В десятый раз пришлось рассказать о позавчерашнем вечере. О том, как поехала сначала не в ту сторону, о развороте и десяти минутах между моим приездом и смертью Игоря, только не стала говорить, что мой дядя — полковник милиции, но нарочно подробно рассказала о предъявленных сегодня фотографиях и версии Сергея Дмитриевича.
При словах «сейф» и «драгоценности» парни напряглись. Я решила пойти ва-банк и показала кольцо, которое достала из сейфа днем, когда рассказывала родителям о посещении милиции.
Оба с интересом рассмотрели кольцо. Мы выпили по второй, и я предупредила, что больше не буду. Мужчины согласно кивнули и выпили по третьей.
— Слышь, Насть, мутное дело какое-то получается. Мы вместе с Игорьком работали…
Вадик посмотрел на выражение моего лица, я слушала с вниманием, давая понять, что о роде деятельности убитого и сидящих здесь ребят просто не догадываюсь и предположить не могу, что некоторые граждане занимаются законопротивными вещами.
— Работали, значит, тесно. Все всегда на виду…
— Короче, не мог он без нашего разрешения пойти на это дело. — Голос у Славика оказался высоким, с фальцетом. Покрасневшие глаза смотрели на меня с ненавистью. — Ты точно его раньше не знала?
— Не знала. И не понимаю…
— Слушай, мы по своим каналам работать начали. Спрашиваем, хотим узнать, кто его так подставил. Но ты, если узнаешь чего, звони.
Вадик достал из кармана записную книжку, вырвал лист, написал три телефона.
— В любое время дня и ночи. Обещаешь?
— Обещаю.
— Смотри, за базар отвечаешь.
— Не понимаю, за какой базар, рынок или другую торговую точку я должна отвечать, но позвоню.
Славик встал, Вадик пропустил еще рюмку. Славик взял меня под локоть и запищал в ухо:
— Нам надо, чтобы ты показала, как он лежал.
Вот черт, только хореографического этюда мне не хватало. Но ребята уже стояли надо мной, поигрывая мощными мускулами. Пришлось встать и ковылять в гостиную.
Под окном, на жестком полу, было неудобно. Полежав полминуты, я села, вытянув ногу.
— Только здесь еще ковер лежал.
— Какой ковер?
— Персидский. Три на четыре метра. Мы его с мамой скатали и в коридор вынесли. Вон он.
Славик подошел к ковру и погладил.
— На нем есть кровь?
— Да, огромное пятно. Не знаю, что теперь с ним делать.
— Отдай мне.
— Бери.
— Сколько стоит?
Я тяжело поднялась, Вадик в последний момент подал руку.
— Нисколько. Бери так, но мне твою маму жалко. Увидеть такое…
— Я тебе другой куплю. Такой же. Славик оглядел ковер, примериваясь.
— Дверь нам подержишь?
— Конечно. Вы подождите пять минут, мне с собакой гулять пора.
Я посмотрела на часы. Пятнадцать минут восьмого. Эйнштейн со своей теорией относительности все-таки гений. Сорок пять минут между пятью и шестью часами мне показались длиною в рабочий день, а последние три четверти часа пролетели как десять минут.
Стерву для вечерней прогулки пришлось доставать из-под тумбочки. Ребята из коридора следили за моими потугами, но помощь не предлагали. И правильно. Не показались они моей чуткой собаке, а при их настойчивом внимании она и укусить могла. Пришлось сажать ее на поводок.
Первую дверь мы минули нормально, а подъездную я в последний момент не удержала, и она хлопнула Славика по спортивному заду. Он прошептал несколько слов из общенародного лексикона и повернулся ко мне, но Вадик потянул его к машине. Серебристая «Ауди» при их приближении мигнула фарами и приветственно мяукнула.
Как только они отошли, из кустов появился Алексей. Он встал рядом со мной, кивнул на мужчин.
— Чего хотят?
Я представила, что сейчас опять надо начинать навязший у меня в зубах рассказ, но Алексей перебил:
— Родственники убитого? На квартиру смотрели?
Я облегченно кивнула и ту же насторожилась.
— Леша, если вы такой наблюдательный, то с какой-такой девушкой вы меня утром перепутали?
— А, есть тут одна. Увидела меня три месяца назад и теперь каждый день перед глазами мелькает. Собаки у нее нет, она просто так гуляет.
