Безусловно, было бы преувеличением утверждать, что прежние эпохи не знали о существовании этой стороны человеческой натуры. Религии спасения, в том числе и христианство, всегда обращались к этой стихии. Но если в предыдущие века глубины человеческой природы рассматривались как лежащие во зле и нуждающиеся в спасении, и в то же время подвергались запрету и изгнанию из свода ценностей, то в наши дни эта сторона жизни служит источником глубокого, страшного и опасного очарования. Очарование современного человека темной стороной предъявляет к нему “требование” и поэтому должно получить исчерпывающее объяснение. Неясность этого очарования таит в себе не только опасность, но и зародыши возможного будущего развития западной культуры, хотя на первых этапах такое развитие проявляется преимущественно в разрушительных и катастрофических формах.
В настоящее время западный человек знает о своей биологической, исторической, социологической и психологической детерминированности. Он сознает свою зависимость от своего тела, политических и экономических реальностей и поэтому испытывает неуверенность в своих идеологических и интеллектуальных подходах. Действительно, западный человек как индивид, находящийся во власти эго, не всегда и не в полной мере сознает эту зависимость (что и составляет реальную опасность для психологической ситуации). И тем не менее вся атмосфера жизни западного человека проникнута этим чувством, составляющим основу его экзистенциальной неуверенности. Тирания коллектива и ощущение тотальной детерминированности личностной структуры подтачивают психологическую опору индивида. Массовая психология, отвергая в принципе значение отдельной личности, лишает эго последней опоры и чувства уверенности в себе.
Вероятность реализации описанного процесса особенно велика в тех случаях, когда структура эго и сознательной психики воспринимается как зависимая от психологического бессознательного, которое неизменно демонстрирует свое подавляющее превосходство над эго. За исключением некоторых героев, однако, люди западной культуры не сознавали на личностном уровне прорыв темных сил. пока не возникла глубинная психология. Напротив, западная инфляция эго, составлявшая господствующую тенденцию в развитии западной цивилизации, начиная с эпохи Просвещения, до сих пор окрашивает философию жизни отдельного человека. Это означает, что ощущение или смутная интуиция экзистенциальной опасности и ранимости существует бок о бок с чувством уверенности эго в своей способности все совершить, познать и организовать под девизом “где хотение, там и умение”. В конечном счете, поляризация этих противоположных точек зрения — самонадеянность эго, с одной стороны, и возрастающее давление темной стороны психического, с другой, — приводит к расколу в личности как индивида, так и коллектива.
Коллективная дезориентация современного человека, особенно в тех случаях, когда она остается неосознанной и неассимилированной, то есть когда она не принимает форму личного переживания индивида, вызвала ряд опасных реакций, которые коренным образом изменили общий этос нашей эпохи и личную жизнь наших современников.
В упомянутом ряду можно определить два типа реакций, которые по странной прихоти психики нередко совместно возникают в одном и том же индивиде.
Первый тип реакций носит дефляционно-коллективистский характер и поэтому девальвирует как индивида, так и эго. Второй тип реакций носит инфляционно-индивидуалистический характер. В отличие от первого, второй тип реакций содержит завышенную оценку роли индивида и эго. Оба типа реакций отражают стремление уйти от рассмотрения реальной проблемы. Общим для обоих типов является стремление скрыть тот факт, что новый этический подход призван разрешить конфликты, тяготеющие над современным человеком.
Первая реакция на распад старой системы ценностей носит нигилистически-негативистский характер. Она характеризуется различными способами подавления чувства собственного достоинства в человеке. Идеал белокурой бестии, принцип “сознание приносит несчастье”* и идеология “крови и почвы” (земли) суть варианты этой губительной реакции. Общим для них является “знание”, что система ценностей сознания фальшива, отсюда враждебное отношение к сознанию. Если система ценностей сознания есть иллюзия, значит возрождение через сознание невозможно и поэтому необходимо отказаться от попыток достижения такого возрождения. Такая позиция приводит к идентификации эго с коллективными антиценностями. которая противопоставляется характерной для старой этики идентификации эго с коллективными ценностями.
