— Успокойся, милый, все будет хорошо. Скоро мы расстанемся с Ибрагимом и Виктором, они не понадобятся нам никогда... Ты удивлен, ты не можешь понять, как это устроится? Неужели ты думаешь, что я так легковерна и что идеями Ибрагима мы будем кормиться всю жизнь. Как бы ни осторожно мы действовали, как бы ни были ловки, расплата придет.
— Не тревожься, в этот раз нам ничего не грозит, Манучарьянц настолько погряз в жульнических махинациях, что лишившись своих денег, он останется нем, как рыба. Но когда мы получим свою долю, мы распрощаемся с нашими «друзьями». Хватит, надо начинать новую жизнь.
Ирина опустилась у ног Рашида на низкую скамеечку положила голову ему на колени и, выждав с минуту, стала смотреть ему в глаза, словно что-то читала в них, искала в самой их глубине и, найдя этот ответ, нежно и благодарно погладила своими тонкими пальцами его большие сильные руки.
— Скажи мне, ты доволен своей жизнью? Я спрашиваю о жизни, которую ты вел до знакомства со мной. Ты задумывался о том, что ждет тебя впереди. Станешь учителем, потом через много лет может быть займешь место директора школы. Женишься, народишь двух или трех детей. Так пройдет время до пенсии, а потом ты сядешь за свои воспоминания, будешь учить уму-разуму начинающих педагогов. Вот и вся твоя жизнь.
Поначалу удивлению Рашида не было границ. Он пытался спорить, пытался доказывать, что любую профессию и человеческую мечту можно в сатирически-желчном пересказе опошлить до крайности. Но Ирина в ответ только снисходительно улыбалась, насмешливо щурила свои огромные глаза и покачивала головой, словно говоря: «Как ты наивен, как мало тебе надо, чтобы чувствовать себя счастливым».
И Рашид, наконец, понял, что мысли Ирины не случайны, что ее вопросы имеют дальний прицел, что она прощупывает его, с нетерпением ожидая того ответа, который ей нужен.
Как наивны были его мечты, что удастся уговорить Ирину не идти на новое преступление, порвать навсегда с Ибрагимом и Виктором. И еще он убеждал себя в душе, что, принимая в первый раз участие в ограблении, не ведая этого, он во второй раз ни за что не согласится. Считал даже, что своим твердым отказом отрезвит Ирину, напугает Валиева и тот отступится от него, поверит, что Рашид останется нем, как рыба.
Теперь его хотят сделать вором, сознательно втягивают в преступление, он связан по рукам и ногам, он не находит в себе силы не только отказаться, но даже произнести слово «нет!» А Ирина? С какой зачарованной жадностью следит она за тем, как реагирует он на ее откровения, с какой легкостью и азартным блеском в глазах приняла она план бандитского налета. Она успокаивает его, обещает раскрыть свою тайну. Можно ли надеяться на хорошее, верить в то, что все станет на свои места? Нет! То что она сейчас скажет, будет еще страшнее, еще ужаснее.
Но как ни велико было волнение Рашида, как ни тошнотворно чувство страха, он сумел не выдать себя. Рашид точно захватил сильными пальцами свое трепещущее сердце, сжал его намертво, чтобы ни единый судорожный толчок не выдал тревоги, приказал себе в который раз: «Слушай! Познай все до конца».
Ирина почти уверилась в том, что Рашид сломлен ее убедительными примерами, последует за ней туда, куда вот уже в течение многих лет она рвалась. Куда же ей хотелось попасть? Чтобы не томить читателя, раскрою секрет сразу — за границу.
Не надо делать удивленных глаз и восклицать: «Как же так, ведь она советский человек, родилась и выросла на нашей земле?!» В данном случае здесь больше подходит изречение легендарного Козьмы Пруткова: «Смотри в корень». А корни у Ирины Скворцовой были сильно подгнившие. Мать ее, как уже известно, любящая больше всего на свете деньги, заразила душу дочери стяжательством. «Только деньги могут принести человеку счастье!» — повторяла она не раз, пересчитывая жадными пальцами ассигнации, полученные за шитье «на сторону». Дочь впитывала эти слова и жесты как губка, убеждения матери становились ее собственными убеждениями. От своей родительницы она училась глядеть с презрительной холодностью на людей, живущих только на зарплату и проявлявших бурную радость по поводу получения премии.