— И в семь часов утра?
— С половины седьмого и днем пару раз во двор заходит. Мне из окна видно.
— Сегодня была?
— Была. Я поэтому днем от подъезда не отходил.
— Так вы меня на вечернюю прогулку для собственной безопасности пригласили? Боитесь нападения поклонницы?
— Боюсь. Гулять-то будем? Жители дома не любят гадящих в кустах под окнами собак.
— Ой, с моей собаки много не соберешь, ест как птичка. — Моя птичка в этот момент обнаружила в кустах затаившуюся Зорьку и радостно залаяла на нее. Я сказала: — Пойдем, герой. Под руку можно взять?
— Бери, не жалко.
Первое прикосновение через куртку. По моей руке, к сердцу, к душе, прошла волна счастья.
Мы продефилировали по бульвару чинным шагом в обе стороны. Болтали о фильмах, о телевидении, о книгах, о собаках. Ничего личного на первый взгляд, но на самом деле говорили о себе.
Я старалась держаться как можно прямее. Когда ты двадцать с лишним лет не можешь нормально наступить на одну ногу, то невольно все тело перекашивается на противоположную сторону. У меня больна левая нога, а перекос тела на правую. Позвоночник немного искривлен, мышечная масса справа больше, некоторое смещение внутренних органов, ну и так далее. И это при том, что родители позаботились и об ортопедическом матрасе, и о специальной гимнастике, и на массаж в детстве денег не жалели.
Я опиралась на подставленную руку Алексея, и было почти незаметно, что я инвалид. Гуляли мы не меньше часа.
Алексей довел меня до квартиры. Я, как во всех приличных фильмах, предложила зайти выпить кофе. Леша скептически посмотрел на Зорьку. Я тоже. Представив, сколько безделушек и стекла может оказаться на полу от ее визита, внесла поправку:
— Если можно, без собаки. Эта квартира рассчитана на мелкую живность.
Алексей покосился на меня:
— Я бы не сказал.
— Вы убийственно вежливы.
Алексей прижал руку к груди и сделал покаянный вид:
— Настя, прости меня. Мне очень нравятся твои габариты.
— Безнадежный хам. Собака перевернет у меня всю мебель.
Он предупреждающе выставил руку:
— Клянусь, она будет лежать на кухне, как приличная девочка, и не лезть мордой ни в холодильник, ни в телевизор.
Я уже отпирала входную дверь.
— Приличные девочки на кухне не лежат. Возьмите Стерву, а то она сбежит и я не смогу помыть ей лапы.
Десять часов вечера. Алексей вошел в мою квартиру.
Месяц назад я мечтала о такой квартире, о такой мебели (список приведен выше), а вот о таком мужчине я мечтать не смела. Или это я комплексую? Нет, не мечтала. Фантазии на такое совершенство не хватало.
Зорька ушла на кухню, размеры которой были ей под стать, Стерва легла в кресло, мы с Алексеем накрыли стол в гостиной. В третий раз за сегодня я решила не пить и в третий раз потянулась к рюмке. Безобразие. Пора трезветь.
Трезветь, но не в присутствии Алексея. Он ничего особенного не говорил, не играл в супермена, не кокетничал, но обаяние шло от него убойной волной. Мне куда-то нужно было девать свои жадные глаза, и я включила телевизор.
Мы беседовали о передачах по телевизору, на которые сейчас изредка обращали внимание, об институтах, в которых учились, и о работе, в которой у Алексея сейчас был перерыв — отпуск без содержания в связи с кризисом в стране. Их типография сейчас встала из-за непроплаты трех заказов. Но как только в стране стабилизируется валютный коридор, есть перспектива продолжения работы.
Алексей вспоминал, как часто задерживался в типографии, коллектив ночевал сутками при срочных заказах. Получали и деньги, и удовольствие от высокого качества работы. Н-да. Я со своей работы неслась, не оглядываясь. Грязные полы, смена замков, запертые случайно ящики, разбитые стекла, побелка и покраска стен и лампочки. О, эти бесконечные лампочки! Я выписывала и выдавала их сотнями. Я на глаз могла определить длину и мощность лампы дневного света, даже срок службы. Я могла при виде сантехника или электрика вычислить, через сколько дней или часов у него начнется запой. Но представить, что я добровольно буду ночевать в своем кабинете, больше похожем на подсобку? Ни за что.
