В редакции, находящейся в помпезном здании Союза писателей, я услышал, что с утра и здесь, в актовом зале, проходил актив. А часа в три за окнами нашей комнаты, выходящими на главный в городе Коммунистический проспект, возникло невиданное зрелище. Со стороны вокзала по проспекту двигалась колонна человек из 400-500, состоявшая из молодых людей, юношей и девушек, сплошь казахов. Впереди несли портрет Ленина и транспарант: «Каждому народу — своего вождя». Демонстранты были возбуждены, многие держали в руках палки с гвоздями на концах, у одного парня я заметил насаженные на длинную ручку вилы. Палки и вилы вскинуты были вверх, как острия , штыков...
Колонна остановилась перед Союзом писателей, слышались крики, группа юношей отделилась от основной массы и кинулась к входным дверям. Стоявшие в колонне кричали, кого-то вызывая к себе, я разобрал только «Олжас! Олжас!..» В двери ломились, колотили кулаками, но то ли двери, защелкнутые на ключ вахтером, оказались крепкими, то ли не столь уж много усилий применяли рвавшиеся в Союз, — в здание никто не проник. Я ждал, что кто-нибудь из писателей-казахов, может быть сам Олжас Сулейменов, откроет дверь, выйдет к молодежи... Никто не вышел.
Простояв под окнами Союза минут двадцать или тридцать, колонна тронулась вверх по проспекту, в сторону ЦК и простершейся перед ним площади имени Брежнева. Вечером стало известно, что там, на площади, собралось множество народа, шел митинг, руководство республики, привыкшее к торжественным заседаниям и юбилейным докладам, казенными, мертвыми словами убеждало людей разойтись, толпы не расходились, напряжение нарастало... На другой день толпы рвались к зданию ЦК, которое охраняла милиция, затем прибыли войска особого назначения, с овчарками, на площадь вывели колонны рабочих, построили в шеренги. Я сам видел развороченную облицовку фонтанов, длинного здания Агропрома, вытянувшегося вдоль площади: куски гранита летели в милиционеров, солдат, те отвечали на камни дубинками, рабочие — обрезками стального троса... Знакомый врач-хирург рассказывал, каким непрерывным потоком в его травматологическое отделение везли раненых казахов, многие были в состоянии исступления, не хотели, чтобы к ним прикасались русские врачи. Журналисты с телевидения передавали, что толпа раздавила инженера-телеоператора, отца троих детей. Слухи, многократно преувеличенные, о сотнях жертв, о трупах, которые вывозили из города и хоронили втихаря, втайне от родных, — слухи, один ужасней другого, распространялись по городу, как раздуваемый ветром степной пожар.
18 декабря — день рождения нашего внука Сашеньки. Аня попыталась из микрорайона пробраться в центр, чтобы купить цветов. Часть пути она ехала, потом троллейбусы встали, она вышла. Возле стадиона, перегородив дорогу, лежал перевернутый автобус. Она свернула к Никольскому рынку. Толпы людей, в основном молодежи, это район студенческих общежитий, возвращались с площади, как разбитые на поле брани полки. Многие несли в руках палки с гвоздями, металлические совки, чугунные печные кочерыжки. Все-таки ей удалось купить цветы и кое-как добраться до дома, где жили ребята.
Сын одного из наших сотрудников, работавший на заводе учеником, сам попросился на площадь. Попеняв на его молодость, все-таки парня взяли — там, в шеренге, он отбивался от бушующих, устремившихся к зданию ЦК толп... Помню, один из авторов нашего журнала, вбежав в редакцию, с трясущейся от ярости челюстью рассказывал, как удалось ему вырвать из рук студентов-казахов женщину, торговавшую пирожками, и втолкнуть ее в двери соседнего «Детского мира». «Мне бы автомат! Пулемет! Я бы их всех крошил — подряд!..» — кричал он. Мы тщетно пытались его, бывшего фронтовика, утихомирить, успокоить...
3
Когда после Караганды, где люди жили бок о бок, связанные тяжким прошлым и суровыми, опасными шахтерскими буднями, я приехал в Алма-Ату, мне в голову пришла мысль, не покидавшая меня все эти годы: если миру суждено погибнуть, то он погибнет не от атомной бомбы, а от национализма...
