Витька подышал на палец, приложил к стеклу. Поглядел в проплавленный во льду кругляк, вздохнул и сказал:

– Говорят, даже в Африке снег выпал.

Генка промолчал.

– И в Японии… Почти все Хоккайдо завалило, самураи снеговиков лепят…

Генка промолчал снова.

– У нас тоже… – Витька поглядел в окно. – Снегопад… Говорят, что эта зима – самая снежная за последние сто лет. Некоторые города на севере вообще занесло… А говорят – глобальное потепление.

– Это и есть потепление. – Генка поглядел на крестовую отвертку. – Просто его обратная сторона. Где-то потепление, где-то похолодание… У нас похолодание.

Генка поплевал на отвертку и принялся разбирать старый телевизор.

– А если все снегом засыплет? – спросил Витька. – Как жить тогда будем?

– Нормально, – ответил Генка – Нормально будем жить. Как в Японии. Снеговиков будем лепить…

Дверь пинком отворилась, и в гараж ввалился Жмуркин. В клубах пара и в поганом настроении – Жмуркин всегда пребывал в поганом настроении.

– Снеговиков собираетесь лепить?! – осведомился он. – Ну-ну. Лучше бы себе слепили немного мозга…

– Жмуркин… – поморщился Витька. – Это ты… А я слышал, что ты вроде как отравился… Заворот кишок, метеоризм…

– Спешу тебя разочаровать, я не отравился. И нет у меня никакого метеоризма, это у вас метеоризм! И в кишках, и в мозгах! Вы оба метеористы!

– Жмуркин, прилипни вчера, а? – попросил Генка.

– Сам вчера прилипни, – огрызнулся Жмуркин. – Вчера вам как раз подходит – вы оба – реликты…

Жмуркин замолчал и подозрительно уставился на Генку. Спросил:

– Зачем телик курочишь? Опять какую-то гадость придумал?

– Хочу на «Пчелу» турбонаддув поставить. Мощность на тридцать процентов возрастет…

– Лучше бы у вас мозговая активность возросла! Сколько можно возиться с этой рухлядью? Пора ее давно уже в утиль! Купите себе по скутеру, будьте счастливы!

Генка отвернулся.

– Где она? – Жмуркин оглядел гараж. – Где эта развалюха?

Это он так спросил, в гадком жмуркинском стиле – мотоцикл стоял на самом виду, поблескивал никелем, не заметить его было нельзя.

– Так-так, – промурлыкал Жмуркин, – вижу. Вижу этот металлолом…

– Не надо так говорить, – посоветовал Генка. – Техника не любит, когда ее ругают.

– Техника не любит, когда ее ругают! – дребезжащим голосом передразнил Жмуркин. – Не занимайтесь мракобесием! Не культивируйте идиотизм, с меня сегодня идиотизма хватит!

– В зеркало себя увидел случайно? – поинтересовался Витька.

Жмуркин скорчил в сторону Витьки поганую рожу.

– В фотомагазин сходил, – сообщил он. – А там придурки. Я им говорю, у вас есть кэноновский фикс-полтос, но только на один-четыре, а не на один-восемь, а они смотрят на меня как баран на новый «Шевроле». Ну, вот как ты, Витька. Примерно. Ну я им в жалобную книгу целую страницу вписал. Скандал, короче. Ну и потом еще тоже… А потом прихожу к вам, отдохнуть хочу душой и сразу вижу, как Генка каким-то маразмом занимается… Турбонаддув! В башку себе турбонаддув вставь!

Это Жмуркин уже почти крикнул.

Генка и Витька промолчали.

– Сидите, маетесь дурью… – Жмуркин хотел даже плюнуть, но в помещении плевать постеснялся.

– А что делать-то? – спросил Витька.

– Что делать?! – Жмуркин свирепо шагнул к мотоциклу. – Сейчас я покажу, что надо делать! Сейчас я…

Жмуркин запнулся, взмахнул руками и упал на мотоцикл. Вернее, на руль мотоцикла.

Вскрикнул, поднялся, обернулся.

По щеке, от глаза к нижней челюсти, стремительно наливался фонарь.

– Я же тебя предупреждал, – сказал Генка. – Они не любят…

И Генка с Витькой с удовольствием рассмеялись. Жмуркин поглядел в зеркало на стене.

