– Чего нет, того нет. Ни еды, ни водки.

– Тогда нам не понадобятся бревна, до утра мы помрем с голоду.

– Это не лучший исход, – рискнул вмешаться в разговор Данилов. – Надо что-то делать!

– Мы попробовали. Нам чуть не выдали по двадцать палок.

– Расскажите.

Данилов словно почувствовал, что сейчас услышит что-то интересное.

– В доме, что за квартал отсюда, живет виконт де-Пюибюск. Он отвечает за снабжение армии провиантом. Мы хотели пройти к нему, чтобы попросить выделить хоть немного продуктов. Но его охраняют гвардейцы. Нам даже не дали войти в дом, где находится его квартира. Обещали наказать, если придем еще раз.

– Так что собираетесь делать дальше?

– Пока мы ждем. Виконт вместе с гвардейцами отправился к винному магазину. Говорят, там караулы из итальянцев и немцев. Они сами выломали двери и напились.

– Так, может, пойти туда и выпить вина, раз у нас нет хлеба.

– Выпить, может, и удастся, господин майор, но дожить до утра – вряд ли. Даву приказал расстреливать всех, кого найдут на складах. У нас другой план.

– Какой же?

– Скоро виконт вернется. Можно попробовать залезть к нему через окна, чтобы поговорить. Должно же быть хоть какое-нибудь человеколюбие. Господин майор! Может, вы возглавите нашу делегацию?

– Почему бы нет! – отозвался Азаров. Рискованный ход, но верный. Запасы провианта могут рассказать о планах противника намного больше, чем расположение пушек на позициях.

Вскоре друзья вместе с французскими офицерами пробрались в квартиру де-Пюибюска, выломав окно. Измотанный бессонницей виконт проявил выдержку и не стал вызывать охрану.

– Господа! Не могу вам помочь. Запасы провианта ограничены. Я ничем уже не распоряжаюсь сам. Все разделил лично император. На всех не хватает, полностью удовлетворена только гвардия и саперные батальоны.

– Но почему саперные батальоны? – горячились офицеры. – Разве артиллеристы и пехотинцы хуже воюют?

– Им предстоит много работы. Завтра с утра саперы начинают подводить мины. По приказу императора все башни крепости будут взорваны.

«Главное сделано, – подумал Данилов, – теперь нам есть, что доложить Кутузову».

Мольбы офицеров все-таки возымели действие. Виконт дрогнул.

– Хорошо, господа! Сейчас я распоряжусь, вам выдадут немного хлеба.

– Господин де-Пюибюск! – Лейтенант даже прослезился. – Вы так добры! Мы никогда не забудем вашего человеколюбия!

– Особенно если через час меня расстреляют за доброту.

Около полуночи Данилов с Азаровым подошли к Днепровским воротам. Караул еще не сменился, лейтенант узнал их.

– У нас строжайший приказ никого не выпускать из крепости, – доверительно сообщил он. – Но на вас он не распространяется. Специально оговорено, что офицеры инспекции кавалерийских частей должны проходить беспрепятственно. Сейчас я распоряжусь открыть ворота.

– Как здесь у вас? Тихо?

– Теперь уже да. В ворота никто не ломится. А вот у конюшен постоянный шум. Мне кажется, там выводят лошадей и забивают их на мясо. Вы, наверное, по этому поводу?

Азаров мрачно посмотрел на не в меру разболтавшегося лейтенанта, и тот стушевался.

У конюшен действительно хозяйничали мародеры. На офицеров никто не обратил внимания. В общей неразберихе они выбрали жеребцов, оседлали их и отправились в путь.

Командир егерского полка майор Горихвостов был разбужен фельдфебелем далеко за полночь.

– Ваше высокоблагородие! Французов поймали.

– И что? До утра не мог потерпеть. Мы их теперь каждый день по сотне ловим.

Сонный майор был недоволен. Выспаться удавалось редко.

– Так это не такие французы. Сами на нас вышли. Шпаги отдали и потребовали, чтобы немедленно доставили к командиру полка. Я говорю, отдыхает командир, а они – ничего, потом отдохнет. Нет, говорю! Только утром, велел не будить. Ермаков ружье на них наставил, чтоб не буянили. Так один – здоровенный такой – ружье отобрал, а Ермакову в ухо заехал.

– И что? Он теперь у вас с ружьем разгуливает?