4
Великий Абай, чей авторитет непоколебим в казахской литературе и миросознании, писал:
«В детстве я не раз слышал, как казахи, увидев узбеков, смеялись над ними: «Ах вы, широкополые, с непонятной трескотней вместо человеческой речи! Вы не оставите на дороге даже охапки перегнившего камыша! Вы, принимающие ночью куст за врага, на глазах лебезите, а за глаза поносите людей. Потому и имя вам «сарт», что означает громкий стук и треск».
Смеялись казахи и над ногаями-татарами. «Эй, татары, боитесь вы верблюда, верхом на скакуне устаете... Потому, наверное, только и видишь вокруг: солдат — татарин, беглец — татарин, бакалейщик — татарин».
Смеялись и над русскими. «Рыжие делают все, что им взбредет на ум. Увидев в бескрайней степи юрты, спешат к ним сломя голову и верят всему, что им скажут...»
Я радостно смеялся, слушая эти рассказы. «О Аллах,— думал я, — никто, оказывается, не сравнится с моим великим народом».
Теперь я вижу, что нет растения, какое не выращивал бы сарт, нет вкуснее плода, чем в саду у сарта. Не найти страны, где бы не побывал сарт, торгуя, нет вещи, которую он бы не смог смастерить. Когда же пришли русские, сарты опередили нас, переняв у русских их мастерство...
Смотрю на татар. Они и солдатчину переносят, и бедность выдерживают, и горе терпят, и Бога любят. Даже самых избранных наших богачей они выгоняют из дома: «Наш пол сверкает не для того, чтобы ты, казах, наследил на нем грязными сапогами!»
О русских же и говорить нечего. Мы не можем сравниться даже с их прислугой».
Абай писал:
«Нужно овладеть русским языком. У русского народа разум и богатство, развитая наука и культура. Изучение русского языка, учеба и русских школах, овладение русской наукой помогут нам перенять нее лучшие качества этого народа... Знать русский язык — значит открыть глаза на мир. Знание чужого языка и культуры делает человеки равноправным с этим народом, он чувствует себя вольно, и если заботы и борьба этого народа ему по сердцу, то он никогда не сможет остаться в стороне».
Абай писал:
«Русская наука и культура — ключ к осмыслению мира и, приобретя ею, можно бы намного облегчить жизнь нашего народа. Например, мы познали бы разные и в то же время честные способы добывания средств к жизни и наставляли бы на этот путь детей, смогли бы защитить аулы от несправедливых царских законов, успешнее боролись бы за равноправное положение нашего народа среди великих народов земли.
Больно оттого, что казахи, обучившие своих детей по-русски, норовят при помощи их знаний поживиться за счет своих же соплеменников...»
Абай писал:
«Достоинство человека определяется тем, каким путем он идет к цели, а не тем, достигнет ли он ее».
Абай, «Слова назидания».
5
ИЗ ВЫСТУПЛЕНИЯ СЕКРЕТАРЯ ЦК КПК КАМАЛИДЕНОВА З.К. НА ВСТРЕЧЕ СО СТУДЕНТАМИ И ПРЕПОДАВАТЕЛЯМИ КАЗГУ, СОСТОЯВШЕЙСЯ 26 ДЕКАБРЯ 1986 ГОДА, СПУСТЯ 8 ДНЕЙ ПОСЛЕ СОБЫТИЙ НА ПЛОЩАДИ БРЕЖНЕВА.
16 декабря состоялся пленум ЦК КПК, на котором тов. Кунаев был освобожден от обязанностей 1-го секретаря ЦК в связи с уходом на пенсию. Первым секретарем был избран тов. Колбин. Вечером об этом было объявлено по радио, утром следующего дня об этом сообщили республиканские газеты.
Уже с утра 17 на площади им. Брежнева собралась огромная толпа молодежи, высказывая свое неодобрение решением пленума. На выступления членов Бюро ЦК не реагировали, швыряли снегом, камнями. К концу дня у многих в руках появились разные предметы, с которыми потом нападали на милиционеров и солдат. Это были отточенные ножи, железные прутья, черенки от топоров и лопат. Железные прутья были у многих со специально сделанными ручками, чтобы удобнее было держать и бить! Где и когда они были сделаны, кто их раздавал, если студенты делали их не сами? Но разве может быть такое количество орудий нападения — фактически оружия — сделано за одну ночь?.. Кое-кто и теперь называет случившееся мирной демонстрацией молодежи, но несколько десятков милиционеров, курсантов и солдат после нее были госпитализированы...
