Русское правительство продолжало вести регулярные дипломатические сношения со своими потенциальными союзниками — Империей и Дакией. В апреле 1515 г. Василий III отпустил из Москвы имперских послов вместе с А. Г. Заболоцким и дьяком Алексеем Щекиным, к датскому королю направлены были Иван Микулин Заболоцкий и дьяк Василий Белый. После дипломатического зондажа 22 мая 1515 г. Василий III послал грамоту гроссмейстеру Ордена Альбрехту с согласием на заключение военного союза против Сигизмунда. После этого он отправился «на потеху» в Волоколамск[655]. Это была его первая поездка в Волоколамский монастырь, где доживал последние дни Иосиф Волоцкий (умер 9 сентября).
Тем временем 29 мая в Москву прибыло тревожное из-вестие: в Крыму умер Менгли-Гирей, и «на святой недели в пятницу», 13 апреля, на царство был посажен Мухаммед-Гирей, известный своей враждебностью к России[656]. В последние годы жизни Менгли-Гирея отношения России и Крыма осложнились прежде всего в силу того, что на престарелого «крымского царя» начали влиять Мухаммед-Гирей и его окружение. Приходилось принимать срочные меры для обороны против Крыма. Отныне центр внешнеполитической активности России перемещался с запада на восток и юг. Уже в 1515 г., очевидно, крымцы совершили набег на северские земли. В Крым был послан гонец Кожух Карачеев с грамотой Василия III от 12 июня 1515 г., содержавшей поздравления Мухаммед-Гирею в связи с восшествием его на престол и предложение продолжить мирные сношения, которые были между Россией и Крымом при Менгли-Гирее. В Москве серьезно опасались, чтобы «Магмед-Кирей от великого князя к литовскому не отстал»[657]. Поэтому сразу же после охоты на Волоке Василий III отправился в Боровск (как это было и во время второго Смоленского похода), где он провел все лето в ожидании развития крымских событий, присматривая и за литовскими рубежами[658]. Крымского царя Василий III уверял, что он направился в Боровск, «оберегаючи своих городов от литовского»[659]. Но дело шло, конечно, о Крыме. Заметим ту поспешность, с которой московский государь выехал в Боровск: только 29 мая получено было известие о смерти Менгли-Гирея, а уже 31 мая великий князь покинул столицу[660]. На южных окраинах стали сосредоточиваться крупные воинские соединения. На реке Вошани расположились полки князя В. С. Одоевского, двинувшиеся позднее к Туле. Воеводы, находившиеся в Боровске, получили распоряжение идти в Литовскую землю. К Мстиславлю ходила рать князей Б. И. Горбатого и С. Ф. Курбского, в Дорогобуж — князя Д. В. Щени[661]. В Боровск к Василию III 12 августа 1515 г. вернулся из Крыма отправленный гуда еще в конце 1511 г. М. В. Тучков и посол крымского царя Мухаммед-Гирея Янчура[662]. В грамоте от 12 июля Мухаммед-Гирей излагал свои условия, на которых он соглашался заключить мир и установить дружеские отношения с Русским государством. Это — передача Крыму восьми северских городов (в том числе Новгорода-Северского, Брянска, Стародуба, Путивля, Рыльска, Почепа, Карачева и Радогощи), отпуск в Крым Абдул-Латифа и отдача Сигизмунду Смоленска. Программа, явно неприемлемая для России. Предстояли тяжелые и долгие переговоры. Не вступая в препирательства с крымским послом, Василий III задерживает его временно у себя, а 13 сентября направляет в Крым своего гонца Чуру Албазеева с сообщением о предстоящей поездке «больших» послов[663]. О всех наиболее острых вопросах Василий III в своей грамоте Мухаммед-Гирею умалчивал, но видимость уступок сделал. Он сообщил, что велел Абдул-Латифу «к себе ходити и на потеху ему велели с собою ездити». Вернули Абдул-Латифу и его людей. Дальнейшее урегулирование вопроса о бывшем казанском хане откладывалось до общего заключения русско-крымского соглашения. Во время переговоров 13 сентября небольшие отряды крымских мурз совершили набег на мещерские места[664]. Завершив переговоры в Москве, Василий III в сентябре же отправился в осеннюю традиционную поездку по монастырям — к Троице, в Переяславль и Ярославль[665]. Вернувшись в Москву, Василий III принял крымских послов 11 ноября у себя на дворе, а через несколько дней отпустил в Крым своего «ближнего человека» И. Г. Мамонова (14 ноября). Позднее, в декабре, отправился в Крым и Янчура[666]. Мамонову были выданы подробные инструкции о ведении переговоров с Мухаммед-Гиреем. Русский посол должен был напомнить крымскому царю о традиционной дружбе его отца Менгли-Гирея с Россией и постараться добиться, чтобы и новый крымский царь «грамоту… шертную нам дал о дружбе и о братстве». Если Мухаммед-Гирей согласится принести присягу московскому государю и заключить с ним договор о дружбе, то тогда и Василий III готов пожаловать Абдул-Латифа каким-либо городом в кормление[667]. Относительно северских городов позиция русского правительства была совершенно определенной: этими городами «поступаться» Василий III никому был не намерен. Зато он предлагал Мухаммед-Гирею союз для борьбы с общим «недругом» — Сигизмундом и обещал схватить и доставить крымскому царю его старинного врага Ших-Ахмета, если только Крым вступит на стороне России в войну с великим князем Литовским. Словом, задача у И. Г. Мамонова была трудная. Он должен был предлагать «синицу в небе», и только. Единственно, на что приходилось рассчитывать, — это на переменчивость крымской политики, на охлаждение в отношениях Мухаммед-Гирея с польским королем. 19 февраля 1516 г. в Москву вернулся В. А. Коробов, получивший от турецкого султана обнадеживающие заверения о его стремлении развивать добрососедские отношения с Россией, в первую очередь торговые. Впрочем, ничего реального, кроме обещаний, Коробов не привез[668]. Зима выдалась тяжелая. Затяжные переговоры с Крымом происходили в сложной обстановке. В стране был недород («перемежалось хлеба на Москве: ржи было негде купить»). В соседних странах вспыхнул мор, в Прибалтике он продолжался до марта 1516 г. Крымский царь, который в это время находился «за Перекопью», даже бежал оттуда «от мору»[669]. Весною 1516 г. от И. Г. Мамонова стали поступать вести, что Мухаммед-Гирей настаивает на русской помощи в 20–30 тыс. человек против ногайцев (крымцы предполагали нанести удар по Астрахани) и на отпуске Абдул-Латифа[670]. Только при исполнении этих двух условий он выражал готовность разорвать союз с Сигизмундом. В то же самое время (14 марта) крымский хан ратифицировал крымско-литовский союзный договор[671]. Василий III в грамотах, отправленных в Крым в июне 1516 г., уклонился от принятия крымских условий, настаивая на скорейшем заключении договора и принесении шерти[672]. В самой общей форме московский государь писал: «Ино и ныне другом твоим друзи, а недругом недрузи» или: «вперед для тебя, брата своего (Мухаммед-Гирея.—А. 3.) к Абдыл-Летифу царю дружбу свою и братство и свыше хотим чинити». Переговоры неожиданно оборвались из-за смерти И. Г. Мамонова, последовавшей 18 июня[673].
