Они пили водку. Пустыми гранёными стопками был плотно заставлен весь столик и, казалось, что сейчас мужчины разыграют ими виртуозную шахматную партию. Голова у неё шла кругом. Она слушала и удивлялась. Два неприкаянных алкоголика устроили для неё поэтические чтения. Всё было по-настоящему: текст, чувства, слог и даже накал. Они были трогательно галантны и даже чуть куртуазны. Лица светились. Исчезло равнодушие, ушёл обычный забулдыжный трёп, на бледных щеках разыгрался румянец. Она не узнавала приятелей. Орлы, красавцы. Грудь вперёд, плечи расправлены, глаза блестят. Катерина – центр их внимания, источник вдохновения и накала, в ней сейчас – вся притягательность женского естества.

– Женщины. Слабые загадочные создания. Мы стремимся к вам, обожествляем, обожаем, пробуем создать идеал и что из этого получается? – тихо и вкрадчиво говорил, склонившись к ней непутёвый друг. – Помните, вы должны помнить.

Жил он, и ложе его лишено было долгой подруги.

А между тем белоснежную он с неизменным искусством.

Резал слоновую кость. И создал он образ, – подобный.

Женщины свет не видал, – и своё полюбил он созданье.

Ну и кто это, по-вашему, и о ком строка? Кто автор я спрашиваю? – пьяно и радостно воспрянул он голосом и сделал многозначительную паузу, строго и победно глядя на Катерину.

– Пигмалион – робко ответила она.

– Да, да, бессмертный, сладостный, великий Овидий. «Метаморфозы» – счастливое чтение юности.

– Вы думаете, мы в жизни ничего не видели и всегда такими были? Нет, – продолжал он. Да я с туристами в своё время мир объехал. Даже в Индии был. Перед вами работник канувшего в лету Интуриста. Что, жалеете? Не удержался на плаву. Американец, вы думаете, кто? Да он историк по образованию. К вашему сведению, владеет английским и немецким языками. И он задекламировал, дирижируя в такт рукой, и стопки на столике тоже запрыгали, как бы вторя и соглашаясь.

Тут вступил второй актёр. «Конечно, Мандельштам – это круто, но я предпочитаю Блока. С детства люблю, Питером пахнет. Тайной, пронзительным холодом. Вы были, Катюша, в Питере?» И не дожидаясь ответа, он встал из-за столика, взъерошил волосы, обвёл взглядом притихших завсегдатаев и хорошо, чуть нараспев задекламировал:

Катерина не выдержала и прыснула. Предательский смешок вернул к реальности. Главная тема дня, наконец, вырулила на круги своя, обозначилась в поэзии. Эпиграф, устная констатация ежедневной единственной цели бытия, размытого полу подвешенного состоянии, бесконечного блуждания в лабиринте химер, самообман, смешные несбыточные надежды на выход из магического круга, и брезжащая на горизонте гибель, вечное тревожное предчувствие наглой смерти без покаяния и прощения близких, где-нибудь под кустом от внезапного приступа панкреатита или цероза печени. Американец осёкся и замолчал.

Невольные свидетели литературных чтений тоже обиделись. Кто мог представить здесь такое? Терраса никогда не собирала интеллектуалов, только собутыльников. Драка – понятно. Рвущее, в разнобой пьяное пение – обычное дело. Но чтоб стихи и несколько часов кряду и кто… Она поняла, что испортила всем праздник.

– Эх, вы – выдавил, наконец, Американец. – По одёжке людей встречаете.

