Еврибиад дрожал от нетерпения, видя, что «Сатейра» вот-вот настигнет один из вражеских кораблей. «Тавропола» приотстала от «Сатейры» всего на полкорпуса, воины во главе с Диноном сгрудились на носу триеры, готовясь ринуться на абордаж.
– Вижу сигнал на корабле Фемистокла! – раздался голос Фрасона.
Еврибиад оглянулся, отыскивая глазами афинские корабли. Они изрядно отстали, поскольку продолжали идти на веслах, как и весь эллинский флот. Триера Фемистокла была самая большая и находилась во главе боевого строя. Над кормой «Тритогенеи» трепетал на шесте длинный бело-красный вымпел. Это означало: «Принимаю начальство над флотом!»
Еврибиад не рассердился на Фемистокла, сознавая, что тот поступает правильно. Ведь Еврибиад вполне мог погибнуть, погнавшись с двумя триерами за четырьмя вражескими кораблями.
Вражеское судно, почти настигнутое «Сатейрой», внезапно убрало парус и совершило резкий разворот назад, двинувшись на веслах прямо на «Таврополу», целя тараном ей в борт. Кормчий на «Таврополе» не растерялся и сумел увести свой корабль от опасного сближения с вражеской триерой. Кренясь на правый борт, «Тавропола» описала полукруг по волнам и поддела тараном корму вражеского судна, сломав оба рулевых весла. Потеряв управление, корабль киликийцев сбавил ход. Еще через несколько мгновений «Тавропола» совершила очередной таранный удар по вражескому судну, расколов его пополам.
Еврибиад с восхищением глядел на быстрые маневры «Таврополы», завершившиеся потоплением киликийского судна. Крики тонущих варваров нисколько не трогали Еврибиада.
За мысом Гриба волнение моря было значительно слабее, поскольку скалистые утесы на нем принимали на себя порывы восточного ветра.
Впереди открылся широкий проход в бухту, где стояли на отмели длинные ряды киликийских триер. Укрытая от волн и ветров высокими скалами, эта бухта, несомненно, являлась самой удобной стоянкой в западной части Магнесийского полуострова.
Жестокая радость взыграла в сердце Еврибиада, когда «Сатейра» вздрогнула от носа до кормы, с глухим скрежетом протаранив вражеский корабль с черно-белым парусом на мачте. К этому моменту матросы на «Сатейре» убрали паруса. Гребцы навалились на весла после зычного возгласа Клеандра, повелевшего им дать задний ход. «Сатейра» подалась назад и, совершив поворот, устремилась вдогонку за другим киликийским судном, подгоняемая дружными взмахами весел. Протараненный «Сатейрой» вражеский корабль стал стремительно погружаться в морскую пучину и уже через минуту скрылся из глаз, оставив на пенной поверхности моря небольшой водоворот, в котором плавали обломки досок, весел и гребных скамеек. Оказавшиеся в воде киликийцы пытались спасаться вплавь, благо до мыса Гриба было недалеко.
У самого входа в бухту «Сатейра» настигла еще один вражеский корабль, прижав его бортом к мели. Киликийцам ничего не оставалось, как сражаться. Они скопом ринулись на палубу «Сатейры», громко вопя и размахивая оружием. Эллины приняли их на копья, мигом образовав боевую шеренгу.
Забыв про свое недомогание, Еврибиад яростно колол врагов копьем, а когда копье сломалось, то выхватил из ножен короткий меч. Свалив ударом по голове киликийского военачальника в чешуйчатом блестящем панцире, Еврибиад невольно пошатнулся, когда под днищем «Сатейры» прокатилась морская волна. В этот миг кто-то из киликийцев ударил Еврибиада дротиком в правый бок, пробив панцирь. Острие дротика застряло между ребрами Еврибиада, причиняя ему сильную боль.
Два спартанских гоплита заслонили Еврибиада щитами, давая ему возможность отойти назад. Однако Еврибиад не собирался отсиживаться в стороне. Он попытался выдернуть дротик из раны, но бронзовый наконечник дротика, погнувшись при ударе в панцирь, прочно засел между ребер. Тогда Еврибиад, скрипя зубами от боли, обломил древко дротика и снова бросился на врагов.
Очень скоро меч в руке Еврибиада окрасился кровью по самую рукоять. Сраженные им киликийцы так и падали на доски палубы, кто с перерезанным горлом, кто со вспоротым животом, кто с отрубленной рукой…
Еврибиад не заметил, как оказался на палубе вражеского судна, куда переместилось сражение. Киликийцев было много, но выстоять против спартанцев они не могли. Уцелевшие варвары стали бросаться с корабля в море, утратив мужество. Киликийский корабль оказался в руках греков.