– Нет! Он ружье мне отдал сразу. Они и пистолеты отдали. Но главное, ваше высокоблагородие, он разозлился и такое по-матушке загнул! Ни один француз так не сможет. Только настоящий русский дворянин!

– Ладно, веди!

В комнату ввалилось пять человек – два французских офицера и три егеря.

– Куда! – заорал по-русски один из французов, рост и стать которого были весьма примечательными. – Я кому сказал за дверью ждать!

Здоровенными ручищами он сгреб в охапку всех троих и выпихнул в сени.

– Майор Азаров, офицер по особым поручениям при штабе Кутузова! – представился он.

– Подполковник Данилов! Вы командир полка?

– Да. Майор Горихвостов! По какой причине подняли меня среди ночи, господа?

– Нам срочно нужно в штаб главнокомандующего. Помогите!

– Но господа… я не уверен, что вы те, кем назвались. Можете чем-нибудь подтвердить?

– Ничем. Да это и не нужно. Давайте ваш конвой и отправляйте нас как пленных. Надеюсь, никто не осудит вас за то, что вы отправили в штаб двух французов, которые показались вам важными для фельдмаршала?

– Да, но…

– Нет времени, майор! – повысил голос Азаров. Но это было лишним, Горихвостов уже понял, что такой вариант устроит всех.

– Фельдфебель! – скомандовал он. – Конвой десять человек! И смотри, не потеряй в дороге наших дорогих гостей!

– Спасибо! – произнес Данилов. А когда фельдфебель вышел, добавил: – Послушайте! Вы здесь ближе всего к городу. В Смоленске по приказу Наполеона минируют башни крепости. Вы должны это знать. Если сможете, хоть как-нибудь предотвратить это – сделайте обязательно!

Двадцатый егерьский полк ворвался в город на плечах уходящего противника. Приказ командира был предельно ясным. Рискуя жизнями, егеря бросились разминировать башни старой крепости. Наполеоновские солдаты взорвали лишь десять из них. Остальные удалось спасти.

Федор Конь построил крепость с тридцатью восемью башнями. После тысяча восемьсот двенадцатого года она уже не выполняла оборонительных функций, как фортификационное сооружение. Но до наших дней сохранились половина стен и башен этой истинной святыни земли русской. Любой смолянин или гость города может вдоволь налюбоваться «каменным ожерельем России». Вот только памятника егерям двадцатого полка найти не удастся.

Одна из величайших в истории человечества войн, которая случилась между Россией и Францией в тысяча восемьсот двенадцатом году, имела ярко выраженную поворотную точку. Кому-то может показаться, что это случилось в тот момент, когда Наполеон вывел войска из Москвы. Но это не так. Восемнадцатого октября, когда Великая армия начала марш по Калужской дороге, никто даже и не помышлял о том, что она начинает уступать инициативу. В том числе и сам Наполеон, хотя до поворотной точки оставалось всего восемь дней.

Уход Наполеона из Москвы был связан с новым планом продолжения войны. Он решил вернуться к первоначальной идее – разбить кампанию на два этапа. За месяц он собирался прорваться на Украину, справедливо полагая, что зимовать там лучше, чем в Москве. Весной тринадцатого года Бонапарт собирался продолжить войну, пополнив Великую армию свежими силами.

Из Москвы он написал своему тестю – австрийскому императору:

«Срочно выдвигайте на Западную Украину в помощь корпусу Шварценберга еще и Трансильванскую армию в сто пятьдесят тысяч».

Кроме стотысячной армии, направляющейся с императором на Калугу, он мог рассчитывать на десятитысячную Молодую гвардию, оставленную с Мортье в Москве, корпус Понятовского, корпуса Виктора и Удино в Смоленске, дивизию Домбровского под Бобруйском, гарнизоны в Витебске и Полоцке. Эти многочисленные войска, хоть и разбросанные по необъятным просторам России, представляли серьезную силу. Против них русским придется выставить немало полков и дивизий. Сам же Наполеон, соединившись с корпусом Шванцерберга и Трансильванской армией, получал в свое распоряжение без малого триста тысяч штыков. А если Маре наберет в герцогстве Варшавском, Литве и Белоруссии тысяч пятьдесят, Ранье усилится саксонцами, то его армия станет похожей на ту, что перешла Неман в июне. Грандиозный план Бонапарта был разумен и тщательно продуман. Трудно поверить, но он развалился всего за восемь дней.