Они поднялись и ушли, покинув публику и Катерину, поплелись по жаркому солнцу в реальность дня. Авоська беспомощно болталась в руках вдохновенного чтеца и знатока женщин: туда-сюда, туда-сюда. В такт ей слегка подпрыгивала совсем хмельная голова. Американец ещё кое-как держался, знал – за ним наблюдают. Он вскидывал горделивую львиную голову в белокурой шевелюре, тянул носок, обутой в стоптанные красовки ступни. Старания их были жалки и напрасны. Как ни крути – очередная попойка. И только женское внимание, ласковый заинтересованный взгляд, (к чёрту, Нюрку) всколыхнули воспоминание о забытом счастье жизни. Теперь всё невозвратимо: ушли молодость, любовь, а следом жёны, дети, приличные работа и друзья. Когда и где они оступились? Когда часы судьбы стали давать сбои? Почему не услышали вовремя сигналы бедствия уставшей души? Но не будем к ним слишком строги. Они – пионеры. Их поколение первым приняло удар на себя, когда всё в этой ещё очень большой стране полетело с катушек. Они не смогли или не успели сориентироваться, как сделала маленькая и отчаянная степановская Любка. Женский инстинкт защиты рода в них отсутствовал. Опытный глаз прохожего сразу изобличит в двух мужских фигурах, тихо и устало бредущих по зелёной аллее, людей без определённого рода занятий. Бомжи как бомжи. Неважно, что один с квартирой. Пока. И это скоро пройдёт. Не верилось, что несколько минут назад руки мужчин были красноречивы и прекрасны, голоса звенели, тела напряжены. Катерина засуетилась и тоже поднялась. Ей было стыдно и неловко. «Стерва, какая же я циничная стерва» – подумала она.

Печалилась Катя совершенно напрасно. Разлука их была недолгой. Они ещё увиделись в этот день.

После обеда принесли долгожданные вишни. Бородатый Гейза, хозяин вишнёвого сада в райском уголке частного сектора напротив, ждал её уже битый час. Катерина, выспавшаяся и свежая, вишням обрадовалась. Получив вознаграждение, Гейза решил угостить её пивом. Слово за слово – выяснилось, что они косвенно знакомы. Довольно странно, но все в этом городе друг друга знали. Через второго, третьего, в редких случаях, четвёртого, выходили на результат, как на финишную прямую. Ничего не было удивительного в том, что их пути когда-то пересекались. Катерина его не помнила, но прошло несколько минут, и они уже, как старые приятели, весело болтали. Подошла жена Гейзы, дама печального образа, без зубов и несколько помятая. Катерину, увлёкшуюся воспоминаниями юности, это обстоятельство не насторожило и совершенно напрасно. Дама корректно пыталась поддержать общий разговор и даже понравилась Катерине. Пара была славная, но как все вокруг на этой террасе, изрядно помятая. А когда Степанов с Американцем поставили на стол запотевшую от холода бутылку водки, компания вдруг оживилась и приняла совсем уж безумное решение пойти к супругам послушать музыку. Не в традициях Катерины было волочиться по гостям. Зачем? Всё сосредотачивалось здесь. И общение, и контакты и интерес. Но тут, поддавшись азарту, она не задумываясь, легко снялась с места и пошла вместе со всеми к Гейзе. Но прежде Катерина выделила денег на курицу-гриль для всей компании и долго уговаривала нерешительную жену старого знакомого обеспечить им ужин. Печальная дама отказывалась, наконец, взяла полтинник и растворилась за поворотом.

Шли они недолго. Катерина пыталась загладить вину перед Американцем и доверчиво держала его под руку. Они перешли дорогу, куда-то свернули, и остановились перед домом, с роскошным синим клематисом, цветущим в палисаднике. За разговором они безнадёжно отстали и оказались в хвосте компании. Они толкнули калитку и очутились во дворе. Боже праведный, на них накинулись огромные неухоженные псы. Лёгкий хмель мгновенно улетучился, перепуганная Катерина спряталась за спину Американца. Но даже этот убедительный сигнал опасности её не остановил и не встревожил. Ей было уютно за его спиной и уже совсем не страшно. Американец побледнел, оступился, и чуть не упал на раскиданные по двору доски. Позвали хозяина. Гейза отогнал псов, которые уже не лаяли, а мирно обнюхивали перепуганную парочку. Кусаться им явно было лень. Псы потягивались и равнодушно зевали. Наконец, их провели в дом. Двор по сравнению с домом выглядел чистилищем.