– Ну все, – в голосе Жмуркина проскочило бешенство, – это последняя капля…

Жмуркин огляделся, увидел блестящую кувалду на стене, с трудом взял ее в руки и двинулся к мотоциклу.

Витька вздохнул грустно.

Генка тоже вздохнул. Предупреждающе. Очень предупреждающе. Жмуркин прошел мимо мотоцикла, приблизился к наковальне и принялся бешено лупить по ней кувалдой. Получалось звонко. При каждом ударе барабанные перепонки у Генки болезненно вздрагивали.

Жмуркин ковал.

Витька хотел уже было сказать Жмуркину что-нибудь глупое, но тут Жмуркин выдохся и отбросил кувалду в сторону.

– Развели тут… бардак… – просипел Жмуркин.

После чего принялся ругаться уже систематически. Он скрипел и бухтел, ругался злобно и иронично, бродил по гаражу, пинал канистры, снова ругался, проклинал Генкин изобретательский гений, Витькину мечтательность, врунов из Гидрометцентра, старую железную рухлядь и баранов из фотомагазина, которые не могут отличить экспокоррекцию от автоэкспозиции…

Генка задумчиво разглядывал телевизионные внутренности.

Витька глядел в окно с морозными зигзагами и вспоминал, как все начиналось.

– Гони жвачку! – сказал Витька. – «Кава»[1] второй пришла.

Генка вздохнул и полез в карман за жвачкой.

– Не, – Витька усмехнулся. – Ты мне не эту фруктозу давай, а настоящий минт. И не батоны эти каменные, а чтобы в пластинках. Чтобы все по-честному, как в Пенсильвании.

– Нету у меня нормальной, – вздохнул Генка. – Только такая есть.

– Тогда беги, – Витька кивнул в сторону киоска. – Двигай поршнями.

Генка вздохнул и побежал к киоску.

Витька устроился поудобнее и стал смотреть в бинокль.

Впрочем, больше ничего интересного не происходило. Соревнования закончились. Грейдеры[2] убирали трассу, приводили ее в порядок для завтрашней гонки. Забрызганные грязью пилоты отдыхали, общались друг с другом и с прессой, позировали фотографам на фоне мотоциклов, смеялись. Механики с серьезными злыми лицами загружали машины в трейлеры, вокруг них суетились мальчишки, старались подержаться за руль, потрогать бак, а если повезет, то за сцепление дернуть…

Витька отыскал среди мальчишек Хаванова и показал ему издали кулак. Потом быстро огляделся. Никто не видел. Никто Хавану не расскажет. Витька надеялся, что не расскажет…

Он осторожно пощупал языком зуб на нижней челюсти. Зуб шатался. Это все Хаван… С Хаваном шутки плохи.

– У, Хаван, – прошептал Витька, – смотри! Получишь свое еще…

Хаванов стоял рядом с победителем и подобострастно чистил победительский шлем. Дышал на него и быстро протирал специальной бархоткой.

– Лизоблюд! – прошипел Витька. – Лизоблюд зеленый!

Хаванов Витькиного шепота, конечно же, не слышал и вовсю продолжал драить победную каску. Усердно, высунув язык. И тут вдруг произошло совершенно невероятное – гонщик потрепал Хаванова по голове и разрешил посидеть на своем мотоцикле!

У Витьки аж дыхание перехватило от такой вселенской несправедливости. Хаван сидел на «Ямахе»![3] Да еще и за газ держался! Да еще за сцепление держался! Да еще и щеки раздувал, изображая рев мотора! А ему, Витьке, за всю жизнь посчастливилось лишь рядом постоять. Да и то давно. Да и то не с «Ямахой», а с каким-то стареньким «КТМ»[4]. Хотя Витька и не очень разбирался в технике и с трудом мог отличить коленчатый вал от какого-нибудь шатуна, но мотогонки он любил.

Ему нравилось наблюдать за срывающимися с места машинами, нравился запах бензина, нравились азарт соревнований, рык моторов, вопли с трибун… И вообще – атмосфера праздника, сопровождавшая каждую гоночную субботу, очень нравилась. Витьку интересовала, так сказать, внешняя сторона соревнований, а к технике у него никаких способностей не было. К тому же у Витьки не было и необходимости знать все эти технические штуковины – если что, он мог всегда узнать интересующую информацию у технически подкованного Генки. А Генка, когда-то почти три года занимавшийся в секции мотокросса, мог ответить на любой вопрос об устройстве мопеда, мотоцикла или даже автомобиля.