— Довольно! Вы насмотрелись на дом. Вы и так смотрели достаточно долго чтобы запомнить каждую доску и каждый гвоздь. Если у вас есть, куда идти, думаю, вам бы лучше отправляться туда. — И она указала на дорогу дулом винтовки.
Молодой незнакомец оглянулся и улыбнулся, прикоснувшись рукой к большой шляпе с широкими полями. Мешок на его спине не был похож на те вещи, что обычно носили с собой разжалованные или дезертировавшие солдаты. Когда же он заговорил, она отметила, что выговор у него, как у образованного, но он ничуть не важничал.
— Простите, мисс. Не хотел огорчать вас. Сделайте одолжение, отложите ваше ружье в сторону. За эти годы я повидал слишком много ружей. Заверяю вас, что не причиню вам никакого вреда. — Он посмотрел вверх, мимо нее. Он действительно думает только о доме, подумалось ей. — Не скажете ли вы мне — это дом Роберта Коффина?
— Может быть, — ответила она настороженно.
И опять он погрузился в молчание, уставившись на дом. Она начала думать, все ли в порядке у него с головой. Ведь не все увечья на войне видны были только на руках или ногах. Он медленно подошел к воротам, все так же разглядывая дом.
Ее беспокоило, что он так интересуется зданием. Зрелость сделала ее еще прекраснее, чем когда Коффин впервые увидел ее, или, по крайней мере, так ей говорили. Говорили также, что во всей Новой Зеландии нет ни одного мужчины, который бы прошел бы мимо нее, не остановившись, как вкопанный, чтобы посмотреть на нее. И вое же этот молодой человек полностью игнорировал ее. Первоначальные страхи уступили место у язвленному самолюбию.
Словно поняв вдруг, что он поступает невежливо, молодой незнакомец оглянулся на нее. Одна из его рук легла на калитку, теребя задвижку, словно бесцельно. Он стоял, обрамленный, деревянной аркой ворот, а по бокам виднелись желтые и красные розы.
— Простите, ради бога, я не хотел беспокоить вас.
— А что заставляет вас думать, что вы меня обеспокоили? Вместо ответа он продолжал говорить о своем.
— Я уже долго нахожусь в пути. Как видите, лошади у меня нет, хотя мой кошелек и полон. Я направляюсь на запад и думал, что пройду через Тараверу. — Он кивком указал на дом. — Меня интересует архитектура, и я немало слышал об этом доме. Он оправдывает свою репутацию. — Он вздохнул и снял руку с задвижки. — Думаю, я слишком задержался.
Казалось, он спорит сам с собой, и затем он опять обернулся, посмотрев на нее.
— Не обеспокою ли я вас, попросив немного еды и воды? Я целый день ничего не ел.
Она снова указала винтовкой на дорогу.
— В Те Вайроа есть миссия. Преподобный Спенсер накормит вас.
Молодой, человек посмотрел в направлении, в котором она указывала.
— Как далеко?
Далеко, чуть не сорвалось у нее. Насколько он может быть измучен? Если он так давно не ел… — а что, если он свалится, не дойдя до миссии? Она попыталась заглянуть в его глубокие голубые глаза.
— Неважно. Я могу дать вам что-нибудь выпить, по крайней мере. Входите. Но предупреждаю вас, преподобный с минуты на минуту будет здесь, и, если вы думаете о чем-нибудь, кроме еды или питья…
Он рассмеялся, открывая ворота и ступая на дорожку из гравия, которая вела через тщательно разбитый и ухоженный сад.
— Я не из тех, кто злоупотребляет гостеприимством. Кроме того, ведь у вас винтовка.
— Вот и не забывайте об этом.
Она отступила на порог. Он был чуть ниже шести футов ростом, заметила она, и эти глаза были настолько голубыми, что казались почти фиолетовыми.
— И как же мне звать вас, мисс?
— Мерита. Я работаю экономкой мистера Коффина, когда он живет в Окленде. Он — очень важный человек. Ее гость кивнул.
— Кто не слышал о «Доме Коффина»!
Вдруг она поняла, что он стоит к ней ближе, чем она намеревалась его подпустить, и ее внезапно поразило, что ведь и она тоже рассматривает его. Широкополая шляпа закрывала почти все его лицо, скрывая красоту. Вблизи она почувствовала исходящую от него непонятную энергию, совсем незаметную на расстоянии, но это не испугало ее. Улыбка у него была открытая. Она направилась к открытой двери, опустив винтовку, но не решаясь отложить ее в сторону.