Оставив на захваченном вражеском судне четверых матросов, Еврибиад повел «Сатейру» на подмогу к «Таврополе», которая тоже сцепилась бортом с четвертым из дозорных киликийских кораблей. Варвары уже одолевали команду «Таврополы», когда на них обрушились воины во главе с Еврибиадом. «Сатейра» подошла к киликийскому судну с другого борта. Таким образом, две спартанские триеры взяли неприятельский корабль как бы в тиски.
Все варвары были перебиты и выброшены за борт.
– Это тоже твой трофей, дружище, – сказал Динон Еврибиаду, жестом указывая ему на захваченное вражеское судно. – Без твоей помощи мне было бы не взять эту добычу. Клянусь Посейдоном, ты подоспел вовремя!
Еврибиад чуть заметно улыбнулся, польщенный похвалой Динона. Он держался прямо и разговаривал с симбулеем ровным голосом, хотя острие дротика, засевшее у него в боку, причиняло ему мучительную боль. Увидев обломок дротика, торчащий из тела Еврибиада, Динон стал уговаривать его поскорее спуститься в каюту и перевязать рану.
– Пустяки! – отмахнулся Еврибиад. – Рана не смертельная, и кровь почти не течет. Я не могу отлеживаться, когда эллины сражаются с варварами!
Самообладание и мужество Еврибиада произвели сильное впечатление не только на Динона, но и на Фемистокла. Эллинский флот, ворвавшийся на стоянку киликийских судов, отрезал варварам все пути отступления по морю. Сражение с киликийцами развернулось на суше среди их шатров и горящих костров. Еврибиад отличился и в этой битве, всякий раз появляясь во главе спартанских гоплитов там, где сопротивление киликийцев оказывалось наиболее упорным. Еврибиад получил еще одну рану стрелой в бедро, но не покинул боевой строй. Разбитые наголову киликийцы рассеялись среди окрестных холмов и гор, поросших чахлыми соснами.
Эллины подожгли киликийские корабли и в сгустившихся сумерках спешно отплыли к мысу Артемисий.
Глава шестая. Битва на рассвете
Лекарь Зенон озабоченно хмурил брови, врачуя раны Еврибиада при свете двух масляных ламп, озарявших внутреннее пространство палатки мягким желтоватым светом. Ловкие пальцы Зенона сначала извлекли обломок стрелы из бедра Еврибиада, забинтовав кровоточащую рану тугой повязкой. С наконечником дротика, застрявшим между ребер Еврибиада, Зенону пришлось изрядно повозиться. Видя, что Еврибиад без стона выносит сильнейшую боль, Зенон признался ему, что пациента со столь железной выдержкой у него еще не было.
– Неужели все спартанцы такие стойкие? – молвил Зенон, смывая кровь со своих рук над медным тазом с водой. Он был родом с острова Эгина.
– Можешь в этом не сомневаться, друг мой, – ответил Еврибиад, лежащий на постели с закрытыми глазами. – Спартанцев с юных лет приучают без стона выносить любую боль. И меня в свое время не раз секли розгами у алтаря Артемиды Орфии. Как видишь, мне это пошло на пользу.
Зенон лишь хмуро покачал головой, собирая в кожаный мешочек свои врачебные принадлежности. Ему был известен этот суровый обычай лакедемонян, согласно которому спартанские юноши обязаны приносить свою кровь на алтаре Артемиды Орфии. Жрецы секут юношей розгами так сильно, что кровь брызгает с их обнаженных тел на алтарь богини. При этом юные спартанцы не должны издавать ни стона, ни вскрика, иначе их жертва будет неугодна Артемиде Орфии.
Дав выпить Еврибиаду сонного снадобья, Зенон удалился. Его ждали другие раненые в становищах афинян, коринфян, эвбеян и пелопоннесцев. Зенон был лучшим лекарем в эллинском войске.
Этой ночью Еврибиаду приснилась Горго, жена царя Леонида. Еврибиад был дружен с Леонидом, поскольку вместе с ним вырос. Они и по возрасту были одногодками. Изначально Леонида не прочили в цари Спарты, поскольку эфоры и старейшины признавали право на царский трон Агиадов за Клеоменом, старшим братом Леонида. Клеомен и стал царем Лакедемона. Леонид же и другой его брат Клеомброт прошли все ступени сурового спартанского воспитания в илах и агелах как рядовые граждане.