Падение удельной системы подготовлялось долго и исподволь. Уже Иван III, создавая в 1503 г. для своих младших сыновей уделы, сократил по сравнению с Василием II их территорию. Великий князь Василий III производил обмен отдельных владений со своими братьями[1511]. Границы уделов строго устанавливались и проверялись во время специальных разъездов[1512]. Все материалы, касающиеся изменения состава и границ удельных владений, а также владений монастырей в уделах[1513] хранились в великокняжеской казне.
Суверенные права удельных князей на подвластной им территории были велики. Братья великого князя судили земельные и «разбойные» дела. Они выдавали тарханные и несудимые грамоты своим феодалам[1514]. У них были в уделах собственные «дворцовые села». «Данщики»[1515] и «таможники» собирали в удельную казну таможенные пошлины, дани и другие поборы, в распоряжении братьев был местный дворцовый аппарат с дьяческой канцелярией. В уделах существовали свои боярские думы со «введенными боярами». В ряде удельных городов известны наместники (в Волоколамске, Звенигороде, Рузе, Дмитрове и Старице), а по волостям — волостели. В Кашине в 1532 г. находился «городовой воевода». У князя Юрия Ивановича Дмитровского в 1517 г. был свой «дворец» с дьяками[1516]. Удельный князь считался главой местного дворянского воинства.
Важнейшие внешне- и внутриполитические решения великий князь принимал, «приговоря» со своими братьями и боярами. Так, в 1506 г. решение о мире с Казанью Василий III принял, «приговоря» с братьями и боярами. В марте 1531 г. московский государь обсуждал крымские дела «з братьей и з бояры»[1517].
В 1525 г. удельный брат великого князя Юрий присутствовал на судебном разбирательстве по делу о Максиме Греке. Присутствовали, конечно, князь Юрий и князь Андрей на свадьбе Василия III.
И при всем этом участие удельного князя в общегосударственных делах было ограниченно. Приглашение удельных братьев к «совету» носило обычно формальный характер. Великий князь зорко наблюдал за их деятельностью. Личный опыт научил Василия III быть бдительным: ведь он сам сумел отстранить от власти своего малолетнего племянника Дмитрия Ивановича и боялся, что его примеру последует кто-либо из удельных братьев. В минуты тревоги великий князь старался не отпускать их от себя (так было во время набега Мухаммед-Гирея в 1521 г., походов великого князя в Коломну в 1522 и 1533 гг. и его же поездки по монастырям в 1523 г.), опасаясь, что они поднимут против него мятеж или сбегут в Литву, как это сделал в 1521 г. великий князь Рязанский Иван Иванович.
Удельные князья вынуждены были участвовать во всех общерусских военных предприятиях. Так было, в частности, во время Смоленских походов 1512–1514 гг. Углицкий князь Дмитрий Жилка возглавлял в 1506 г. русские войска во время неудачного похода на Казань[1518].
Внутренними делами в уделах ведал сам удельный князь, но «сместные» дела его людей с великокняжескими судили дети боярские и судьи с обеих сторон[1519].
Удельные князья могли сами выбирать тех своих воевод, которых они считали целесообразным послать в общерусский поход. Так, во время Псковского похода 1509–1510 гг. в большом полку предписывалось лишь в самой общей форме «быть князь Юрьевым Ивановича воеводам и княж Дмитреевым Ивановича воеводам»[1520]. Конкретно имена этих воевод должны были назвать, конечно, сами князья Юрий и Дмитрий. Разряды (росписи) удельных войск в общерусских походах хранились в великокняжеском архиве[1521].
Права и обязанности удельных братьев были строго определены договорными грамотами, из которых сохранились докончание 1531 г. Василия III с князем Юрием Ивановичем[1522] и крестоцеловальные Владимира Андреевича (1553–1554 гг.)[1523]. Князь Юрий обязывался «имети» Василия III «братом старейшим», быть с ним и его детьми «везде за-один». Князь Юрий обязывался «не подъискивати» великого княжения. За это Василий III обещал «не въступатися» во владения дмитровского князя. Удельный князь не мог вступать в сношения с «ордами» и по первому зову должен был «пойти без ослушания» со своими людьми на войну. Запрещалось князю Юрию принимать «князей служебных с вотчинами».