— Думаю, для вас найдется немного холодной баранины и хлеба. Может, даже колбаса есть.
— Я благодарен вам больше, чем могу сказать, мисс. Конечно, я заплачу вам.
— Ерунда! Преподобный Спенсер никогда не простит мне!
— Как вам угодно. Готов поспорить, вы так же хорошо готовите, как и защищаете собственность вашего хозяина.
Она слегка поморщилась при этом слове. «Хозяин!» Ей пришлось научиться терпеть это словечко пакеа в присутствии гостей Коффина. Оставив входную дверь приоткрытой, она наблюдала, как он изучал хрустальную люстру, широкую лестницу, что вела на второй этаж, резное дерево и живопись на стенах.
— Отличный дом, — бормотал он про себя. — Подходит человеку вроде Роберта Коффина.
Она прошла мимо него, чтобы он смог, при желании, схватить ее винтовку, но он вообще не пошевелился. Напряжение оставило ее.
— Как вас зовут, путешественник? Он снова улыбнулся, и это была открытая, обезоруживающая улыбка.
— Киннегад. Флинн Киннегад.
Какой настороженный молодой человек, думала она, разглядывая его. Слишком напряженный, слишком откровенный для вора. Такой же напряженный, как и этот его интерес к архитектуре, так как, пока они шли на кухню, он смотрел каждый фрагмент орнамента, каждый из предметов мебели и кухонных принадлежностей, словно это интересовало его так же, как дорогие вазы и акварели.
— Сюда. — Она указала на маленький деревянный стол, за которым обычно ели слуги. Усевшись, он снял с плеч мешок и осторожно поставил его на пол.
Кончилось тем, что он в подробностях осмотрел всю кухню. И только после этого его внимание снова вернулось к ней. Давно пора, сердито размышляла она.
Она привыкла к тому, что мужчины застывают в изумлении, увидев ее, но, чем больше он смотрел на нее, тем отчетливее она понимала, что это что-то другое. Его взгляд был беспокойным, — не угрожающим, а именно беспокойным, и она не могла понять, в чем же тут дело. Она поставила перед ним еду и питье, ожидая, что он накинется на них так же жадно, как боров поедает помои. И опять он удивил ее. Было совершенно очевидно, что он голоден, но ел он не спеша и с хорошими, если не сказать элегантными, манерами, и жевал довольно медленно для человека, который не ел целый день.
— Вы, верно, пришли в Тараверу посмотреть на Белую и Розовую Террасу.
Как говорили ей посетители-европейцы, это были два самых удивительных горячих источника во всем мире, непревзойденные по своим размерам и красоте. Вода, температура которой колебалась от тепловатой до обжигающе-кипящей, величественно струилась на другом берегу озера каскадами изумительного цвета по снежно-белому известняку, застывая по пути в ледяные водопады и хрустально-чистые зеркальца озерков и, наконец, стекала в льдисто-голубоватые объятия самого озера.
— Я слышал о них, — проговорил он, набив рот хлебом. — Мне бы тоже хотелось осмотреть их, но не поэтому я выбрал именно этот путь.
— Вы говорите, что путешествуете на запад. А куда же вы направляетесь?
Его привычка не отвечать прямо на ее вопросы просто бесила ее. Вот и сейчас он вместо ответа наполнил свой стакан чистой колодезной водой.
— Так куда же вы путешествуете? Он пожал плечами.
— Я просто осматриваю страну. Я уже исходил весь Северный остров и почти весь Южный. Я и в Окленде бывал.
— Я слышала про Австралию. Там нет маори.
— Верно. Там одни только черные люди — черные, как вот пуговка на вашем платье.
Она опустила глаза, посмотрела на упомянутую пуговку, и затем снова подняла взор на него.
— Правда? Совсем черные? Он торжественно кивнул.
— У них волосы вьются, как шерсть у овцы, а носы широкие и плоские. Некоторые из них утверждают, что могут разговаривать с землей. От их музыки люди содрогаются, и они ходят еще более голые, чем самые первые маори. Живут они посреди края такого сухого, что там никогда не выпадают дожди, в таком месте и я, и вы умерли бы через несколько дней. — Он посмотрел на свой стакан и вдруг сказал со вздохом: — Пакеа очень плохо с ними обращаются.