Ну, а отец Ирины, кем он был? Сапожником, сильно пьющим человеком, невоздержанным во хмелю на слова. Это и привело его со временем на скамью подсудимых в 1937 году, в том самом году, в котором родилась Ирина. Он получил десять лет и был отправлен из Киева в лагерь заключенных, в одну из центральных областей России. Во время войны отец Ирины попал к немцам, был ими обласкан и назначен начальником полиции в небольшом районном центре под Киевом. Когда судьба в виде фашистской свастики облекла его властью, он принялся жестоко преследовать патриотов. Ему удалось благополучно бежать, затесавшись в густые колонны отступавших гитлеровцев. Впоследствии он осел то ли в ФРГ, то ли еще в какой-другой стране и доживал дни на награбленные у мирных советских граждан ценности, тщательно скрывая от людей свое страшное прошлое.
Года через два после окончания войны мать Ирины из каких-то темных источников получила весточку от мужа. «Живу, хлеб жую, не жалуюсь, — сообщал он. — Авось, когда-нибудь удастся встретиться, вас к себе вызвать». И на этом все, больше от фашистского прихвостня не было ни слуху ни духу. Но мать, убежденная в том, что муж ее благоденствует в буржуазном мире, остро завидовала его судьбе, тем самым культивируя уродливое чувство зависти к призрачному капиталистическому счастью в душе дочери, тогда еще подростка. Так и выросла Ирина, не с белой и чистой душой, а с серой, шероховатой, в трещинах которой гнездились поры зависти ко всему, что оттуда. Би-би-си, Голос Америки, рассказы случайных знакомых, с оживлением и похотливым блеском в глазах, повествующих о том, что там не жизнь, а рай земной, лишь бы были деньги, закончили духовное формирование Ирины Скворцовой.
Мысли ее после этого начали работать уже в другом направлении. Мечта должна осуществиться — так решила она. Решила еще в Киеве, стремясь за несколько лет упорной работы «налево» скопить солидную сумму, а затем выехать в составе туристской группы в страны народной демократии. Там проще-простого будет попасть в одно из иностранных посольств и попросить убежища. Возникал вопрос: стоило ли заводить связи с «валютчиками», чтобы обменять советские рубли на доллары и фунты стерлингов? Хорошо, если попадутся «честные» люди, не подсунут фальшивок? Впрочем, можно ехать и с советскими деньгами, в посольстве не откажутся от них, с охотой поменяют на свои. Ирина хорошо понимала, куда попадут эти деньги: в разведывательные органы враждебного нам государства. Но ей до этого не было никакого дела, она считала, что для достижения личного счастья все средства хороши.
Она вскоре убедилась, что заработки частной портнихи слишком малы, чтобы скопить за короткий срок нужную сумму. Ну, например, 10 000 рублей! По курсу золотом Ирина намеревалась получить там, за рубежом, столько же или даже больше в долларах. Достаточно для того, чтобы открыть собственный салон дамских мод, нанять мастериц и впоследствии поставить дело на широкую ногу. Она была уверена в своих вкусах и способностях.
Вскоре на ее пути встретился Ибрагим: «Вот, кто мне нужен! — сказала себе Ирина, покоренная его широкими планами по добыче денег. — Вот, с помощью кого я добьюсь исполнения своей мечты».
Теперь она имела столько денег, сколько намеревалась собрать для исполнения задуманного. И как хорошо, что в нее влюбился бедный студент, красивый юноша, готовый ради любви пожертвовать собственными планами и мечтами.
«Уходить надо вместе с Рашидом! — эта мысль родилась у Ирины несколько дней назад. — Мы поедем в составе студенческой туристской группы. Препон в данном случае не будет, таможенный досмотр пройдет поверхностно. А там, как говорится, что бог даст. Удастся влюбить в себя богатого дельца, фабриканта, банкира, известного архитектора, писателя или просто рантье, живущего на проценты с солидного капитала, тогда «зеленого друга» можно будет попросить покинуть ее дом, выдав ему небольшую подачку. Пусть пробивает себе дорогу сам, в противном случае, пусть слезно молит советское посольство разрешить ему вернуться к любимой мамочке и продолжать занятия в своем пе-да-го-ги-че-ском институте».
