Я открыла тяжелую сафьяновую шкатулку, незнакомую мне, вызволенную, вероятно, на свет из старых дедовых сундуков во время капитального ремонта, всю в зеленых вензелях и золотистых мушках, и обнаружила в ней сложенные аккуратными треугольниками письма — переписку Деда с бабушкой в страшное время лагерей, и пожелтевшую тетрадь — личный дневник Деда с короткими, в несколько строк, записями. Последняя датировалась апрелем 1960 года и внезапно обрывалась двустишьем. Вот оно: «...И после всех подлогов и измен, меня мой ангел не покинул — он плакал, когда плакал я, и пел со мной, когда я поднимался, отряхивая пыль и тлен с души...».

Не покинул и меня мой ангел, когда ты, прекрасный мой поэт, любимый дедушка, как и в детстве, снова повел меня в Храм. И, как и тогда, благословлял ласково, подвигая к Чаше Причастия. И я шла, молитвой вкрапливаясь в вечность, минуя земное время: «Трепещу, Господи, приемля огонь, да не опалюсь яко воск и яко трава»... ибо опалялась прежде, как воск, от греховных страстей и сохла в них, как трава. «Прими, Господи, мое покаяние, как принял его от разбойника и блудницы!» — ибо была и блудницей, и разбойником. «Да не в осуждение мне будет причастие Пречистых Тайн Твоих... Не в осуждение, а в исцеление души и тела...».

Исцеления — вот, чего желает душа, чтобы до конца дней возрастала и крепла в ней вера, виноградник мой бесценный.

Март 2012