Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Сразу по получении тревожной вести на Коломну отправились воеводы князья Д. Ф. Бельский, В. В. Шуйский, М. В. Горбатый, а также М. С. Воронцов. Поскольку они обороняли южные рубежи еще в 1531 г., то обстановка на юге им была хорошо известна. Вслед за ними на следующий день в «полки» выехал и сам великий князь с братом Юрием. Перед отъездом он отдал распоряжение укрепить Москву артиллерией и приготовиться к возможной осаде. Сначала Василий III остановился в Коломенском, где ожидал прибытия своего младшего брата Андрея. 18 августа из Коломенского в Коломну посланы были дополнительные войска князя Ф. М. Мстиславского.

Тем временем Ислам 15 августа выжег рязанские посады, но, узнав о выступлении великого князя, почел за благо 18 августа подобру-поздорову вернуться восвояси, не рассчитывая, очевидно, на то, что Василий III поверят его уверениям в преданности и тому подобным сказкам. И действительно, в догонку за Исламом через Оку переправились русские воеводы во главе с князем И. Ф. Овчиной Оболенским. Они основательно потрепали крымские арьергарды. Их «сторожи» дошли до реки Прони, но с основными силами Ислама так и не встретились. Несостоявшийся «сын и друг» великого князя бежал «быстрее лани». Получив известие об удачном исходе операции, Василий III 21 августа возвратился в Москву[1487].

Лето в 1533 г. выдалось засушливое. 23 июня пронесся сильнейший ураган, и уж до сентября не выпало ни одного дождя. Летописец со скорбью записывал: «Лесы выгореша и болота водные высохша… мгла толь бе велика, якоже и птиць въблизи не узрит, а птици на землю падаху». От бездождия погибло много скота в Новгороде. Другой летописец также сообщал, что «лето бысть тогда сухо и курение, дымы хожаху»[1488].

Засуха влекла за собой пожары. В августе выгорел Средний город в Пскове, где жили торговые люди (гости) москвичи. Вологодский летописец замечал, что засуха была «добре велика и дымове были великии добре, земля горела». В народе передавались знамения недобрые, дурные приметы[1489]. 4 июня появилась звезда с «долгим хвостом» (комета), сиявшая несколько ночей; 19 августа (или 24 августа, по другим данным) «солнце гибло третьего часа дни», т. е. произошло затмение. Склонные к суеверию, люди ждали печальных событий и недобрых вестей, «поразсудив и глаголаху в себе, яко быти во царстве пременению некоему»[1490].

В сентябре в Москве состоялась казнь многих москвичей, смольнян, костромичей, вологжан, ярославцев и жителей других городов за подделку монет. Назревала необходимость денежной реформы, которая и была проведена через несколько лет (в 1535–1538 гг.)[1491].

Осенью 1533 г. великий князь с Еленой Васильевной и детьми, как обычно, отправился по монастырям и «на потеху». Однако на этот раз поездка оказалась роковой.

О последних месяцах жизни Василия III сохранились два рассказа. Первый озаглавлен «Сказание о великом князе Василье Ивановиче всеа Руси, како ездил во свою отчину на Волок на Ламъский на осень тешитися и как болезнь ему тамо сталася…» Находится он в Новгородском летописном своде 1539 г.[1492] Сказание, написанное современником, позднее подверглось обработке (текст этой переработанной редакции находится в Софийской II летописи)[1493]. Впрочем, и этот вариант сохранил некоторые черты первоначального текста «Сказания», утраченные в своде 1539 г.

«Сказание», несомненно, составлено очевидцем, сопровождавшим Василия III в его поездке на Волок и присутствовавшим при его последних днях.

Краткая летописная повесть более позднего происхождения носит официозный характер. Помещена она в Воскресенской летописи (в редакции 1542–1544 гг.) и озаглавлена «О преставлении великого князя Василия Ивановича». Позднее она вошла в состав Летописца начала царства (около 1555 г.), где подверглась переработке[1494].

По Воскресенской летописи, великий князь приказал «государство дръжати» Елене Глинской до совершеннолетия его сына. По Летописцу начала царства Василий III якобы благословляет Ивана мономаховым венцом и призывает к борьбе с «неверными», как бы «провидя» коронацию 1547 г. и присоединение Казани. Летописная повесть лишена интересных подробностей фактического характера.

Итак, 21 сентября 1533 г. великий князь Василий Иванович всея Руси с Еленой Глинской и обоими сыновьями отправился помолиться в Троицкий монастырь, где 25 сентября отмечалась «память» Сергия Радонежского. Отсюда он с семьей выехал «на свою потеху» в село Озерецкое, расположенное на Волоке. Василий III предполагал побывать на охоте еще в августе, но набег отрядов Ислама нарушил его планы. И вот во время поездки на Волок «явися у него мала болячка на левой стране на стегне (бедре. — А. 3.) на згибе, близ нужного места з булавочную голову, верху же у нея несть, ни гною в ней несть же, а сама багрова»[1495]. А. Е. Пресняков (со ссылкой на врача А. С. Соловьева) считал, что у Василия III был периостит[1496].

Почувствовав себя плохо, великий князь отправился в троицкое село Нахабно (Нахабино) Московского уезда. Отсюда, «обдержим болезнью», на праздник Покрова (1 октября) он поехал «в Покровское в Фуниково». Здесь он пробыл два дня, а затем направился в Волоколамск. В воскресенье, 6 октября, тверской и волоцкий дворецкий любимец великого князя И. Ю. Шигона дал для Василия III пир. На следующий день наступило ухудшение, болезнь усилилась, и великий князь только «великою нужею доиде до мылни» (бани)[1497].

