– Сниму, не сомневайся, командир. Вот только...
– Что?
– У меня же вот эта бандура, - и шоферюга провел рукой по бронебойному ружью, которое лежало между ним и Ростиком. - А я бы хотел...
Ростик выволок из кобуры, сдвинутой, как у фронтовиков, на правый бок, почти на спину, наган. Он и не помнил, как у него этот револьвер оказался, кажется, перед боем у обсерватории его всучила вместе с кобурой одна из теток.
– Бандуру отдай кому-нибудь. Вот, возьми револьвер... Мне пока и карабина хватит.
Револьвер Черноброву понравился.
– А кобуру? А запасные патроны?
– Дело кончишь, вернешь, - твердо ответил Ростик, расстегивая ремень. - И запомни, патронов много, нахально не стреляй.
Чернобров вздохнул.
– Жадный ты, но... - он усмехнулся, - но это и правильно.
Склонившись в поясе, волоча свою «бандуру» по полу, он ушел, покряхтывая от натуги. Ростик проводил его взглядом, потом снова стал осматривать кусты, поле стадиона, запасное поле, которое несколько поколений мальчишек утоптали до плотности бетонного покрытия, трибуны, расположившиеся с той стороны... Была, конечно, еще пара одиночных постовых, но принимать их в расчет не следовало. Гораздо опаснее были, наверное, сами пурпурные, которые сновали между своими машинами, отчетливо подготавливая их к отлету. Эти могли вжарить из верхних башенок со спаренными установками... Нет, большой стрельбы от них тоже не будет, потому что большинство этих установок закрыты другими лодками, которые совершенно неправильно, как забытые впопыхах детские кубики, разбросаны по всему открытому пространству стадиона. Они смогут стрелять, только если взлетят...
Значит, нужно не давать им взлетать. Нужно сразу же захватить как можно больше лодок, тогда они точно не поднимутся в воздух. Это значит - атака в темпе спринта и огонь сзади, через спины на поражение по взлетающим пурпурным.
Ростик, стараясь остаться незаметным, выполз из комнаты и спустился на площадь перед водолечебницей. Тут находилось уже гораздо больше народу, чем при штурме райкома. Должно быть, успех подогрел многих вояк из толпы, которая следовала за батальоном. Ну что же, пусть так и будет, решил Ростик.
Построив батальон, он приказал ему разделиться на две части. Одна, менее боеспособная, должна была атаковать из-за лечебницы. В этот отряд Ростик определил почти всех, кто вряд ли мог выдержать напряжение настоящей схватки. Во второй отряд попала остальная, уже обстрелянная часть батальона. Эти люди знали, как себя вести в бою, им не нужны были даже взводные.
Несколько раз приказав, что первым в бой вступает именно его отряд и по его команде, Ростик объяснил необходимость скрытой подготовки атаки и повел людей, даже не оборачиваясь.
А зря. Потому что все пошло совсем не так, как он планировал. Те, кто должен был нападать из-за лечебницы, попробовали действовать, как солдаты Ростикова батальона, и их, конечно, заметили. Пост у пруда поднял стрельбу, со стадиона на помощь своим явилось около тридцати стрелков, большая часть из которых оказалась автоматчиками.
Без всякого труда они изрядно потрепали тех освободителей, которые застряли у лечебницы, но в этой перестрелке они не заметили остальную часть батальона. И вот когда стрельба у пруда стала уже затихать, Ростик понял, что дальше без боя они не продвинутся. Но и то, что им удалось подобраться метров на сто пятьдесят к трибунам, было на удивление удачно. Осмотрев еще раз застывших без движения солдат, Ростик выложил на ветку кустика перед собой карабин, щелкнул затвором, загнав в ствол патрон.
– Передать по линии, атака после выстрела, - проговорил он шепотом, повернувшись налево, потом то же самое повторил направо.
По кустам и деревьям прокатился ропот, чуть более громкий, чем хотелось бы. Но приказ этот был сейчас важнее, чем скрытность и тишина. Ростик дождался, пока все вокруг стихнет, а потом посмотрел на часы. Он обещал ребятам у парка двадцать минут...