вернуться РЛА, № 349; ПСРЛ, т. VI, стр. 257; т. VIII, стр. 259; ПДС, т. I, стб. 173–176. Ср. апрельские грамоты об отпуске послов к Христиерну II (РИБ, т. XVI, № 3, 4; XV, № 8). вернуться ПСРЛ, т. IV, стр. 539; т. VI, стр. 257, 280; Сб. РИО, т. 95, стр. 131. О политике Мухаммед-Гирея см.: К. Pulaski, Machmet-Girej. — К. Pulaski. Szkice, t. II. Pb., 1898, str. 283–350: В. E. Сыроечковский. Мухаммед-Гирей и его вассалы. — «Ученые записки МГУ», вып. 61. М., 1940. вернуться М. К. Любавский. Литовско-русский сейм, стр. 202; Сб. РИО, т. 95, стр. 130–145. вернуться ПСРЛ, т. XXX, стр. 141–142; Сб. РИО, т. 95, стр. 135. О набегах литовцев на «украинные» места Мухаммед-Гирею Василий III сообщал в грамоте от 12 июня. На Луках находился воевода князь А В. Ростовский, который отпускал своих военачальников в набег на Полоцк (РК, стр. 55–56). На Луках литовцы воевали неделю, «посады у Лук Великих пожгли, а встречи им не было, великого князя воеводы не поспели» О, л. 60 об.). По польским сведениям, Ян Свирщевский летом ^5^5 г. сжег Великие Луки и Торопец (, t. Ill, N DXVII, p. 381). В ответ на это русские войска опустошили районы Мстиславля и Полоцка. Литовцы в свою очередь осадили Гомель (там же, № XLVI, стр. 43). вернуться ПСРЛ, т. XXIV, стр. 218. Впрочем, в источниках не все ясно. По некоторым данным, Василий III выехал в Боровск только 22 июля (ПСРЛ, т. XXX, стр. 142). По посольским книгам, грамоты Василия III от 12 июля писаны «на Москве» (Сб. РИО, т. 95, стр. 138); ср. грамоту от «июля» (там же, стр. 146). 15 августа Василий III, несомненно, был в Боровске (там же). вернуться РК, стр. 56–57. С Белой к Витебску ходила рать В. Д. Годунова (РК, стр. 58). Зимой в Литовскую землю ходил в поход В. В. Шуйский (там же, стр. 57). вернуться ПСРЛ, т. IV, стр. 539; т. VI, стр. 257; Сб. РИО, т. 95, стр. 145–175; ср. грамоту от 12 июля Мухаммед-Гирея о беспрепятственном проезде русских послов в Крым (СГГД, ч. V, № 69). вернуться Сб. РИО, т. 95, стр. 180, 184, 186, 194, 223. Позднее в грамоте от И января 1516 г. Мухаммед-Гирей снова настаивал на отпуске в Крым Абдул-Латифа (там же, ctd. 245). вернуться ПСРЛ, т. VI, стр. 257; т. VIII, стр. 259; т. XXX, стр. 142; Сб. РИО, т. 95, стр. 188–226. См. грамоту Василия III от 15 ноября о приезде послов (СГГД, ч. V, № 71). вернуться ПСРЛ, т. VI, стр. 357; г. VIII, стр. 259; Сб. РИО, т. 95, стр. 226–254. См. грамоту Селима от 30 августа 1515 г. (СГГД, ч. V, № 70, стр. 69–70). вернуться ПСРЛ, т. IV, стр. 540; т. VI, стр. 280; Чтения ОИДР, 1898, кн. I, стр. 12; Сб. РИО, т. 95, стр. 231. вернуться Сб. РИО, т. 95, стр. 150, 268–315. Мотив о русской помощи в борьбе Крыма с Астраханью как непременном условии шерти звучит в словах Менгли-Гирея и летом 1516 г. (гам же, стр. 378). вернуться Малиновский, стр. 483–484; К. Pulaski. Machmet-Girej, str. 293–296. вернуться Сб. РИО, т. 35, стр. 343, 376–377. Ср. грамоту Василия III от 10 июня 1516 г., в которой говорилось о сражении сына крымского хана царевича Ахмата с войсками Константина Острожского (гам же, стр. 323). |