также те бояре, «которым он дал денежную ссуду», чтобы они уговаривали народ выступить за него[716].
Наиболее продуманным и далеко рассчитанным ходом Бориса было требование созыва Земского собора, который должен был избрать царя, т. е. он хотел придать своему избранию характер волеизъявления «всей земли». Жак Маржерет писал, что Борис требовал «созвать сословия страны, именно: по восемь или десять человек от каждого города, чтобы вся страна единодушно приняла решение, кого следует избрать». С 20 января по 20 февраля в Новодевичий монастырь потянулись шествия, участники которых просили Ирину дать «на Московское государство» Бориса. В них принимали участие патриарх Иов (один из наиболее деятельных сторонников Бориса), Освященный собор, бояре и дворяне, приказные люди, гости и «много московского народу»[717].
Красочный рассказ об этих шествиях содержится в «Ином сказании» («Повесть 1606 г.»). Борис якобы «от народнаго же множества по вся дни понужаем к восприятию царства». Но этот народный «крик души» был не что иное, как хорошо организованное мероприятие «советников и рачителей» Бориса. Именно они «принудиша народи», в то время как «велицыи же бояре… даша на волю народу»; «не хотяху же кто Бориса, но ради его злаго и лукаваго промысла и никто же сме противу его рещи». В Новодевичий монастырь «мнози же суть и неволею пригнани, и заповедь положена, еще кто не приидет Бориса на государство просити, и на том по два рубля правити на день». Для надзора были назначены приставы, которые принуждали простолюдинов «с великим воплем вопити и слезы точити». «Они же, не хотя, аки волцы, напрасно завоюще, под глазы же слинами мочаще, всяк кождо у себе слез сущих не имея»[718]. О том, что сторонники Бориса «стали подстрекать простонародье», пишет и К. Буссов. Они предупреждали, что правитель может постричься в монахи, и «из-за этого в простом народе началось большое волнение, стали кричать, чтобы вельможи прекратили совещания… шли вместе с ними к Новодевичьему монастырю»[719].
Шествия проходили во время подготовки и проведения заседаний соборного типа. 17 февраля 1598 г. Борис Годунов был избран на царство[720]. О подготовке собора сообщал немецкий агент из Пскова в депеше от 28 февраля: недели три или четыре назад (т. е. в начале февраля) «выписали для выборов духовных прелатов, воевод и некоторых именитых бояр из главных городов, как-то Новгорода, Пскова, Onür’а и проч., важнейших из общества; так как имели в виду избрать великого князя, то их потребовали к присяге. По таковом призыве к избранию на их место были тотчас назначены другие воеводы, родственники (приверженцы?) Годунова». Борис, по его мнению, «сел на царчетво насилием»[721].
К. Буссов пишет, что когда в Москву были созваны «все сословия, высшие и низшие», то большинство остановилось на кандидатуре Бориса, ибо он «вершил государственные дела так, как не вершил их еще никто с тех пор, как стоит их монархия». Это было неприятно слушать «многим знатным вельможам, князьям и боярам, да пришлось им стерпеть». И. Масса считал решающим моментом в избрании Бориса позицию народа, который кричал, что не знает другого, более достойного быть царем; что Годунов правил при покойном Федоре и был любим народом. Федор Никитич, чтоб избежать междоусобия, передал корону Борису, но тот отказался от трона. Тогда бояре стали упрашивать Федора Никитича, а народ — Бориса. Присягу народа Борису принял И. В. Годунов, его «дядя», затем присягнули и бояре, и Романовы. Борис же все время находился дома и делал вид, что ничего не знает[722].
Согласно «Новому летописцу», «князи… Шуйские едины ево (Бориса. — А. З.) не хотяху на царство: узнаху его, что быти от него людем и к себе гонению; оне же от нево потом многие беды и скорби и тесноты прияша». Степень достоверности этого позднейшего известия не ясна[723].
Московские события 1584 и 1586 гг. показали, какую силу представляет народ при решении важнейших политических вопросов. Этот опыт отлично усвоил Борис. Сложившуюся в 1598 г. ситуацию он использовал для того, чтобы при посредстве «московского многолюдства», церкви и аппарата управления оказать прямое давление на боярскую оппозицию и вынудить ее на избрание его царем. Видя, что всякое сопротивление этому решению приведет не только к внутрибоярским сварам, но и к взрыву народного негодования, Ф. Н. Романов и связанная с ним группа феодальной знати в конечном счете присоединились к тем, кто настаивал на избрании Бориса.
Имперский гонец М. Шиль писал, что едва окончилось время траура, как бояре в Кремле, приняв важное решение, дважды выходили на Красное крыльцо и увещевали народ принести присягу на имя Думы. Дьяк В. Щелкалов убеждал толпу, что присяга постриженной царице не действительна и необходимо целовать крест боярам. Но эти доводы не вызвали в народе воодушевления. На этом основании Р. Г. Скрынников полагает, что «раскол верхов фактически привел к образованию в столице двух властей. Созванный патриархом собор принял решение об избрании Бориса. И одновременно высший орган управления — Боярская дума — объявил о введении в стране боярского правления»[724]. Это преувеличение.
Положение действительно было неопределенное, но двух правительств тогда не было. Если и доверять сообщению Шиля, то речь могла идти лишь о временном управлении страной Думой до решения вопроса о царе. Когда «двоевластие» могло бы иметь место? Как будто после избрания Бориса. Но после решения Земского собора 17 февраля 1598 г. бояре не могли настаивать на переходе власти к Думе, ибо уже 21 февраля Борис был наречен на царство, а 20–21 февраля состоялись шествия в Новодевичий монастырь, в которых бояре участвовали[725].
Характеризуя представительство на Земском соборе 1598 г., В. О. Ключевский писал, что «в составе избирательного собора нельзя подметить никакого следа выборкой агитации или какой-либо подтасовки членов». Вслед за ним С. Ф. Платонов полагал, что «состав земского собора 1598 г. был нормален и правилен»[726]. Этот вывод нуждается в переосмыслении. Наблюдения С. П. Мордовиной показали, что данные о составе февральского заседания собора 1598 г. носят общий характер, а сведений о представительстве на нем почти нет. Упоминаемые в утвержденной грамоте лица (и лица, подписавшие ее) могли и не присутствовать на заседаниях, а поставить подписи позднее, поэтому перечень лиц в грамоте можно рассматривать как программу действий по сбору подписей у лиц, которые, по мнению правительства, должны были подписать грамоту (вне зависимости от того, присутствовали они на заседаниях или нет). Но если так, то вопрос о том, в какой степени представительными были заседания собора, нуждается в ином подходе.
Сохранились три группы источников о составе собора. Утвержденная грамота содержит примерный состав чинов, присутствовавших на соборе. Свидетельства иностранцев дают самые неопределенные указания о «всех сословиях» (Буссов), «государственных чинах», «всем народе» (Маржерет), участвовавших в заседаниях собора. В памятниках публицистики имеются стереотипные перечни соборных «чинов». Так, в разрядной повести говорится: «.. совещастася же меж себя единодушно всем государьством Московским: святейший патриарх Иов со всеми митрополиты… и весь священнический [собор (или чин)], тако же и бояре, и дворяне, и дьяки, и дети боярские, и приказные люди, и гости, и много московского народу». «Новый летописец» сообщает: «Царствующаго ж града Москвы бояре, и все воинство, и всего царства Московского всякие люди ото всех градов и весей збираху людей и посылаху к Москве на изобрание царское. Бояре же и воинство и все люди собирахуся..»[727].