Внезапно Ростику показалось, что он слышит хрипы умирающих, тихо и спокойно застреленных арбалетчиков и автоматчиков, посланных в ту часть стадиона... Нет, они, скорее всего, были еще живы. Потому что оттуда ни один выстрел на донесся, а значит - все в порядке. И они уже должны быть готовы, прошло гораздо больше времени.
– Ну, с Богом, - сказал Рост себе, поймал на мушку фигуру часового, с автоматикой на коленях сидевшего на краю трибун, четко выступающую на фоне серого неба.
Грохот выстрела разлетелся вокруг, как испуганная птица. И потом пошло... Огонь автоматный, винтовочный, пулеметный... Глухо рявкнула неподалеку бронебойная «бандура», никакого смысла этот выстрел, похоже, не имел, лодки пурпурных из кустов были еще не видны.
– Вперед! - заорал Ростик и поднялся на ноги.
И тут же получил пулю в грудь, почти в самый центр. Но она то ли уже отрикошетировала от чего-то, то ли прошила ствол небольшого деревца, но энергии в ней оказалось не больше, чем в болте, выпущенном из деревенского самопала. И все-таки это была боевая пуля, выпущенная из калашника. И она застряла в броне, как гвоздик, не до конца вколоченный в слишком тугую доску.
Ростик поднялся снова, как ни слаба была эта пуля, она все-таки сбила его с ног. Только теперь он был спокоен, на этот раз ему опять повезет, известно - в одно место дважды не попадает.
Он побежал вперед, то и дело оглядываясь. Его бойцы тоже побежали, полыхая огнем, криками и злобой.
На трибунах лежало уже несколько трупов, кажется, их приголубили ребята Черноброва, непонятно, правда, как и когда. Странно, подумал Рост, а я стрельбы не услышал... Может, после попадания пули он был в легком шоке, и его способность ориентироваться слегка... сбоила. Он поднялся на первые ступени трибуны и осмотрел поле перед собой.
На этом поле три или четыре машины пытались взлететь. Но по ним в упор и почти безнаказанно били подоспевшие автоматчики. Их очереди хлестали по пурпурным телам за рычагами управления, по людям, повисшим на полозьях, служивших лодкам шасси, как у американских вертолетов во Вьетнаме, на далекой Земле... Почти никто из этих не ушел, просто не мог уйти из-за плотности атакующего огня, самой дерзости и неожиданности атаки.
А вот с запасного поля лодки взлетали беспрепятственно. Две, пять, почти десять из них уже висели в воздухе, негромко жужжа какими-то своими моторами, и никого из бронебойщиков видно не было, только Угрюмый сосредоточенно целился в сторону парка.
– Угрюмый! - заорал Ростик так, что у него самого чуть уши не заложило, - стрелок нехотя поднял голову, посмотрел на него. - По лодкам - огонь!
Бронебойщик посмотрел на них спокойно, потом вдруг бросился к соседней каменной тумбе, обозначающей начало узкой лесенки, ведущей к верхним рядам.
Две лодки, наклонив морды, уже неслись на людей. Еще пара готовились к атаке. Боковые пушечки плотоядно шевелились, выискивая добычу, за лобовым стеклом Ростик видел пурпурного без шлема, с копной снежных волос...
Ростик начал стрельбу, потом пальнул Угрюмый. Его пуля, как спичка, чиркнула по правой болванке, не причинив противнику никакого вреда. Но их огонь заметили. Вот небольшая, сплоченная, в десяток молодцов, команда автоматчиков, разместившись, как на стрельбище, в ряд, полоснула очередями по ближайшему противнику, вот откуда-то еще ударило бронебойное ружье...
Одну лодку они все-таки зацепили. Она отвалилась, не выдержав встречного огня. Но вторая, та самая, где пилот был один, не свернула. И она ответила - ее спаренная установка из прозрачной башенки сверху и правая пушка ударили почти одновременно. И в одну точку, туда, где стоял Угрюмый. Он так и не успел выстрелить второй раз.
Каменное крошево, пыль и дым разрыва закрыли фигуру человека. Почему он не выстрелил, думал Ростик, летя вперед, перепрыгивая через три-четыре ступени разом. Он оказался рядом с телом Угрюмого, когда тот еще, кажется, двигался. Но кровь уже пропитывала обычную клетчатую ковбойку на груди, и серое от пыли лицо застывало в вечной неподвижности...