Однако во вторник, 8 октября, когда наступила прекрасная погода, Василий Иванович послал за своими ловчими ф. М. Нагим и Б. В. Дятловым и, несмотря на хворь, собрался ехать в свое село Колпь на охоту. Туда же вызван был и младший брат великого князя Андрей. Окруженный псарями и собаками, Василий III с Андреем выехали «на потеху». Но проехать великий князь смог только две версты. Из-за сильной боли он вынужден был вернуться в Колпь и срочно послать за своими врачами Николаем Булевым и Феофилом и за князем Михаилом Глинским. По совету прибывших к больному месту стали прикладывать «муку пшеничную с медом пресным и лук печен, и от того болячка нача рдетися». Тогда процедуру повторили, «и учинися на болячке, яко прыщь мал, и появися в ней мало гною»[1498].

Прожив в Колпи две недели, Василий III решил отправиться на Волок. Так как «на кони» он ехать не мог, то «понесоша его на носилах дети боярские пеши и княжата на собе».

На Волоке болезнь усилилась. Из опухоли стал вытекать гной («яко до полу таза и по тазу»), особенно после того как к ней снова стали прикладывать мазь. У великого князя пропал аппетит («порушися ему ества, не нача ести»). Тогда Василий III, поняв, что дела его плохи, тайком от придворных, бояр, братьев и князя Михаила Глинского послал близких к нему постельничего Я. И. Мансурова и дьяка Меншика Путятина в Москву, чтоб они привезли великокняжеские завещания, необходимые Василию Ивановичу для составления новой духовной грамоты.

По своду 1539 г., Василию привезены были «духовные грамоты деда его и отца его великого князя Иоанна». По Софийской II летописи, великий князь послал Мансурова и Путятина «по духовные грамоты отца своего и по свою, которую писал, едучи в Новгород и во Псков». При этом великий князь, «слушав духовных, свою духовную велел сжещи»[1499]. А. Шахматов считает, что редакция «Сказания» в своде 1539 г. первоначальнее и что сообщение о сожжении духовной Василия III — позднейшая вставка[1500].

вернуться

1487

ПСРЛ, т. VIII, стр. 283–284; т. VI, стр. 266–267; РК, стр. 82–83; Э, л. 110 об.-112 об.; «Рязанские достопамятности», стр. 270–271; ЦГАДА, Крымские дела, кн. 7, л. 58 об, — 60.

вернуться

1488

ПСРЛ, т. IV, стр. 581; т. VIII, стр. 282, 283.

вернуться

1489

ПСРЛ, т. IV, стр. 552; т. VI, стр. 291; т. XXVIII, стр. 162; ПЛ, вып. I, стр. 105.

вернуться

1490

ПСРЛ, т. IV, стр. 552–553; т. VI, стр. 266 (19 августа), 291.

вернуться

1491

ПСРЛ, т. XXVI, стр. 315, 322–323; Кунцевич, стр. 603. Подробнее см.: И. Г. Спасский. Денежное обращение в Московском государстве с 1533 по 1617 г. — «Материалы и исследования по археологии СССР» № 44. М.-Л., 1955, стр. 273–279; А. А. Зимин. Монетная реформа Елены Глинской. — «Нумизматика и эпиграфика», т. IV. М., 1963, стр. 245–250.

вернуться

1492

ПСРЛ, т. IV, стр. 552–564; А. А. Шахматов О так называемой Ростовской летописи. М., 1904, стр. 118–138. См. отдельно: ГИМ, Синод. № 963, л. 68 об-94 об-а также ЦГАДА, собр. рукоп. книг № 351/800 (свод 1584 г. с использованием свода 1539 г.).

вернуться

1493

ПСРЛ, т. VI, стр. 266–276. Ср. ЦГАДА, ф. Оболенского, № 42, л. 27–49. Снято упоминание о Д. Ф. Вельском как опекуне малолетнего Ивана и об И. Ф. Овчине Оболенском как об одном из бояр, сопровождавших тело покойного великого князя.

вернуться

1494

ПСРЛ, т. VIII, стр. 285–286; т. XIII, стр. 78–79; т. XX, стр. 419–420; т. XXIX, стр. 9-10; Пискаревский летописец. — «Материалы по истории СССР», т. II. М., 1955, стр. 23–25. О характере переработки см.: А. А. Зимин. И. С. Пересветов, стр. 32–33. Обработка повести помещена и в Стенениой книге (ПСРЛ, т. XXI, стр. 612–615).

вернуться

1495

ПСРЛ, т. IV, стр. 553.

вернуться

1496

А. Е. Пресняков. Завещание Василия III. — «Сб. статей по русской истории, посвященных С. Ф. Платонову». Пг., 1022, стр. 72.

вернуться

1497

ПСРЛ, т. IV, стр. 554.

вернуться

1498

ПСРЛ. т. IV, стр. 554.

вернуться

1499

ПСРЛ, т. IV, стр. 554; т. VI, стр. 268.

вернуться

1500

А. А. Шахматов. О так называемой Ростовской летописи, стр. 58–59. А. А. Шахматов считал, что духовные великий князь слушал только в субботу, а по Софийской II — сжег свое завещание еще в пятницу. Но в пятницу было тайное совещание с М. Путятиным и И. Шигоной, где, так сказать, готовились материалы к заседанию Боярской думы, собравшейся только в субботу. Поэтому завещание 1509 г. вполне могло быть сожжено еще в пятницу.

86
{"b":"215974","o":1}