Джордану снова удалось зажать ей рот ладонью и вдавить ее в диван. Он печально произнес:

— Вам следует успокоиться.

Рейнард сказал резким тоном:

— Это говорит само за себя, не так ли?

Джордан ответил:

— О чем говорит? Она сейчас в таком состоянии, что абсолютно не отвечает…

— Меня не интересует, в каком она состоянии, — горько заметил Рейнард. — Насколько я понимаю, в настоящий момент вопрос стоит; вот как. — Невысокий мужчина, сплошные кости, распрямился. — Когда она вошла в этот дом, Вард был уже мертв? Или еще жив? Скажите мне, как она могла узнать, что моя жена умерла, если только ей не рассказал об этом мой сын, будучи еще живым?

Казалось, он вот-вот рухнет.

— Сядьте, сэр, — произнес Мерчисон. — Сядьте.

Он обратился к лейтенанту:

— Этот человек слишком много пережил за один день. Его сын был… ну, за неимением лучшего определения назовем это эмоционально раздраженным. Сегодня утром, когда Эмили Рейнард пыталась помешать ему покинуть дом, чтобы отправиться на поиски жены, Вард Рейнард сбросил ее с лестницы. Нет никаких сомнений, что именно так все и произошло. При этом присутствовал санитар. Ему Вард нанес травму, сломал ногу. Санитар ничего не мог поделать. Но он все слышал. Несчастная женщина скончалась.

— Он совершил убийство? — живо спросил Джордан. — Сегодня утром? А затем, говорите, отправился на поиски жены? Значит, также мог напасть и на нее, да?

САМООБОРОНА. Это слово огромным заголовком повисло в воображении Клиффа. Он тотчас же мысленно увидел всю картину. Во рту появился горький привкус поражения, хотя Эдвард Рейнард теперь должен был победить.

Аккуратно, словно все было им подстроено, Шерри оказалась главной подозреваемой в убийстве собственного мужа. А если она убийца — неважно, по какому разряду — и особенно, если ее признают невменяемой, то она не сможет оставить у себя ребенка. Однако, даже если Клифф и подстроил это «важное нечто», вступив в борьбу за право опеки, как он сможет потом все доказать? Не поблагодарит же его отец убитого парня, если выяснится, что именно он совершил это убийство?

Клифф почувствовал, как по его спине волнами пробежал страх. Больше всего его пугало не то, что он совершил убийство и может быть разоблачен, а то, что он на некоторое время забыл, что наделал. Он подумал об Элси. Господи, неужели он тоже не может отличить жизнь от вымысла?

Тем временем в комнате воцарилась траурная атмосфера, вызванная известием о последовавших одна за другой двух смертях.

Ее нарушил Мерчисон.

— Могу я спросить, — тихо, но отчетливо произнес он, — находилось ли оружие — эти ножницы — на виду или нет?

ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЙ УМЫСЕЛ. Клифф увидел, как на его мысленном экране мелькнул новый заголовок.

— Никто этого пока не знает, — ответил лейтенант. — Извините меня.

Выйдя в прихожую, он переговорил с сотрудником, который, судя по всему, вернулся, выполнив какое-то поручение. Мерчисон сел рядом с Рейнардом. Они расположились в двадцати футах от дивана, на котором сидели Шерри и Аллен Джордан. Между этими двумя позициями как судьи восседали Норны. Их старческие глаза были поглощены разглядыванием вновь прибывших. Надлежаще прикрытое тело унесли. На полу на память остался нарисованный мелом силуэт. Снова замелькали фотовспышки. Один полицейский принялся осторожно разбирать пропитанную кровью почту.

Лейтенант вернулся в гостиную. Судя по всему, он решил вести себя коммуникабельно.

— Почта была просунута в щель ровно в десять ноль четыре. Это время абсолютно точное. Его неоднократно проверили. Так вот, почта упала так — простите меня, — ясно, что она упала в кровь. Таким образом, разумно предположить, что жертва была если не мертва, то смертельно ранена — до десяти ноля четырех. Вы были в доме, — обратился он к Клиффу. — Почтальон звонил?

— Нет-нет, — ответил Клифф.

— Вы не знаете, когда именно миссис Рейнард вошла в дом?

— Нет, не знаю, — сказал Клифф. Он действительно не знал. Теперь, правда, ему стало известно, что она вошла после десяти ноля четырех, но он не мог сказать об этом.