Систему контроля над удельными княжатами позволяет изучить челобитная некоего Ивана Яганова, поданная на имя Ивана IV во время регентства Елены Васильевны (1533— декабрь 1538 г.). Яганов происходил, очевидно, из детей боярских средней руки. Его родичи в середине XVI в. числились дворовыми детьми боярскими по Ржеве, в свое время входившей в Волоцкое и Рузское удельные княжества[1524].
Сам же Яганов как бы осуществлял функции надзора за князем Юрием Ивановичем в числе других представителей служилой мелкоты, входившей в состав удельного дворянства этого дмитровского князя. Эти верные слуги московского государя, очевидно, приносили особую присягу, отдельные пункты которой совпадали с княжескими и боярскими крестоцеловальными записями первой половины XVI в.
«В записи, — сообщал Яганов, — государь, в твоей целовальной написано: слышев о лихе и о добре, сказати тебе, государю, и твоим бояром»[1525]. Складывалась целая психология доносительства. «Ино, — продолжал Яганов, — тот ли добр, которой что слышел, да не скажет».
Василий III придавал большое значение этим доноси-тельным речам: «Отец твой какову речь ему скажет, будет сойдетца, и он ее ставил в дело, а будет не сойдетця на дело, и он пущал мимо уши; а кто скажет, тому пени не чинил и суда ему не давал в своем деле». Безнаказанность за лживые доносы, конечно, поощряла клеветников и наушников.
Курс на ликвидацию удельно-княжеской системы наиболее ярко проявился в фактическом запрещении братьям Василия III вступать в брак. Порожденное чрезвычайными условиями (отсутствие детей у Василия III и боязнь за судьбу престола), это обстоятельство привело к тому, что владения Юрия, Семена, Дмитрия Ивановичей и Федора Борисовича оказались выморочными. Единственное исключение было сделано для Андрея Старицкого, женившегося в 1533 г., в последний год жизни Василия III, когда у великого князя было уже два сына.
Отношения с удельными братьями на протяжении 28 лет княжения Василия III развивались неровно. Постоянным было недоверие к ним со стороны державного брата. Наиболее обострились эти отношения после решения Василия III вступить во второй брак (1523 г.) и рождения Ивана (IV), когда всякие надежды на законный переход престола к Юрию у последнего исчезли. Дело шло к открытому разрыву между двумя старшими братьями — и «поимание» князя Юрия в декабре 1533 г., сразу же после смерти Василия III, было только логическим завершением предшествующих отношений его с великокняжеской властью.
Кроме братьев удельными (или полуудельными) правами обладали жены великих князей. При жизни Василия III его супруга (Соломония) имела полуудельные права в Устюжне. Во всяком случае в 1507 и 1516 гг. «великие княгини тиун» собирал там поборы совместно с великокня-я^ескими наместниками[1526].
В первой трети XVI в. в Русском государстве существовала влиятельная прослойка так называемых слуг или служилых князей, образовавшаяся в основных своих чертах в результате присоединения к России западнорусских земель. Это — Мстиславские, Одоевские, Глинские, Воротынские, Бельские, Трубецкие и др. Они занимали как бы промежуточное положение между удельными князьями и князьями Северо-Восточной Руси, потерявшими к концу XV — началу XVI в. суверенные права на старые княжения. Основное отличие удела от княжения служилых князей сводилось к тому, что это княжение рассматривалось как наследственная вотчина (перешедшая от предков «слуги» или пожалованная ему великим князем) и обусловливалось несением военной службы московскому государю. Удел же — часть общерусских земель, завещанная великим князем своим прямым потомкам (как правило, детям). В отличие от удельного служилый князь не имел даже формальных прав на Занятие великокняжеского стола.
