В дальнейшем удельные нагрузки намного превзошли ту, которую мы выбрали для Г-38, крылья стали еще меньше по площади. То есть мы шли совершенно правильным, научно обоснованным путем.
Мое мнение о Гроховском?
Ни одного пустого вопроса я от него не слышал. Ни одного вопроса типа «как дела?». Те, которые он задавал, были точны, иногда неожиданны и всегда касались самой сущности обсуждаемой проблемы.
Да, ему трудно было объясняться с некоторыми специалистами, он не владел языком теории. Но в каждом деле он интуитивно видел то, что далеко не всегда удается разглядеть за формулами. А далее – логика собственного мышления и доверие к своим ближайшим помощникам приводили его, как правило, к хорошо аргументированным решениям, хотя часто необычным.
Он никогда не спорил по мелочам, решения принимал без спешки, не быстро, но смело, и кое у кого это порождало абсолютно ложное представление об их скоропалительности, непродуманности.
Память стирает второстепенные детали, но атмосфера, рабочая атмосфера в институте в те далекие дни, как ни странно, не только созвучна сегодняшним задачам, поставленным перед страной XXVII съездом, но в некоторой части похожа на реализацию этих задач, с ориентировкой на всемерное, непрерывное ускорение.
М.Н. Каминский. …Кабинетик был маленький, все его стены были увешаны мастерски исполненными рисунками в красках – иллюстрациями начатых и планируемых работ. Гроховский кончил что-то писать и поднялся, чтобы выслушать рапорт моего начальника. Перед нами стоял сухощавый, выше среднего роста, подтянутый комдив. Черты лица правильные, хорошего рисунка, глаза серо-голубые, чуть выпуклые, волосы прямые, светлые, густые… Быть может, потому, что я уже наслышался всякого о Гроховском, но мне его лицо показалось фанатично-одухотворенным, несмотря на очевидную смертельную усталость, на покрасневшие белки глаз и желтизну курильщика, привыкшего работать по ночам. В общем, лицо человека, живущего за пределами жизненных мелочей.
Меня всегда поражала его деловая демократичность. Нельзя сказать, что он был особенно к нам внимателен: просто он воспринимал окружающих его людей как равноправных участников того, чем сам жил, вероятно, и во сне. Всякое замечание о деле преломлялось в его голове изменением или улучшением его идеи.
Л.Г. Минов – в письме М.Н. Каминскому. Вы правы, кому, как не мне, были известны все работы Павла Игнатьевича в области парашютно-десантного дела. Я очень его ценю как талантливого изобретателя, заслуги которого трудно переоценить. Вся воздушно-десантная техника, начиная с грузовых парашютов и кончая «люльками», кабинами, авиабусами, подвесками для боевой техники, которыми были оснащены начиная с 1931 года первые десантные части, является плодом его творчества и многочисленных экспериментов, порой связанных с риском для жизни, в которых он принимал личное участие.
По долгу своей службы в должности инспектора ВВС по парашютному делу я в 30-х годах имел тесную связь с Павлом Игнатьевичем. Правда, порой между нами пробегали «черные кошки», но уж это было связано с особенностями его характера, который не всегда укладывался в рамки воинских порядков…
О клевете на Павла Игнатьевича я слышу от Вас впервые. Лидия Алексеевна показывала мне документы о его, к сожалению, посмертной реабилитации и справку о причинах его смерти. Я записал данные из этих документов. Советую Вам не обращать внимание на сплетни, толки и слушки кумушек в брюках (а иногда и в военных кителях). Любителей до всякой гадости и пошлости у нас еще много. Им следует понять, что уголовных преступников не реабилитируют, а в лучшем случае досрочно освобождают. Я понимаю, что его семье и его друзьям все это очень тяжело, но что тут поделаешь. Другое дело, если бы кто-то где-то официально выступил с такой клеветой. Он получил бы достойную отповедь. А так что – дать в морду? Или плюнуть в глаза? Если мне кто-либо скажет об этом, поверьте, что я сумею пристыдить носителя сплетен на человека, подошвы которого не стоит тот, кто первым пустил по свету эту грязную версию.