— И вы, леди, тоже не знаете время, когда она вошла в дом?

Норны честно признались, что не знают. Оба адвоката внимательно следили за ходом разговора. Внезапно Шерри выпрямилась на диване.

— Эй, а ведь никакого слушания не будет, не так ли? — воскликнула она. — Выходит, это не имеет значения? Я пыталась выветрить все, гуляя на улице, но не смогла… не смогла…

Мерчисон спросил:

— Что она хочет сказать?

Джордан бросился к молодой женщине, но та выскользнула из его дружеских рук и вскочила на ноги.

— Это сделал мой враг! — воскликнула она. — О, пожалуйста, вы не вернете мне меня саму? Я знаю, кем была раньше. Я когда-то это знала.

Джордан пытался остановить ее.

— Кровь! — в отчаянии вскрикнула Шерри. Ее мысли сосредоточились на той дряни в ее крови, от которой необходимо было избавиться.

Наконец Джордану удалось силой оттащить ее назад на диван. Шерри начала плакать. «Плакать, бессвязно бормотать, — подумал Клифф, — а вскоре она начнет все отрицать». Он посмотрел на измученную женщину, сидевшую напротив, и почувствовал себя усталым и обманутым. Это и есть слушание? Но действие не подчинялось ему.

— Она сошла с ума, — заявил Рейнард. — Наркотики. Вам понятно? Это она научила моего сына употреблять наркотики. У них есть сын. Невинный ребенок, маленький мальчик.

— Не беспокойтесь, — попробовал утешить его Мерчисон. — Там, где Джон сейчас, он в безопасности.

— В данный момент, — мрачно произнес Рейнард. — Но я хочу, чтобы его отобрали у нее. Чего бы это ни стоило. Судебное преследование? Все, что угодно! Я не допущу, чтобы она была рядом с ним! Дайте мне хоть что-нибудь спасти!

Только теперь он склонил голову, и в комнате повеяло всеобщей жалостью. Клифф ощутил, что единодушие словно сгустилось. Даже Норны испытывали то же чувство. Оба молодых человека безумны. Оба убийцы. Сын убивает свою мать. Жена убивает своего мужа. И оба они безумны, безумны от употребления наркотиков, их разум прогнил и улетучился. Бесполезно пытаться вникнуть в это. Просто случилась еще одна трагедия. Единственное, что еще можно сделать, — это спасти ребенка, который пока не лишился рассудка.

До Шерри дошли некоторые слова.

— Но я не ходила… — попробовала было сказать она. — Я сказала продавцу шаров…

Джордан заставил ее замолчать. Откуда ему было знать, когда она в своем уме, а когда нет? Шерри заплакала, потому что не могла винить его за это.

Джордан сказал:

— Я хотел бы отвести ее к врачу. Разве вы не видите, что ей плохо?

В его голосе звучал гнев.

— Пока не могу вам этого позволить, — вежливо ответил лейтенант. — У нас тоже есть врачи.

«Что он имеет в виду? — подумал Клифф. — Врач, исследовавший рану Варда, уже ушел. Лейтенант говорит про полицейских медиков? Значит, он собирается ее арестовать?»

Клифф почувствовал, как у него заколотилось сердце. Но он сказал себе, что Шерри освободят. Защита выдвинет какое-нибудь оправдание. Невменяемость. Самооборона. Ладно, девиц не сажают в газовую камеру лишь за то, что они убивают одного-двух мужей. Такое случается ежедневно. Возможно, ее посадят в какой-нибудь дурдом. На время. Лишь на время.

А когда ее освободят… освободят?

Шерри удалось унять слезы. Она прижала к щеке тряпочную куклу и, закрыв глаза, начала укачивать ее.

С закрытыми глазами ей стало лучше, потому что нереальность исчезла, знакомые частицы вселенной не прыгали туда-сюда. А Вард мертв, и она осталась одна. Нет, подождите… Ведь было что-то… Она ведь думала об этом лишь минуту назад. Минуту назад?

— Все еще не есть все, — пробормотала Шерри.

Ей показалось, что в этой фразе есть какой-то смысл.

Молодой женщине не хотелось сливаться с вселенной. Весь смысл в том, чтобы ощущать ограниченную обособленность, отличие, позволяющее человеку сознавать себя чем-то. Шерри вот-вот была готова ухватить эту мысль. Вот-вот… Она начала напевать тряпочной кукле: