– Борис Переплетченко? – наморщил лоб Мельников. – Переплетченко, гм. Не помню такого. Кличка у него есть? Не знаешь? Надо было хорошенько допросить девицу.

– Она и так на пределе была. Меня совесть грызет, что вытянул признание из больной, с расстроенной психикой.

– Явку с повинной ты протоколом оформил? Не откажется, когда выздоровеет? Сейчас это у них модно, отказываться от собственных «чистосердечных», заявленных при дознании. Или после душевной исповеди преподобному отцу Константину Калитину…

– Не иронизируй, Михаил. Ты ее не видел, а я видел, и мне не до шуток. Собственно, дело это не обэхээсовское, а уголовного розыска. Но поскольку я начал, так уж и быть, тебе остается только помогать. Пусть твои хлопцы установят связи Переплетченки, и я скажу спасибо.

– Нич-чего себе! У рубщиков мяса связей больше, чем у сотрудников угрозыска во всей республике! Попробуй тут отличить агнцев от козлищ. Хм, он нам спасибо скажет! Из твоего спасиба не сошьешь приличный рапорт начальству.

– Чего же ты хочешь?

– Как минимум размотай всю шиханскую мафийку, если таковая в самом деле имеется.

– А как максимум?

– Ну, заодно раскрой парочку дохлых дел, повисших на угрозыске. От водки столько мороки, вот еще и «травка» добавляется в наш букет. А насчет связей рубщика Переплетченки дожми свою наркоманку.

– Вряд ли ей что-нибудь известно. Год назад сидела, как мышка, в квартире этого Бори, боялась нос высунуть, пока он не вытурил ее в Душанбе. По ее словам, Боря осторожен, недоверчив.

– С ним ты уже познакомился?

– Визуально. Съездил на базар, полюбовался.

– Впечатления?

– Силен мужик. Мускулатура культуриста, кулаки боксера, челюсть супермена, усы запорожца, глаза стрелка по тарелочкам.

– Какие по делу соображения?

– Соображения такие. Наш шеф любит уголовный розыск больше, чем ОБХСС…

– Вот как?! Рад слышать. До сих пор не замечал такой любви. В чем она проявляется?

– К тебе в отдел он направил троих стажеров из школы милиции, ко мне – ни одного. Стажеров в Шиханске в лицо никто не знает…

– Понял. Предлагаешь установить наблюдение? А что, пусть мальчишки знакомятся с черновой работой сыщика.

«Мустанг» остановился в полуквартале от парикмахерской «Гармония». Двигатель урчал деловито, но сдержанно, как и подобает двигателям черных лимузинов. «Мустанг» старался успокоить хозяина.

А Корнев злился: Наташка опаздывает, как обычно. Конечно, не на свидание, это у нее всегда пожалуйста, а на работу. Сегодня ее смена с двенадцати, но уже десять минут первого, а ее не видать. Вот же дисциплина в их «Дисгармонии»! Да что говорить про службу быта, везде такой развелся бардак. Все охают, ахают: ох, подпольные сделки, ах, теневая экономика процветает! Потому и процветает, что разгильдяев и дураков не держит. Все просто: мозги и руки работают толково – делай деньги, прошляпил – деньги ваши стали наши, дисциплину ослабил – сам ходи строем в зоне, сколько тебе за ошибку нарсуд насчитает. Вот это и есть закон рыночной экономики, который все внедряют разные деятели своими бесконечными разговорами. Черт с ними, пусть болтают, деловому человеку и так неплохо, пока никто не знает, что делать, как жить дальше…

Где эта Наташка завязла? Должна же она… А, вот! Ишь, семенит, аж с пробежками. Корнев открыл правую дверцу. И когда женщина поравнялась с «Мустангом», свистнул.

– Ой, Игорек! Меня ждал? Ой, я, как назло, опаздываю!

– Уже опоздала. Садись. Садись, говорю!

Плюхнулась на сиденье, захлопнула дверцу, чмокнула его в щеку, вытерла след помады ладошкой.

– Где тебя черти носят?

– К Зинке в косметический забегала, им должны чего-то там забросить из дефицита, нам же работать нечем, снабжение паршивое…

– Своей заве это ври.

– Игорек, ну опять ты сердишься. – Наташка надула губы в лиловой помаде. – Давно ждешь? Игорь, я же никогда не знаю, что тебе от меня надо. Говори скорее, да побегу, а то и верно задержалась. Или лучше приходи сегодня, а? Приходи вечером, Светку вытурим ночевать домой, пускай с родителями пособачится, она после этого прибегает как шелковая.