Предложение. Грязные слухи, которые имеет в виду Л.Г. Минов, предлагается по одному не опровергать. Опыт свидетельствует, что это бесполезно. Каминский попытался опровергнуть слух не просто грязный, а еще и фантастически глупый: будто репрессировали Гроховского в 1942 году за спекуляцию трофейными автомобилями… Какие трофейные автомобили в 1942 году? Кто их тогда мог покупать?
Ничего у Каминского не получилось. «Да, – ответили ему, – вздор, конечно. С другой стороны, дыма-то ведь без огня не бывает… Да и что мы с вами знаем? Нич-ч-че-го толком! Темна вода!»
Вода и вправду темна, причем затемнена умышленно. В 1956 году Гроховский был посмертно реабилитирован и восстановлен в партии. Но не был восстановлен в писаной истории. Через двенадцать лет кто-то неназываемый запретил продавать уже отпечатанную книгу «В небе Чукотки» из-за главы о Гроховском. Тираж свалили в подвал. М.Н. Каминский предельно резко, с отвагой человека, не желающего признавать ничьих негласных «указаний», написал тогда начальнику Главного управления по охране государственных тайн в печати (Главлита) П.К. Романову, начальнику Главного политического управления Советской Армии А.А. Епишеву и, наконец, в полной ярости – М.А. Суслову. Но потом, остыв, письмо Суслову не послал: решил, что в эту дверь стучаться не следует. «Как это ни удивительно, – писал он А.А. Епишеву, – но сейчас положение в истории такое: 35 лет назад ВДВ (воздушно-десантных войск. – И. Ч.) не было – потом они появились. Когда и как – неясно. Во всех книжках о приоритете в создании этого оружия, о начальных страницах его истории говорится вскользь, немногими и самыми общими словами.
Я полагаю, что это не случайно. Что среди крупных деятелей военной техники есть люди, создавшие себе имя и положение на идеях и делах Гроховского, что они заинтересованы в искажении исторической истины. Возможно, я ошибался, но, полагая так, прежде чем оформить собранный материал, я обратился с прилагаемым письмом к т. Демичеву…»
П. Н. Демичеву М.Н. Каминский писал раньше, в 1966 году, – • просил помочь опубликовать очерк о Гроховском в журнале.
«…Вскоре, в январе 1967 года, ст. инструктор политуправления полковник Наумов А.Д. сообщил мне ответ: пишите, печатайте! Он даже договорился с редактором журнала «Авиация и космонавтика» относительно публикации этого материала».
«В небе Чукотки» вышла. И «Десантники» И. И. Ли-сова вышли. Но затем, примерно в середине 70-х годов, произошло нечто такое, чего ни с кем другим из восстановленных после 1956 года в нашей памяти, насколько мне известно, не бывало: Гроховский опять почти исчез из вновь выходящей литературы по истории армии и военной техники. Если его кое-где еще и упоминали, то все реже и реже и настолько кратко, глухо, что одним этим практически заново предавали забвению. Язык наш богат, при желании позволяет даже и похвалить так, что не поздоровится от эдаких похвал… Скажем, генерал армии В.Ф. Маргелов хвалит в объемистой брошюре «Воздушно-десантные войска» в 1977 году: «Немало важных работ по совершенствованию выброски воздушных десантов и боевой техники было осуществлено особым конструкторским бюро под руководством талантливого изобретателя, военного летчика П.И. Гроховского». И все.
Больше на шестидесяти страницах – ни слова о Гроховском. Важные работы «по совершенствованию выброски…». Значит, никакой Гроховский не основоположник: и до него кто-то уже выбрасывал десанты, а он лишь включился в проведение этих операций. Так, выходит?
«Нельзя обойти молчанием и работы по развитию парашютно-десантных средств, проводившиеся под руководством П.И. Гроховского Особым конструкторско-производственным бюро, преобразованным в 1934 г. в Экспериментальный институт» (Бирюков Ю.В., Роль Тухачевского в развитии советской авиации и ракетной техники. – Сборник «Из истории авиации и космонавтики», АН СССР, 1975, вып. 25, с. 15).
