Нам необходимо понять героический мистицизм во всем его объеме, чтобы осознать, что он означает для развития человечества. Все творчество носит мистический характер, ибо индивид приобретает способность к творчеству исключительно через встречу с нуминозным, творческим пространством в сфере психического. Однако, поскольку творческое представляет собой формирующее и генерирующее мир начало, оно глубоко утверждает мир.
Героический мистицизм является мистицизмом призвания, мистицизмом, который формирует и преобразовывает мир. Поэтому не имеет большого значения, в какой сфере произошла встреча — в религиозной или художественной, в виде направленного вовне действия или внутренней метаморфозы личности. Герой всегда — Великий Индивид, великий потому, что он осознает в себе подобие творческого Антропоса Богу. Поэтому король, как прототип Великого Индивида и героя, наделяется атрибутами архетипического канона творчества (Новый год, коронация, драконоборчество). Отсюда в героическом мистицизме, обновлении мира и основании королевства распространены символы творческой миссии, а мир и история представляют собой места проявления нуминозно-го, того нуминозного, которое преобразует своего избранника посредством откровений и мистических встреч и через них обновляет мир. Уже было сказано, что для проявления нуминозного, характерного для высшей стадии внутреннего мистицизма, необходимо устойчивое эго и устойчивое сознание. Может показаться, что говоря так, мы исключаем из высшего мистицизма большое число тех мистиков, которые обычно рассматриваются как преимущественно природные мистики ( mystics par excellence), и относим их к классу уроборических мистиков. Если бы дело обстояло таким образом, то весь наш анализ был бы сведен к абсурду. В действительности, однако, вопрос гораздо сложнее.
Экстатический мистицизм отрицания ( via negativa) — независимо от того, имеем мы в виду индийских йогов, буддистов, католический мистицизм Св. Терезы или мистицизм молитв и медитаций Каббалы — не является уро-борическим мистицизмом в том смысле, который нами подразумевается; психологически мистики этого типа принадлежат к высшей стадии героического мистицизма (хотя сами они часто придерживаются иной точки зрения). Медитативный, акосмический мистицизм, ведущий в небытие — независимо от того, называется ли оно божеством, пустым пространством или нирваной — ни в коем случае не представляет регрессивный процесс, в котором растворяется эго. Сами мистики в своих рассказах часто ошибочно придерживаются такой точки зрения, к которой их подталкивают переживания при отходе от старых позиций эго. Однако легко показать, что напряженный путь высокого мистицизма на этой стадии, в отличие от мистицизма низкого уровня, всегда подготовлен укреплением эго, а не пьяным разложением и помутнением сознания. Сущность акосмического экстаза состоит не в приятном растворении эго, как в уроборическом мистицизме, а в крайнем напряжении эго, которое, от стадии к стадии, проносит борьбу героя с драконом и таким образом выходит за пределы старой личности. Характерно, что для подготовки к этим формам высшего мистицизма используются аскетические ритуалы и жесткие этические установки. Как и в ритуалах инициации при достижении зрелости и в мистериях, вышеуказанные средства используются для укрепления эго, являясь составной частью постоянных мер, содействующих тому, чтобы эго следовало своим внутренним путем, сопровождающимся усилением проявлений нуминозного.
Даже тогда, когда на вершине пути привлекательная сила архетипической Самости становится доминирующим небытием, а переживание мистика своей пассивности определяет активность божественного, мистик ошибается, предполагая, что он разрушил свое эго. Дойти до этого конечного состояния можно только через экстремальную и постепенно усиливающуюся активность эго. Чтобы преодолеть гравитационное поле, прикрепляющее эго к сознанию — чтобы пройти нуминозное архетипическое поле, окружающее небытие у самой сердцевины нуминозного и оказывающее сопротивление эго — требуются огромные усилия эго и сознания. Описанный мистический внутренний путь может привести к успеху только при усиленной концентрации воли и личности. И как бы парадоксально это ни звучало, сказанное означает, что эго должно наращивать свой заряд энергии, чтобы самостоятельно осуществлять свою отсрочку или фиксацию (suspension) и перемещение (transposition).