В таком случае сознание и знание превращаются в псевдоценности, и если совсем недавно (например, в психологии Альфреда Адлера) бессознательное рассматривалось как некая уловка (то есть придаток) сознания, то теперь нигилистическая реакция, в свою очередь, сводит сознание к уловке бессознательного. Теперь сознание рассматривается лишь как средство реализации бессознательных инстинктивных сил; при этом дух и знание рассматриваются лишь как орудия в руках различных инстинктивных констелляций, принадлежащих группе или индивидам, входящим в состав этой группы.
Нигилистическая реакция отражает радикальное стремление к материализму, которое является одним из признаков прорыва темной стороны в западный мир. В философии различные формы материализма также приводят к редукции и дефляции человеческого чувства самоуважения, поскольку сознание, дух и ценности истолковываются как эпифеномены некоторого базиса иного порядка. Как и в социологии, где ценности рассматриваются лишь как идеологии и надстройки “реальных базисных условий”, так и в психоанализе феномены культуры интерпретируются лишь как “нереальные” компро-
* Seidel, “Bewusstsein als Verhangniss”.
миссные продукты деятельности психической структуры, которая в принципе бессознательна.
В обоих случаях пессимистически-дефляционная философия такого типа отражает глубокую тревогу сознания, вызванную переживанием теневой стороны жизни. Но если иудейско-христианская этика воспринимала противоположности дуалистически, то есть как страдание и борьбу с “другой” стороной, то нигилистическая реакция носит негативно-монистический характер — иными словами, она сводит принцип противоположностей к одной (например, материалистической) базисной структуре и объясняет духовную сторону как некий эпифеномен.
Вторая, инфляционная форма реакции также монистична, хотя и с обратным знаком. Ее можно охарактеризовать как плеромный мистицизм. Она представляет собой взгляд на мир, который в наше время привлек внимание многих исследователей. Эта реакция предполагает пренебрежительное отношение к реальности в ее существующей данности. Она “плерома”, потому что плерома, полнота божественной природы, существовавшая до сотворения мира, когда бог еще не вошел в этот мир, рассматривается как “истинное” состояние мира. Она мистична, потому что связь или соотнесенность с плеромой может быть достигнута только мистическим или иллюзорным путем.
Плеромно-мистическая реакция обычно сочетается с эсхатологическими элементами, то есть тенденциями к утопическому предвосхищению состояния спасенности, которое, согласно истории религии, должно наступить в конце времен. Она содержит остатки старой этики, хотя ею движет эсхатологическая психология достигнутого спасения, с точки зрения которой состояние “по ту сторону противоположностей” уже достигнуто. Эго стремится уйти от проблемы темноты и теневой стороны мира иллюзорным путем, с помощью мистически-инфляционной экспансии индивида, который отождествляет себя с плеромой, первичным духом, божеством и воспаряет в сферу бесконечного и абсолютного, теряя при этом свою идентичность. В наши дни классическим примером такой установки является Христианская Наука ( Christian Science). которая просто отрицает существование отрицательного. Нечто подобное можно обнаружить и в различных мистических, сектантских и политических движениях.
Плеромно-нигилистические подходы к теневой проблеме современного человека нередко сочетаются друг с другом, образуя связь, которая рисовалась воображению многих гностиков. Яркие примеры плеромно-мистической тенденции являют собой коллективистские движения, которые считают себя способными спасти индивида и в определенном смысле действительно его спасают, полагая, что индивид совершенен на плеромном уровне, и тем самым возводя его в состояние достигнутой спасенности. Таким образом осуществляется повторная коллективизация индивида, то есть сведение его к функции коллективного компонента массы. В то же время индивид спасается от своей изолированности, поскольку с него снимается личная ответственность. Освобождение индивида от его моральных проблем и принятие коллективом на себя ответственности позволяют всем коллективным движениям претендовать на роль спасителей. В наше время роль спасителя обычно принимает политическую форму, но в этом случае нетрудно заметить, что политика становится “опиумом для народа” и заменителем религии.