– Сегодня не могу.

– Ох, ну каждый раз «не могу»! Раньше вот мог. Или этой ночью другая по графику? Может, твоя законная права предъявляет? Вроде в разводе, а ночевать к ней похаживаешь?

– Не забывай, я работаю ночным сторожем.

– Ага! Баб в постелях сторожишь. А на стройке за тебя Сопляк дежурит, думаешь, я не знаю? Тоже мне, нашел работенку! С твоей башкой каким-нибудь директором…

– На что мне такая радость? В наше время, Натаха, умный в гору не пойдет, умный устроится сторожем. И будет иметь больше директора. А насчет жены… Ей чего не хватает? У нее трехкомнатная кооперативная, обстановочка, японский телек, видик, маг тайваньский, библиотека лучше городской. За комфорт, Натаха, надо платить. Ну, мои семейные дела не твоя забота. А Светку держи при себе.

– Сколько можно, Игорь! Она со своим пьяным ментом в постели моей, а я в кухне на раскладушке корчусь! Вот я вообще прогоню эту сучку Жучку…

– Прогонишь, когда прикажу. Пока – нужна. И милиционера глядите не упускайте. Доставят Эльке товар, провернем дело, тогда всех разгоним, Натаха. Тогда мы с тобой и про семейные дела потолкуем.

Он обнял женщину за костлявые плечи, приблизил, прижал, стараясь не запачкать светло-серую рубашку ее обильной косметикой. Она заласкалась, замурлыкала, подставила губы.

– Игорь, а как ты мыслишь провернуть дело? Ну скажи-и.

– Много будешь знать, плохо будешь спать. Что там у Эльвирки слышно?

– Говорит, должны привезти на днях.

– Когда точно? И сколько?

– Игорь, как я буду подробности выспрашивать, она ж догадается. Я вообще вид делаю, что мне это до лампочки, она сама похваляется. Как-нибудь попробую выяснить, мы ж подруги, про разное болтаем, когда клиентов нету.

– Про разное? И про меня?

– Ну что ты, Игорь!

– То-то же. Эльвиру выспроси осторожно, но не тяни, а то опять дело накроется, как в прошлый раз.

– От меня, что ли, зависит? И так ей две пачки «Честерфилда», польские тени…

Тоща Наташка, как вобла. Подержаться не за что. Наштукатурена – ничего своего. Такие дуры с детсадика морды мажут, годам к тридцати, если отмыть, – живой трупик, а строят из себя! Тем и полезна Натаха, что за импортную мазню тысячное дело провернет, если подойти к ней по-умному.

– Чего глядишь, Игорек? Влюбился? Ну да, ты влюбишься. Что еще сказать хотел? Все у тебя? Тогда я побежала, ладно?

– Иди. Поаккуратней с Элькой. Узнаешь, что привоз был, так ко мне сразу.

– Прямо домой можно? – ехидно хохотнула Наташка.

– Сама знаешь куда. Да, вот что. Ходит еще в вашу «Дисгармонию» та дамочка из книжного склада, которую ты упоминала?

– Она в женском салоне завивается.

– Ничего. Найди подход. Может она доставать дефицитные книги? По госцене, понятно.

– Ты читателем заделался?

– Допустим. Намекни ей, что есть французские духи, колготки английские.

– Игорь, и мне!

– Иди, иди. Нехорошо опаздывать.

Чмокнула в щеку, вытерла поцелуй ладошкой. Выскочила, засеменила на высоченных каблуках. Опоздала больше чем на полчаса, еще и оглядывается, рукой машет. При такой дисциплине как не быть всяким дефицитам. И правильно, что деловые парни этим пользуются.

– Костя, можно к тебе на прием? Третий день, как ни ткнусь, все твой кабинет заперт.

– Значит, моя «Коломбина» не требовалась, а то нашел бы меня хоть под землей.

– Не все старушку «Коломбину» мучить, надо и казенный транспорт использовать, пока он на ходу. Отремонтировали наш «газик», может самостоятельно передвигаться и нас возить. Душно у тебя тут, Костя. Открою окно, ладно?

– От завода сильно фенолом тянет.

– Ничего, мы, шиханские, привычные. Дым отечества сладок и приятен. Майское солнышко вон как пригревает. Погода шепчет…