Насколько я, как непрофессионал, могу судить, мне представляется, что йога особенно подходит для иллюстрации данной ситуации. Рассказывая нам о своем стремлении к состоянию сверх-сознания, мистики, по-видимому, подтверждают наше утверждение, согласно которому их мистицизм состоит не в растворении эго и сознания, а в достижении преобразованного сознания, центром которого является уже не эго, а Самость, вокруг которой располагается или гравитирует ( gravitates) эго. Эту ситуацию можно понять по аналогии с индивидуацией. В хорошо известной психологам ситуации мы имеем дело с расширившимся, но не растворившимся сознанием. Тем не менее, эго в значительной мере отказалось от своей автономии в пользу Самости, которая теперь становится управляющим центром.
Мы здесь ничего не можем сказать о психологии эго на последней стадии высокого мистицизма; просто, как нам представляется, важно отметить, что, с точки зрения героического мистицизма, исчезает различие между мистицизмом бесконечного и мистицизмом личности. Даже те состояния высокого экстатического мистицизма, которые вначале принимают форму бесконечного мистицизма, достигают кульминации в личном мистицизме и в трансформации личности, а также в повышении творческой активности в мире.
Ввиду того, что творческая деятельность высоких мистиков в столь сильной степени направлена внутрь, можно было бы поставить под сомнение возможность говорить об их творческой деятельности в мире. Однако, не следует забывать, что пересмотр догм придавал этим мистическим переживаниям враждебную миру окраску и приводил к отвергающим мир формулировкам, которые совсем не соответствуют истинной природе высокого мистицизма. Не только героический характер их усилий, но и цели, к которым они устремляются, показывают, что этих мистиков нельзя причислять к уроборическим нигилистам. Существует хасидское выражение, которое с непритязательной простотой решает эту проблему. Об одном известном раввине сказано, что он является “праведником, носящим шубу”. Объяснение гласит: “Один человек покупает шубу, другой покупает дрова. Какова между ними разница? Первый хочет согреть только себя, второй хочет согреть и других” |15].
Неправильно смешивать индивидуацию с такой ложной праведностью; неправильно также считать подлинным враждебное отношение высоких мистиков к миру. В действительности преобразующий мир, то есть, творческий аспект всегда присутствует у высокого мистика. Обязательное самопожертвование, которое имеет силу закона в высоком мистицизме, подразумевает, что мистик должен обучать, писать, устраивать школы. Иными словами, такой мистицизм рассматривает себя в качестве пути к спасению человечества. Там, где такая деятельность имеет место, мы имеем дело с мистицизмом героя, стремящегося придать миру новый облик своим творческим возрождением. И хотя иудейский мистицизм стремится, например, “воссоздать” павший мир, поднять его до первоначального блаженного состояния, отрицательный аспект (концепция павшего мира) играет менее важную роль, чем намерение этого мистицизма воссоздать и обновить мир. Поскольку в данном кратком очерке нет возможности описать все приключения эго при мистической встрече с нуминозным и в архетипической ситуации героической битвы, мы не сможем обсудить здесь весьма важное событие, так называемый “священный брак” или гиерогамию, и ту роль, которую он играет в борьбе с драконом. Это психологический источник любовного мистицизма во всех его формах. В процессе возрождения героя мистическая встреча эго с творческим нуминозным началом приводит к появлению нового героя посредством “высшего союза”. На этой стадии имеют место бесчисленные формы отношений в мистическом священном браке,однако мы не можем обсуждать ни мужские формы мистицизма, связанного с невестой, когда эго полностью идентифицирует себя с анимой, душой, в присутствии нуминозного, ни соответствующие явления среди мистиков-женщин. Здесь мы обнаруживаем всевозможные формы архетипического секс-символизма. Мистик-мужчина может встретиться с мужским нуминозным элементом с женской установкой ( in a female attitude) или с женским нуминозным элементом с мужской установкой; это справедливо и для женщины-мистика. Формы мистических встреч с нуминозным особенно многочисленны в любовном мистицизме. По самой своей природе эротический символизм союза противоположностей, характерный для любовного мистицизма священного брака,следует считать составной частью встречи эго и божества, которая, как уже было сказано, является важной приметой мистического. Это противостояние эго и нуминозного начала разрешается только на конечной стадии, когда трансформация всей личности, включая эго, начинает преобладать над союзом противоположностей, характерным для драконоборческой стадии.
